Уже лучше. Но все равно не то. Старый запойный мужик. Нет, надо завязывать с виски! Надо заняться спортом, как раньше. Надо перестать курить по три пачки в день. Надо…

— Матвей, я тебя предупреждаю, что консьерж через две минуты вышибет дверь!

Он тяжко вздохнул и открыл защёлку ванной. Визг немедленно прекратился, и в просторное помещение влетела Нелли.

Чуть ли не с первого дня, а значит, уже три года, Матвей не мог понять, с какого перепоя он поселился вместе с ней. Точнее, случилось-то всё с самого настоящего перепоя, и это Нелли переехала к нему, заполнив свободное пространство квартиры своими бронзовыми статуэтками, нелепыми модными сухими цветами и шмотками, стоимость каждой из которых превышала месячную зарплату толкового менеджера. Яркая брюнетка, всегда накрашенная самым вызывающим образом, с безукоризненным (и очень дорогим, судя по чекам из салона красоты) загаром, а главное — с телом, подходившим под все каноны красоты двадцать первого века, она просто вошла в его жизнь, уцепилась за локоть и больше не отпустила.

— Стареешь, дорогой! — съязвила она, вывернув до отказа кран горячей воды в ванне. — Глохнешь! Скоро ослепнешь и вообще рисовать не сможешь!

— Писать, Нель, писать!

— Тоже мне писатель! — фыркнула молодая женщина, сбрасывая кружевной пеньюар. Матвей невольно окинул взглядом её идеальное тело и отвернулся.

— Художники тоже пишут, — пробурчал он, выходя из ванной. Без толку спорить. Нелли имела собственное мнение обо всём на свете, даже о том, в чём она совершенно не разбиралась.

Оставив ее в ванной, Матвей зашел в кухню. На автопилоте наполнил резервуар кофеварки, достал из шкафчика капсулу крепкого кофе, чашечку, заменитель сахара, ложечку, приготовил всё и сел к барной стойке. Пачка сигарет лежала на гранитной поверхности со вчерашнего вечера, и Матвей закурил, чувствуя, как сушняк превращает его рот в размокший под дождем и высохший картон. Вот зачем он вчера напился? По поводу днюхи? Тоже мне, праздник называется! Хорошо хоть не буянил в ресторане, а то там было много знатного народу. Взять хотя бы мэра Питера, большого поклонника его картин. Сколько работ ему продали? Пять или шесть, надо спросить у Вики… Вика тоже хороша! Могла бы удержать его от последних трёх стаканов. Или даже четырёх. Агентша хренова! А может ей выгодно, чтобы знаменитый художник Матвей Белинский напивался, как сапожник?! Она прекрасно знает, что без виски Матвей не напишет ни одного полотна.

Блин, никто не понимает, что без виски у него просто не получится малевать эти модные и абсолютно бездарные картины, которые раскупаются за одну ночь выставки!

Машина, похожая на сложный космический прибор, громко заурчала, извлекая из своего нутра ароматный крепкий кофе. Матвей очнулся от размышлений и взял маленькую фарфоровую чашечку. Тьфу ты, даже в пальцах не удержать! Куда Нелли задевала старый сервиз, из разноцветного стекла? Там хоть чашки были нормальные, а не из детского набора. Так нет, вышел из моды — вышел нафиг!

Телефон ругнулся матом и начал громко орать: «Эй, ты тут? Возьми трубку, придурок, тебе звонят!» Матвей не шелохнулся. Надо будет — перезвонят. Забыли поздравить вчера — тем хуже для них. По всем вопросам до полудня звонить надо Вике. Его контакты в курсе этого правила, а на неизвестные номера он всё равно не отвечает.

Айфон продолжал ругаться матом, и Матвей поморщился. Надо дать Вике, пусть поменяет мелодию. Достала эта игрушка, и вообще это смешно только первые три дня.

Телефон замолчал, и на смену ему пришла Нелли. Как она умудряется так быстро приводить себя в состояние полной боевой готовности — уму непостижимо. Но факт.

— А почему мне кофе не сделал? — ее высокий голосок отозвался острым шилом в голове Матвея, и он поморщился. Поднявшись с табурета, пошел к кофеварке. Проще сделать и не оправдываться, чем вынести хоть две минуты кошмарного визга. Нелли распахнула холодильник и достала масло, сыр и джем, пакет мангового сока.

— Вика просила напомнить, что ты должен быть на выставке к семи часам! Относительно трезвый!

— Что вы обе понимаете под сочетанием слов «относительно трезвый»? — попытался съязвить Матвей, но Нелли окатила его ледяным душем карих глаз и отрезала:

— Два стакана!

