Максим

Всё надо было начинать с нуля.

Макс уже несколько дней заезжал на работу только по утрам, а все остальное время стоял со своим Буцефалом у подножия дома-башни. В дневном свете она была не настолько мрачной, как ему показалось в первый раз, но Макс все равно эту башню ненавидел. Как могла Катя исчезнуть на несколько дней, он не понимал и не мог отделаться от мысли, что страшная башня поглотила его принцессу.

На самом деле Макс догадывался, что офис, оборудованный им в Буцефале, никоим образом не помогает внимательному наблюдению. Он, разумеется, и хотел бы не сводить глаз с подъезда, но приходилось признаться, что компьютер неумолимо засасывал взгляд и внимание. У Макса никак не получалось поставить Буцефала поближе к входной двери, и он опасался, что Катя могла все-таки пройти мимо, пока он сидел, уткнувшись носом в документы. Макс старался почаще прогуливаться около двери, но каждый раз был отгоняем бдительным консьержем.

«А еще работа… нет, так говорить нельзя… и главное – работа. Работа ревнива, все время, украденное у нее, она заставляет возвращать вдвойне и втройне. Дела накапливаются и запутываются». Прежде чем делать эти дела (Макс любил говорить «работать работу»), их надо распутывать и приводить в порядок. А тут еще работнички вообще перестали работать, занятые конкурсом «Начальник года». Макс ужасно жалел, что он им это разрешил.

Самым логичным было поставить здесь кого-нибудь наблюдать вместо себя – Макс миллион раз об этом думал, – но кого? Никто, кроме Макса, не знал Катю в лицо. Было, конечно, видео с подметкой, но единственным крупным планом этого видео был полосатый носок. А лицо Катино было видно плохо. Макс сомневался, что вне контекста – то есть лужи, Макса и подметки – его работнички Катю опознают.

– Эх! – Макс стукнул кулаком по рулю, открыл дверцу, спрыгнул с подножки. Наступало время «обхода»: каждый час Макс обходил вокруг башни, и каждый раз, когда он проходил мимо двери, ему приходилось ругаться с консьержем. Точнее, консьерж ругал Макса, а Макс его посылал.

Вот и сейчас, как только Макс показался в поле зрения видеокамер, дверь открылась, и на него пошел мужик, растопырив руки и воинственно сверкая единственным зубом.

– Кому говорю, пшел, пшел отсюда! Кыш! Иди себе, гуляй! – сразу было видно, что мужик привык кур из своего огорода выгонять.

– Слышь, мужик, а как тебя зовут? – спросил Макс.

– Что, жаловаться будешь? А жалуйся. Дядя Коля меня зовут. Я жалоб не боюсь, я свою службу несу как надо. У меня нареканий нету. Мне еще спасибо скажут, что я тут… бомжей отгоняю.

– Это я бомж? – развеселился Макс.

Дядя Коля задумался, но ненадолго.

– А то! – сказал он. – Четвертый день уж почитай в машине живешь. Бомж и есть.

Макс расхохотался. Отсмеявшись, пошел в машину (дядя Коля не уходил к себе в привратницкую, стоял в дверях и внимательно наблюдал за Максом), достал из машины бутылку виски (как-то подарили, а она так и осталась валяться в багажнике), взял еще два стаканчика и вернулся к дяде Коле. Макс и сам толком не знал, что его побудило это сделать.

– Выпьешь со мной, дядь Коль? – спросил он, отвинчивая колпачок.

– За что? – деловито спросил тот.

– Да так просто. – Макс протянул дяде Коле стакан. – За то, что ты молодец.

– Ну, вздрогнули! – сказал дядя Коля. И немедленно выпил.

– Мои работнички так не работают, как ты. Они там балду без меня гоняют. Конкурс у них! – снова стал заводиться Макс.

– А че ж ты здесь торчишь, а не на работе? – внимательно посмотрел на Макса дядя Коля. – Налить еще?

Теперь оказалось, что бутылку держит дядя Коля. Макс не возражал. Дядя Коля налил, и они еще раз выпили.

– Да девушку одну мне надо найти, дядь Коль. Мы с ней познакомились, и очень она мне понравилась. Только вот номер телефона взять у нее не успел. А девушка знаешь какая? Эх, жаль, что ты ее не видел!

– Так я ж ее видел!

– Верно, дядь Коль, ты ж меня от нее отгонял!

Теперь Максу казалось, что не было у него в жизни лучше момента, чем тот, когда консьерж дядя Коля отгонял его от Кати.

– Ну, за любовь! – предложил дядя Коля.

– За любовь! – согласился Макс.

– Вот из всех людей, дядь Коль, только ты ее и видел, – мечтательно сказал Макс. – Ты меня понимаешь? Понимаешь, почему я тут… какой день?

