Наталья Осис - Начальник Нового года

© Осис Н., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

* * *

Катя стояла одной ногой по щиколотку в ледяной луже и чувствовала, как вся ступня стремительно намокает. Другую ногу Катя держала на весу, примериваясь к контурам ледяных берегов и все еще надеясь как-нибудь из этой лужи выпрыгнуть. Мешали сумки, которыми была обвешана Катя, – очень хотелось раскрутить их, кинуть за пределы лужи, а потом перепрыгнуть самой. Но вокруг громоздились грязно-серые кучки ледяной каши, и кидать в эту кашу сумки было никак нельзя. Катя еще постояла, балансируя, наконец, решилась и все-таки прыгнула – раз и два. Ай! Босой ступней на льдинку! Нет, почему босой? Катя подняла ногу, чтобы разглядеть подметку, и не увидела никакой подметки. Крепко зашнурованная верхняя часть ботинка надежно держалась на щиколотке, а нижней части не было вообще. Вместо подошвы был мокрый носок в веселенькую полоску.

– Добрый Боженька, скажи, что это мне померещилось, – произнесла вслух Катя. Посмотрела на грязную воду. Потом на свою ногу. Подошва, конечно, осталась где-то там – в недрах этой ужасной лужи. А Катя осталась наполовину босой. Мокрый носок в веселенькую полосочку не в счет. Ботинок этот давно просил каши, надо было раньше починить его. «О господи, а как же я теперь? – с ужасом подумала Катя, – босиком до конца зимы?» Зима еще только начиналась. А ботинки уже закончились и новые могли образоваться только чудом. Жалко только, что чудес такого рода Катя пока в своей жизни не видела.

«А сейчас-то я как пойду к заказчику? – испугалась еще больше она. – В одном ботинке?» На секунду ей показалось, что наступил конец света, потому что первого в своей жизни заказчика она боялась уже месяц и к сегодняшней встрече готовилась столько же. Отменить сейчас эту встречу и назначить другую она была бы уже не в силах. Да и кто бы стал с ней, с Катей, назначать вторую встречу, если она не явилась на первую?

Из-под края тяжелой, как ватное одеяло, тучи выбралось как-то боком бледное зимнее солнце и бросило вниз пригоршню лучей. Лучики были слабенькие, самые завалящие, которых на такой промозглый декабрьский день солнцу было не жалко. Но этого слабого проблеска Кате хватило, чтобы начать мыслить позитивно. Разве кто-нибудь видит, что у нее ботинок без подошвы? Никто. И заказчик не увидит! Главное, туда как-нибудь докандылять. От слова «кандылять» сразу запахло теплом и бабушкой. Катя улыбнулась и покандыляла.

Заказчик, к счастью, жил совсем близко – то есть не от Катиного дома близко, а от лужи, в которой Катя оставила свою подметку. Прошлепав босой ногой всего сотню метров (хотя для босой ноги сотня метров по ледяной крошке – это, конечно, немало), Катя уже звонила в домофон. В подъезде ей было уже хорошо, а дома у заказчика – просто прекрасно! «Теплые полы – это гениальное изобретение человечества», – решила Катя, хотя раньше думала по-другому.

Заказчик был, как и ожидала Катя, барственно красив и – совершенно против ее ожиданий – безукоризненно вежлив. А еще высок и темноволос. И глаза у него были голубые. Ужас какой-то. Катя сразу же забыла о мокрой ноге и вспомнила, как она его боялась – просто до обморока.

– Пойдемте сразу в библиотеку, – предложил он.

– Да, да, конечно, – быстро согласилась Катя.

Заказчик повернулся и пошел куда-то. «По анфиладам», – вспомнила Катя еще одно слово и поплелась следом. Ни пальто, ни ботинки никто не предложил ей снять в прихожей, и вообще было как-то непохоже, чтобы кто-нибудь возле входных дверей раздевался или разувался. Ну и ничего, решила Катя, главное – чтобы не было слышно, как один мой ботинок поскрипывает, а другой – похлюпывает. Один ее ботинок – условно целый – оставлял рифленый отпечаток, а другой – нет. Вместо него просто, как след Пятницы, увиденный Робинзоном Крузо, красовался отчетливый рисунок стопы.

На светлом паркете был особенно четко виден отпечаток ноги и всех пяти пальцев.

«Пришел ко мне человек в одном ботинке, оставил здесь, как Пятница, следы и ушел», – так будет про нее рассказывать этот барственный заказчик своим друзьям. А до того еще придется пройти унизительную процедуру выдворения из этого дома, где у порога не дают пушистых тапочек вместо мокрых ботинок. Нет, надо было срочно спасать положение. «Он ведь ни за что не оглянется на меня, а поэтому мой след от мокрой босой ноги (в веселом полосатом носочке, но ведь его будет не видно!) заказчик сможет заметить только тогда, когда пойдет обратно, значит, все еще можно исправить».