— Перестаньте меня ограничивать, — буркнул Матвей. — Ведьмы!

— Будем ругаться? — практично осведомилась Нелли, сосредоточенно намазывая масло на гренку, но Матвей покачал головой:

— Смысл?

— Правильно, — кивнула женщина. — Лучше иди рисуй! У тебя заказ висит.

Матвей прикрыл глаза. Заказ! Если бы не надо было писать эту идиотскую картину… Он бы нарисовал глаза маленькой племянницы Нелли! Но… Придется идти в мастерскую и ляпать краской на холст.

В мастерскую, расположенную на втором этаже просторного дуплекса, Матвей пошёл с удовольствием. Потому что Нелли не переставала болтать, рассказывая очередные сплетни богемного мира Петербурга. Её голос раздражал его, как ничто другое в мире. Вежливо пожелав своей драгоценной провести замечательный день, Матвей взял вторую чашку кофе и поднялся по скрипучей винтовой лестнице на второй этаж, под самую крышу. Там было его царство. Он запретил вход всем и каждому, даже Нелли. Особенно Нелли!

Дверь никогда не запиралась, зачем делать из себя Синюю Бороду, вдруг мысленно подумал Матвей и рассмеялся от этой идеи. Нет, запирать было необязательно. Нелли всё равно не переносила запах красок, они её обволакивали и мешались с запахом духов, отчего она бесилась и неслась в ванную начинать туалет сначала.

Кисти он, конечно, убрать забыл. Теперь всё засохло. Идрит-мадрид, ну как можно быть таким безответственным! Матвей вздохнул, сел со своим кофе посреди просторного помещения и уставился на незаконченную картину.

Сплошное месиво из красок, взрыв тёмных цветов, аляпистые мазки чуть более яркого колера там и сям. Всё какое-то объёмное, тяжёлое, навевает торжественные мысли. В полотне чего-то не хватало, и Матвей бился над ним уже три недели. Казалось бы, чего проще, дай там кистью, проведи тут, как учёная обезьяна. Ан нет. Смысл надоть. Чтобы тётки в очках и дядьки в элегантных шарфиках ходили потом на выставке, присматривались к картине под разными углами и важно рассуждали про «концепцию светового решения» и «необычную перспективу работы кистью».

Матвей попробовал сам взглянуть на картину с другого ракурса. Прошёлся медленно слева направо, внимательно наблюдая, как меняется освещение, но ничего особенного не придумал. Картина была явно незавершённой. И в таком виде придётся сдавать её заказчику.

Права Нелли. Он стареет. Исписался. Три года на пике моды и вот уже не может закончить холст. Ну ничего, денег у него достаточно, картин ещё полно, продаются они на ура, так что года два можно будет не беспокоиться о будущем. А там будет видно.

Матвей вздохнул и направился в угол мастерской, где были сложены старые работы, непроданные, ожидающие своего часа или просто отвергнутые критиками. Может, там найдется идея.

Идей было до хрена с небольшим хвостиком. Беда, что ни одна не подходила. Ни красная загогулина, ни квадратный круг, ни загадочная белая радужка чёрного глаза не вписывались в концепцию светового и цветового решения той фигни, которую Матвей мучал уже двадцать один день с половиной. Он в отчаянье перебрал все картины два раза и у самой стены наткнулся на толстую папку формата А2. Что он туда складывал, небось и сам господь не помнит… Матвей смахнул пыль с корешка папки и развязал туго затянутые тесёмки.

Глазам его предстали рисунки обнажённой натуры. Ясно, ранние работы, портреты из прошлой жизни скитальца, подписанные заглавной буквой М.

Модель, юная и прекрасная, вызвала у Матвея странное и давно забытое щекотание в пальцах. Захотелось добавить тень под рукой и очертить чётче контур нежного маленького соска. Как давно он не рисовал портреты! Когда это было, и в каком городе? Модель, как бишь её звали? Тося… Катюша… Нет, не вспомнить. Совсем мозги пропил, поздравил себя мысленно Матвей. Продолжаем в том же духе! Хрен вам два стакана! Напился вчера, напьётся и сегодня и, вот честное благородное слово, плевать на выставку!

Матвей перебрал плотные листы бумаги с рисунками одной и той же натуры. Вот она, красота! Вот оно, искусство! А не бессмысленная «цветовая концепция», которой его заставили заболеть в последние три года.

Кстати, о птичках! А почему он ни разу не выставлял свои портреты? Только абстрактную мазню, которая когда-то понравилась владельцам художественной галереи и продалась в две недели. Это не есть добро! Это надо обязательно исправить!