– Четвертый, – подсказал дядя Коля.

– Да, четвертый день стою. Понимаешь ты меня, дядь Коль?

– За понимание!

– Да, за понимание!

– Нет, не понимаю.

– Это ты зря, дядь Коль! Я к тебе со всем уважением…

– Ты меня уважил, и я тебя уважу. Чего тебе здесь стоять, если я уже здесь стою?

– Не понял.

– Смотри, я и так здесь стою. Когда девушка твоя пройдет, я ее и замечу. А дальше ты сам мне скажи: куда тебе – в машину стучать или по телефону звонить?

– Держи бутылку, дядь Коль, – мгновенно протрезвел Макс. – Так, вот тебе номер телефона, звони мне сразу.

– Как только, так сразу!

– Дядь Коль, ты гений! – проорал Макс уже на ходу, крупной рысью убегая в сторону метро.

– А то! – сказал дядя Коля уже сам себе. – А машина? – вдруг вспомнил он. – Ах да, выпивши нельзя за руль. – Дядя Коля махнул рукой.

– А то! – сказал он, закрывая дверь. – Давно бы по-человечески поговорил и не торчал бы тут четыре дня, как бомж, не спал бы в машине. А то!

Катя

С тяжелым сердцем Катя ехала к заказчику. Если бы не работа, она бы еще долго избегала и эту станцию метро, и даже эту ветку. Опять проехать по тому же самому эскалатору! Опять пройти мимо той самой лужи! Как живут, интересно, люди, у которых случается один роман за другим? Избегают половины станций метро, потому что «Белорусская» навсегда связана с Геной, а «Краснопресненская» – с Жорой? Или станция у них остается станцией и ни с кем она не связана? «Фрунзенская» у Кати теперь была прочно связана со скандинавским богом Максом – что тоже странно, рассуждала Катя: с Максом они виделись здесь один раз, а реставрировать книгу, то есть к Сергею Сергеичу, она ездила каждый день. Сергей Сергеич, – б-р-р-р! Раньше она его просто боялась, но теперь, в своей любезной модификации, Сергей Сергеевич просто вгонял ее в панику.

После того как он угощал ее чаем и дышал в затылок, Катя несколько дней манкировала работой, но тут пришла страшная платежка за квартиру, и Кате пришлось взять себя в руки. Без денег за эту работу в этом месяце ей концы с концами не свести.

Катя подавила вздох и постаралась улыбнуться консьержу.

– О, здравствуйте, добро пожаловать! – засуетился он, показывая в приветливой улыбке свой единственный зуб.

– Приятно, когда тебя так тепло встречают, – не покривила душой Катя.

Она поднялась на лифте и дотащилась до входной двери, все более замедляя ход. Подняла руку к звонку, но позвонить не решилась.

– Пока еще на воле, – жалобно сказала она вслух, – хоть несколько секунд.

– Перед смертью не надышишься, – сурово ответила Катя самой себе.

– С кем это вы разговариваете? – строго спросила домработница, открывая дверь.

Катя чуть не бросилась ей на шею от радости.

– Вы просто волшебница! – объявила она, ликуя, но все-таки приостановилась, не зная, за что бы похвалить эту добрую женщину. Нельзя же было сказать: «Слава богу, что вы не Сергей Сергеевич». – Я еще не позвонила, а вы уже открыли дверь. Как вы догадались?

– Домофон звонил, – настороженно сказала домработница. Она не понимала причины Катиной эйфории.

Ну, не понимает, и слава богу!

– А я сразу за работу! – сообщила Катя, отдавая свое пальто.

– Сергей Сергеич велел подать вам чаю, когда захотите. И поесть, если проголодаетесь.

«Мне здесь кусок в горло не полезет», – подумала Катя. Но вслух сказала только:

– Нет-нет, спасибо, я сыта.

– Вмиг узнаешь воспитанного человека: он всегда сыт, – негромко проговорила домработница.

– Гоголь! – обрадовалась Катя неожиданной литературной встрече. – Это Плюшкин говорил. Любимая цитата моей бабушки. Была. Простите, а мне кажется, я не спросила еще, как вас зовут.

– Правильно кажется. Не спросили. Меня зовут Нина Семеновна.

– А меня Катя.

– Катерина Александровна. Не Катя, а Катерина Александровна, – многозначительно кивнула головой Нина Семеновна.

– Почему? – удивилась Катя.

– А то весь век пробегаете в катюшах да катях.

Потрясенная этой мудростью, Катя отправилась работать. Чтобы оправдаться перед книгой, Катя принесла ей уже готовую закладку. Закладка была – загляденье, даже с точки зрения очень придирчивой Кати. Широкая полоска кожи с золотым тиснением, позолота тусклая и в некоторых местах как бы стершаяся. Этого эффекта Катя добивалась особенно долго. Она открыла книгу, вложила в нее свою закладку и залюбовалась.

