Перед отъездом он узнал, что Гикеная рожает, и он пошел проведать ее.

Она улыбнулась ему с постели и протянула ребенка:

— Наш сын, милорд.

— Опять мальчик! У меня еще один сын!

— Я назову его Жефруа в честь вашего отца, и вы будете помнить, что он член вашей семьи.

— Я буду королем Англии, Гикеная. И скоро. Обещаю тебе, когда стану королем, я не забуду нашего сына Жефруа.

— А я буду помнить ваше обещание, милорд.

Затем Генрих последовал в Оксфорд, где принял присягу своих будущих подданных.

* * *

Теперь он разрывался между желанием мчаться в Нормандию к Элинор с их сыном и необходимостью еще задержаться в Англии, чтобы упрочить здесь свои позиции. Английские вельможи и сановники принесли ему присягу, Стефан дал слово, что Генрих наследует трон, и все же некоторое время необходимо последить за обстановкой. Он еще не успел принять решение, как все решилось само собой. Враги Генриха в Нормандии, воспользовавшись его отсутствием, попытались взять реванш. От матери пришло письмо, в котором она призывала его поскорее вернуться. Стоял апрель, когда Генрих прибыл домой. Велика была радость от встречи с Элинор, немного омраченная заботой, связанной с ребенком. Он оказался не таким здоровым, каким показался сначала и каким его надеялись видеть.

Пока Элинор занималась маленьким сыном, Генрих быстро усмирил бунтовщиков. Он собрал войско и обошел с ним свои владения, наглядно всем показав, что ожидает полного себе повиновения и такое повиновение он получит. Затем он вернулся к Элинор и матери.

Матильда с жадностью слушала рассказы Генриха, как прошли переговоры со Стефаном, каким дружественным оказался Стефан и как добивался мира, ради которого пошел на то, чтобы обойти своего сына Уильяма.

— Он, видимо, сильно состарился, — заметила Матильда.

— Держится хорошо, и у него приятная внешность.

— Таким он был всегда. Он умеет нравиться людям. Я посмеивалась над ним за это. Когда был молод, он был готов отказаться от чего угодно, только чтобы ублажить людей, даже совершенно ему бесполезных. Я ему говорила, что так поступают только тогда, когда ожидают, что люди отплатят добром.

— Он такой, что просто не может не нравиться другим, и все время старался сделать мне приятное.

Матильда согласно кивала, погружаясь в воспоминания далеких дней, когда они со Стефаном были не просто двоюродные брат и сестра.

Потом поговорили о заботах, связанных с их семьей и домом.

— Знаешь, Жефруа никак не успокоится, — сказала Матильда.

— Знаю, мама.

— Он страшно разозлен, что отец почти все отдал тебе, а ему оставил лишь три замка. Правда, отец пожелал, чтобы ты отдал ему Анжу и Мэн, когда станешь королем Англии.

— Мне кажется, он их не заслуживает.

— Не любишь ты расставаться со своим добром, — рассмеялась Матильда. — Ты вроде моего отца. Говорят, и дед мой был таким же. Ты весь в них, Генрих.

— Других правителей, на кого мне хотелось бы походить, больше нет.

Встреча с Элинор вернула прежнюю страсть, и Генрих на некоторое время забыл свои победы и претензии брата.

Элинор снова забеременела. Это их обоих обрадовало. Маленький Уильям оказался слабеньким, они боялись потерять его. Если у них родится еще один сын, да к тому же здоровый, им легче будет пережить утрату первенца. Генрих вспоминал своих внебрачных сыновей и, как многие короли до него, задавался вопросом: почему незаконнорожденные дети бывают здоровыми, а законные все такие хилые?

Как-то утром одна из служанок, выглянувшая в окно высокой башни, увидела всадника, мчавшегося во весь опор на измученном коне, и поспешила сообщить госпоже.

— Что-то важное, — крикнула она служанке. — Беги сказать герцогу.

Элинор вышла во двор, туда же спустился Генрих, и они вместе встретили въехавшего всадника — то был гонец из Англии.

— Я от архиепископа Кентерберийского, милорд. Он просит герцога Норманнского срочно приехать в Англию. Король Стефан умер. Да здравствует король Генрих!