Прихватив с собой папку, Матвей спустился на первый этаж. Нелли уже ушла, и он, вздохнув с облегчением, взялся за свой айфон. Три пропущенных звонка. С одного и того же номера. Незнакомого. И сообщение с него же. Плевать. Надо набрать Вику.

Агентша откликнулась сразу — у нее не было личной жизни, только профессиональная. С хода Матвей заявил тоном, не предусматривающим возражений:

— Вика, у меня тут… три, четыре… подожди… восемь портретов карандашом. Я хочу включить их в сегодняшнюю экспозицию.

Вика помолчала, переваривая, и недовольно поинтересовалась:

— Матвей, еще только десять, ты сколько стаканов выпил?

— Ноль. Вика, я серьезно.

— Припрешься на выставку пьяный — урою, — спокойно пообещала агентша. — Приготовь рисунки, я пришлю посыльного.

Удовлетворенно хмыкнув, Матвей отключился. Вика знала, что спорить бесполезно. Он был способен сам принести рисунки в галерею и поприкалывать их кнопками поверх других картин! Сколько Вика от него вытерпела — не передать словами без мата. А ведь ещё терпит. Видно, верит в его талант. Хрен вот только знает, есть ли у него талант.

Матвей порылся в бумажнике, нашел приличную купюру, не слишком крупную, но и не нищенски мелкую, быстро черкнул на желтом квадратике пост-ита «на выставку». Прикрепил обе бумажки к папке и выставил её за дверь в коридор. В доме отличная охрана, а обслуживающий персонал проверен годами, так что за судьбу рисунков он не волновался.

Мат мобильника заставил его отчаянно застонать. Неужели люди не понимают, что до двенадцати звонить бессмысленно?! Не поднимет он трубку, сколько раз повторять? Матвей вспомнил о разговоре с Викой и решил выпить два пальца виски. А вдруг найдется цветовое решение незаконченной картины?

Сервировав свой стакан, он наткнулся взглядом на экран айфона и, досадливо вздохнув, открыл меню сообщений. Одно-единственное, наивное в своей простоте СМС: «Здравствуйте, меня зовут Кира Пастернак, журналист в газете Весь Петербург. Я хочу взять у вас интервью и буду на выставке ваших работ сегодня в 19.00. Спасибо заранее.»

Ёпть… Кира да еще и Пастернак! Упасть не встать. Нет, не упасть, а снова набрать Викин номер и устроить грандиозный скандал!

Матвей проглотил согревший его желудок виски и нажал на кнопку звонка айфона. Вика ответила сразу же:

— Посыльный уже выехал.

— Твою мать, Вика, тя саму урыть надо!

— Що таке, Матюша? — ласково спросила женщина. — От тебя виски пахнет!

— Иди ты в ж… пу! Кто такая Кира Пастернак и с какого перепоя ты дала ей мой номер?

— Матвей, успокойся! — резко ответила Вика. — У этой юной проныры уже был твой номер, когда она позвонила мне с просьбой об интервью. Я её проверила. Работает внештатным сотрудником газеты Весь Петербург. Пишет мало, но броско и язвительно.

— Договорились же, без пиара!

— Немножко не помешает. Всё, у меня полно работы!

Матвей тихо ругнулся и отключился. Кира Пастернак уже заранее утомила его. «Как вы пишете такие интересные по смысловой нагрузке картины? Где вы учились? С кем переспали, чтобы продать такое количество холстов?» Бред сивой кобылы! Придется невнятно трепаться про вдохновение, про музу в виде любимой женщины, про цветовую концепцию, чтоб её бабай унес! А правду не сказать. Ты чтооооо, скандал будет все-петербуржский! Знаменитый художник малюет картины за два часа, просто тыкая кистью куда попало.

Матвей решительно взял бутылку Джека Дениелса и сделал два больших глотка из горлышка. Договаривались на два стакана, один он уже выпил, остался ещё один, а так, по простому, из бутылки не считается!

Он облокотился спиной о барную стойку и снова глотнул из горлышка. Блёклое июльское солнце прорвалось сквозь полузадернутые жалюзи, высветив четыре продольные полоски на стене. Четыре милых длинных и ярких параллелепипеда, четко параллельных друг другу, идеально одинаковых. Матвей наклонил голову, чтобы полоски оказались под небольшим углом, и подхватился со стойки, быстрым шагом пересёк квартиру, вскарабкался по лестнице и влетел в ателье.

Да, абсолютно точно, что полоски на незаконченной картине будут не к месту! Понимая этот факт одной половиной мозга, Матвей позволил второй половине заняться спешным приготовлением нужных тонов краски. На полном автомате его руки смешивали содержимое разных тюбиков, а глаза сосредоточенно искали место для четырёх продолговатых параллелепипедов посреди тёмного безумства на холсте…