– Гм, – громко сказала осмелевшая Катя, – я бы хотела… то есть мне надо помыть руки. Перед тем как работать с книгами, – под конец своей реплики ей удалось даже изобразить легкую укоризну в голосе: дескать, как же это вы не знаете, что со старинными книгами можно работать только чистыми руками?

– Да-да, конечно, – спохватился заказчик, – ванная рядом с прихожей. Вам придется немного вернуться.

Катя решительно отправилась обратно, пытаясь затереть следы. Идти для этого надо было задом наперед и рифленую подошву припечатывать к каждому мокрому следу, но при этом ногу в ботинке без подошвы периодически все-таки приходилось куда-то ставить. А потом снова припечатывать рифленой подметкой. Постепенно Катя наладилась и начала делать это довольно ловко. Просто балет какой-то у нее стал получаться, правда, лучше бы все-таки никто этот балет не видел.

Добравшись таким образом до ванной, Катя, быстро оглядевшись, сообразила, что тряпки здесь даже и не жили никогда. И тогда она решилась на кражу. Выбрав полотенчико поменьше, она обмотала им мокрую ногу как портянкой. Ну вот и все. Теперь оставалось на самом деле помыть руки и приступить к работе.

Уже через полчаса Катя стояла на улице, совершенно забыв о портянке из полотенца вместо подметки, и, счастливо улыбаясь, разглядывала низкое декабрьское небо. Из этого неба медленно посыпался мелкий сухой снег, и Катя просто расхохоталась от счастья: аванс! Слышали вы когда-нибудь это сладкое слово? Аванс! Аванс – это когда тебе дают деньги просто так, не за работу, а только за обещание поработать. То есть это она, Катя, высокомерно кивнув (портянка из украденного полотенца обязывала ее вести себя как девушке из хорошего общества, а не как голодранке без подметок), согласилась реставрировать старинную книгу, а ей за это сразу же дали денег! И это еще не все! Сейчас она на эти деньги себе купит ботинки, а это уже точно чудо.

Покупка ботинок была ежегодной жертвой, упитанным тельцом, которого приходилось приносить в дань ненасытным зимним дорогам, с утра до ночи покрытым кашей из мокрого пересоленного снега. Куртки выдерживали по два и по три сезона. Старому пальто вообще сносу не было, а вот ботинок хватало только на одну зиму. И на новые ботинки Катя начинала откладывать с середины лета, и все равно, купив их, ей еще приходилось пару недель голодать. «А вот теперь, – говорила себе Катя, – я не просто куплю себе ботинки, но и наемся сегодня, как удав».

Катя была сиротой, выросла с бабушкой, и бабушка ее очень жалела. А Кате с бабушкой жилось хорошо, сиротой она себя совсем не чувствовала, маму не помнила и поэтому по ней не скучала. Но помнила, что ее бабушка потеряла единственную дочку, и поэтому относилась к бабушке бережно и с любовью.

Когда бабушка десять лет назад заболела, Катя бросила свои международные курсы и стажировки, устроилась в музей и стала ухаживать за бабушкой. Она умерла совсем недавно, и теперь Катя осталась одна – с долгами за лечение и счетами за квартиру.

Но Катя не унывала. С бабушкой она была до последнего и свою специальность сохранила. Катя была специалистом по реставрации старинных книг. Она умела реставрировать даже папирусы и пергаменты, но это никак не отражалось на ее зарплате.

В музее, где Катя работала, сотрудников держали в черном теле, а чтобы те не умерли с голода, им периодически подбрасывали частные заказы – «халтурки», как их называли сами реставраторы по традиции, оставшейся с советских времен. Деньги за «халтурки» им отдавал начальник, картинно оглядываясь, хотя частные заказы музей принимал вполне официально. Сегодня, когда Кате выдали аванс, равный десяти «халтуркам», она наконец-то стала понимать, почему начальник просто рвал и метал, отправляя Катю в первый раз одну к заказчику: от него уплыли денежки, и главное – теперь Катя могла догадаться и рассказать остальным, сколько на самом деле стоят те реставрации, которыми они занимаются.

«А он просто не знает, – весело думала Катя про начальника, – какое это счастье – делать то, что мы делаем. И уметь то, что мы умеем».

Они действительно умели делать удивительные вещи и жили совсем не так, как обыкновенные люди. Они раз за разом погружались в далекую историю, ориентировались в ней, как в своем квартале, мало интересовались днем сегодняшним и путали НТП с НЛО. Человеку постороннему могло показаться, что они жили скорее во времена первого книгопечатания, чем в современной Москве.