– Вот за что я люблю свою работу, – сказала Катя книге, – за то, что получается вот такое.

И за книгу ответила:

– Ты, Катя, молодец!

– Подтверждаю: вы, Катерина Александровна, умница и талант! – сказал за ее плечом Сергей Сергеевич.

Катя чуть не упала со стула.

– Всегда хотела узнать, как себя чувствуют люди, которых часто хвалят, – от неожиданности она выпалила то, что думала.

– И теперь, когда вас хвалят, вы обнаружили, что это совсем не так приятно, как кажется со стороны? – проницательно заметил Сергей Сергеевич.

И тут затрезвонил старенький Катин телефончик. Она даже вздрогнула. И Сергей Сергеевич, кажется, вздрогнул.

– Катюха, ты где? – громко кричал в телефоне музейный программист Сева. – Срочное дело! Есть чем записать?

– Да, – Катя привычным жестом вынула из-за уха карандаш.

– Пиши номер: 2-12-85-06.

– Записала, – сказала Катя Севе, а потом повернулась и сочла нужным пояснить Сергею Сергеевичу: – Это из музея. Что-то срочное. Извините.

– Короче, Катька, ты, оказывается, теперь звезда Ю-Туба, десятки тысяч просмотров!

– Что? – не поняла Катя, до сих пор общавшаяся с компьютером только через Севу.

– Неважно! Тебя ищет один крендель – грязный, с велосипедом, который руками в лужах любит копаться!

– Знаю такого, – обрадовалась Катя.

– А он полмира вверх дном перевернул, чтобы тебя найти. Вообще-то оно сработало бы обязательно, если бы… но он же не знал, что есть еще на свете девушки без компьютера.

Катя только молчала и блаженно улыбалась.

– Короче! Это его номер телефона. Напиши ему хоть смс, что ли, если ты не можешь прокомментировать видео.

– Я? Смс? Ему? – поразилась Катя.

– Если хочешь, приезжай сюда, я покажу видео, а потом напишу за тебя комментарий, но вообще это детский сад какой-то. Давай, пиши смс. Напиши: привет, я девушка в одном ботинке. Понятно? Все, давай, отбой! Мне еще начальника года, блин, работать.

Голова у Кати мгновенно опустела, а сердце забилось гулко и часто.

«То, что со мной было раньше, это не паника, – пронеслось как бы светящимися буквами в совершенно пустой голове, – паника – это сейчас».

Сергей Сергеевич стоял у нее за спиной и лишал ее свободы воли и свободы мысли. А тут он еще и заговорил:

– Катерина Александровна, а нельзя ли посмотреть на тот эскиз, что я видел в прошлый раз? Я, честно говоря, хотел сделать вам предложение: вы доведете до конца рисунок, который я видел на эскизе, а я его у вас куплю.

– Предложение? – услышала единственное слово Катя. – Извините меня, я на секундочку, я сейчас вернусь.

И она убежала из квартиры Сергея Сергеевича раньше, чем Нина Семеновна вынесла ей пальто.

– Мне надо на волю, – твердила она в лифте, – мне надо на волю, хоть ненадолго, мне надо написать сообщение скандинавскому богу.

– Как же я ему буду писать? – огорчалась она, выходя из лифта.

– Куда вы? – бросился ей наперерез консьерж, широко раскрыв руки.

– Что я вам, курица, что ли? – увернулась от него Катя и потянула на себя подъездную дверь.

– «Привет» я уже написала, а вот где здесь запятая? – выпалила она в лицо Максу. Лицо, кстати, у него было красное и распаренное, куртка расстегнута, волосы спутаны. Макс сгреб Катю в объятья и принялся кружить.

– Успел, слава те господи! – приговаривал он.

Ни он, ни она не заметили, как в дверях появились консьерж со своим зубом и Нина Семеновна с Катиным пальто. Макс поставил Катю на землю, но не выпустил из рук и теперь целовал ее в щеки, в уши и в волосы.

– Успел наконец-то! – улыбался у двери дядя Коля. – А она чуть опять не убежала! Прыткая такая!

– Они все бегают, – покачала головой Нина Семеновна.

– Макс! – позвала Катя.

– А? – с трудом оторвался от нее Макс.

– Ну а запятая-то где? – требовательно спросила Катя.

Валентина

Горьковской трассы Тина немного опасалась. Она ездила по ней много лет назад, в темноте, и дорога была такой, как будто ее бомбили. Впрочем, в те времена, когда Тина была в последний раз на Горьковской трассе, почти все дороги были такие.