* * *

— Какое счастье, что я была в замке с вами, — сказала Матильда. — Сбылась моя мечта. И только подумать, это случилось со смертью Стефана! Сын мой, мы должны сразу все оговорить… втроем. Очень важно, чтобы ты сразу начал действовать.

Они уединились в личных покоях Генриха и Элинор. Он внимательно слушал все, что говорила ему мать-императрица. Она уже держала однажды английскую корону в руках, потеряла ее, поэтому ее советы для Генриха были очень важны.

— Стефан умер, но медлить нельзя, — сказала Элинор. — Обязательно найдутся такие, кто захочет посадить на трон его сына Уильяма.

— Хвала Господу, что у меня есть Лестер. Но вы правы. Я сейчас же еду в Англию.

— Возьми с собой побольше людей, — сказала Матильда. — Ехать с маленькой свитой было бы ошибкой.

— Я уже велел своим главным вассалам собраться в Барфлере и готовиться к отплытию в Англию. Их ждут там богатые земли и титулы, поэтому со мной они едут охотно. Задержки с этим не будет.

— Ехать надо как можно скорее. Элинор должна ехать с тобой.

— Я так и хочу сделать, — говорит Элинор.

— И вас обоих безотлагательно должны короновать. Король в Англии, пока не коронован, королем не является. Я была королевой… законной королевой, но мои враги в Лондоне изгнали меня. Если бы я была коронована… Ну, что было, то было. Но помни об этом.

— Сделаю все, чтобы коронация состоялась немедленно.

— А братья? Что будет с Жефруа и Уильямом? Что, по-твоему, они будут делать, пока ты будешь в Англии?

— Вот с ними беда, — вздохнул Генрих.

— Тебе и здесь тоже нужно быть. Но ты не можешь принять корону и сразу вернуться сюда. Ты должен показать англичанам, что Англия тебе дороже Нормандии. А Жефруа не забыл завещания отца. Не отдать ли ему Анжу и Мэн, когда ты получил Англию?

— Он уступит их Людовику… или еще кому-нибудь. Ты же знаешь его, у него ничего в руках не задерживается.

— Что верно, то верно. Ты же землю из своих рук не выпустишь. Держи ее крепче, сын мой. Тогда тебе остается одно — взять братьев с собой. Заставь их работать на себя. Пообещай им владения… там, за морем. Возьми их с собой, чтобы они не натворили чего-нибудь здесь.

— Верно! Я немедленно пошлю за ними, и при первом же попутном ветре мы отплываем в Англию.

— И счастье, что Стефан умер сейчас, а не через месяц или два, — заметила Элинор. — Тогда для меня морское путешествие стало бы не из приятных.

Генрих рвался скорее уехать. Он не терпел задержек. Очень скоро все, кто должен был с ним ехать, включая братьев, собрались в Барфлере. Он мог командовать своими вассалами и подданными, но ветрам приказывать он не мог. Погода стояла ветреная, штормовые дни шли один за другим. При такой волне выходить в море невозможно. Они прождали четыре недели. Но вот море успокоилось, погода установилась.

Генрих отплыл в Англию.

* * *

Однако переход оказался трудным, и корабли разбросало по бурному морю. Тот, на котором находились Генрих с Элинор, и еще несколько кораблей пристали в Саутгемптоне. Вскоре, к великому облегчению Генриха, стало известно, что и остальные благополучно бросили якорь, и через несколько часов все были в сборе.

Все это происходило недалеко от Уинчестера, а именно там находилась королевская сокровищница, и Генрих решил направиться сначала туда. Весть о его появлении быстро облетела округу, и местное дворянство вышло навстречу приветствовать его и заявить ему о своей верности. В Уинчестер он въехал с триумфом. Оприходовав английскую казну, Генрих, не задерживаясь, направился в Лондон.

Когда Генрих с женой и всей свитой прибыли в этот великий город, стоял холодный декабрь. После теплого Лангедока это Элинор не радовало. Но зато какая награда ее ждет впереди! Корона, богатая и большая страна с властью и могуществом куда большими, чем во Франции. При таком будущем не стоило раздражаться на дурную погоду.