Теперь в современной Москве Кате предстояло найти обувной магазин, а по магазинам Катя была совсем не специалист. В витринах уже везде стояли зеленые, белые и красные елки – скоро, скоро Новый год.

Заглядевшись на празднично украшенные витрины, Катя сама не заметила, как пришла обратно к той гигантской луже, в которой она оставила подметку. Из лужи по частям выбирался велосипедист (велосипедист? в декабре? – чего только не увидишь в этом городе!). До падения в лужу он был, наверное, по-своему хорош, но теперь длинные и густые волосы висели сосульками, с легкой куртки стекала вода (брр! Катя поежилась), лицо было перепачкано грязью, но он даже не пытался отряхнуться или почиститься, потому что занимался не собой, а своим велосипедом, в котором явно чего-то не хватало. Пока Катя напрягалась, пытаясь понять, чего именно, экзотический молодой человек уже зашел по щиколотку в лужу, сосредоточенно нахмурился и, запустив руку в воду, принялся там шарить. Через секунду лицо его просветлело, он выпрямился, зажав что-то в руке, и сразу же его брови страдальчески поползли вверх. «О боже, он выловил мою подметку!» – поняла Катя. Она уже развернулась, чтобы как можно быстрее и незаметнее исчезнуть, но тут услышала всплеск и поняла, что у незадачливого велосипедиста свалилось в воду что-то еще. А он стоял посреди этой ужасной лужи с ее подметкой в руке и страдальчески морщился.

Катя подумала-подумала и сказала:

– Эй! – а потом еще разочек, погромче: – Эй, это моя! Моя подошва. Ну, или подметка.

Велосипедист посмотрел на нее недоуменно.

– Вот! – веселилась Катя, издали показывая ему свою бесподошвенную ногу. – Я здесь тоже завязла час примерно назад. Чуть не утонула, честное слово!

Сказала и пожалела, потому что велосипедист смотрел на нее все так же недоуменно.

– Я говорю, что просто лужа такая – коварная, – сказала Катя уже скороговоркой, чтобы как-нибудь выйти из неловкой ситуации. Хотя разве из столь неловкой ситуации можно выйти? Теперь уже можно только прожить ее до конца и молиться, чтобы никто, кроме безвестного велосипедиста, не узнал, в какую глупую, дурацкую, идиотскую историю вляпалась Катя и как глупо, по-дурацки, по-идиотски она себя повела.

Катя отвернулась, уткнулась взглядом в рыже-серый снег на асфальте и пошла прочь от лужи настолько быстро, насколько позволял ей ботинок без подметки.

– А я к новому заказчику ехал, – донеслось ей вслед.

Катя остановилась. Но оборачиваться все-таки было неловко. Ведь кто-то же должен пожать плечами и уйти. Так всегда бывает. Может, хоть раз в жизни это сделает она, Катя? Тем более что сегодня такой день, когда у нее все получается не как всегда.

Катя еще немножко подумала, но все-таки повернулась. На ее счастье, бедный велосипедист снова шарил в луже, согнувшись в три погибели. Выражение «три погибели» тоже досталось ей в наследство от бабушки, а когда Катя вспоминала про бабушку, она сразу старалась быть как бабушка. Надо все-таки утешить этого бедолагу, подумала Катя.

– Я тоже к заказчику шла. Думала – всё. А получилось даже лучше. Мне аванс дали! – крикнула Катя ему в спину. Спина велосипедиста выпрямилась, а Катина рука с зажатыми в ней купюрами взлетела вверх. Так Катя и стояла некоторое время – прямо как Данко со своим сердцем. Велосипедист тоже, наверное, кого-то вспомнил – и его рука взлетела вверх с зажатым в ней айфоном, с которого что-то капало и попадало прямо на грязную голову велосипедиста. Зато там, где голова не была грязной, волосы отливали золотом, и в глазах сверкали веселые золотистые искры. А потом он запрокинул голову и засмеялся.

Вот, оказывается, как можно достойно выходить из неловкой ситуации – не поставив в нее другого, не пожимая плечами, а смеясь. Как же это просто, думала Катя и сразу же удивлялась тому, что никогда раньше ей это не приходило в голову. Почему-то так всегда получалось, что она пыталась проскользнуть серой мышкой, не наследив, не испортив, не нарушив, а выходило, что она перебила, помешала, расстроила или – вот еще, самое страшное: «Вы обратили на себя внимание!» – гремел начальник в те редкие разы, когда обращался лично к Кате. В остальное время он ее не замечал, чему она была, конечно, очень рада.