Известие о приезде королевской четы быстро разошлось по Югу Англии. Все с нетерпением ждали конца беспрерывных грабежей и убийств, охвативших всю страну за время правления безвольного короля Стефана. С вниманием слушали рассказы стариков о царствовании Генриха I, когда преступников сурово наказывали: им отрубали руки, ноги, уши, нос и выкалывали глаза. Законопослушные граждане тогда могли жить спокойно. А при Стефане бароны по всей стране настроили себе многие сотни замков, ставших разбойничьими гнездами для набегов и грабежей путников; часто людей хватали, затаскивали туда и мучили просто ради удовольствия. Это было возвращение того зла, с которым покончили Вильгельм Завоеватель и Генрих I. Оно возродилось с воцарением мягкого и обходительного со всеми Стефана. У Стефана не поднималась рука осуществлять возмездие. Когда к нему приводили злодея, он говорил: «Давайте простим ему на этот раз. А ты больше так не поступай».

Англичане очень ждали, что молодой король покончит с разгулом беззакония. Он внук Генриха I по прямой линии. Если он будет править, как дед, ему будут рады все и повсюду. Слух шел такой, что этот Генрих ведет себя именно как его дед. Так велика была надежда, что он вернет Англии те законы и порядки, какие были установлены Вильгельмом Завоевателем, что по всей стране его встречали с восторгом и поклонением.

Он ехал с красавицей женой, какой еще здесь не видывали. А как царственно она отвечала на приветствия! Здесь даже не знали, что женщина может быть столь грациозной и изящной. На ней богатейший платок с надетой поверх него диадемой из блестящих бриллиантов, рубинов и сапфиров. Воротник платья перехвачен ожерельем из таких же драгоценностей, поверх надет подбитый горностаем длинный и просторный плащ, под которым хорошо видны очень модные висящие длинные рукава. Англичане еще не знакомы с такой элегантностью и встречают ее аплодисментами. Теперь у них справедливый король и прекрасная королева! Будут и королевские дети; один сын уже есть, а королева явно беременна. В народе уже знают, что их новая королева была королевой Франции, но брак с французским королем расторгнут и она вышла замуж за их короля. Этим она понравилась еще больше. Всегда приятно в чем-то обойти Францию. Генриха они уже считают англичанином. Разве он не внук Генриха I, сына Вильгельма Завоевателя, родившегося и воспитывавшегося в Англии, который не уставал напоминать, что он истый англичанин? Рассказывали и о похождениях королевы во время крестового похода в Святую землю. Она изменяла королю Франции, и это тоже англичанам по душе!

Таким образом, народ Англии приветствовал своего нового короля и королеву с радостью и надеждой.

Они въехали в Лондон, где их встретили архиепископ Кентерберийский Теобальд и знатные люди города. Генрих был со всеми любезен и приветлив, так же вела себя и Элинор. Генрих ни на миг не забывал губительного впечатления, произведенного на лондонцев матерью, и чем это обернулось. Архиепископ высказал мнение, что с коронацией медлить не стоит. Генрих согласился. Мать без конца ему повторяла, что, пока король не коронован, он еще не король. Это он тоже усвоил. Он не упустит, как она, столь значащую коронацию.

С присущей ей предусмотрительностью Элинор давно уже заказала в Константинополе самые красивые ткани для платьев, так что на коронации в Вестминстерском аббатстве она будет выглядеть как никогда блестяще. Ткани ей привезли еще до выезда из Барфлера, она взяла их с собой, а теперь лучшие мастерицы шили ей платье. Когда архиепископ сказал «без промедления», назначив коронацию на 19 декабря, наряд Элинор был готов.

И вот этот день наступил. В платье из шелка и парчи такого великолепия, какого англичане еще не видывали, Элинор была божественно красива. Что же касается Генриха, то он, как человек действия, требовал от платья, чтобы оно было свободным и удобным; внешний вид его совершенно не заботил. Но по случаю коронации он все-таки пошел на некоторые уступки. На нем был камзол и короткий плащ, не совсем привычный для англичан, на плечах парчовая накидка-далматик, расшитая золотом. Так что во время церемонии, стоя рядом с Элинор, он выглядел достойно своей элегантной и роскошной королевы. Его короткая стрижка, бритый подбородок и усы тоже всем понравились.

Возгласы «Да здравствует король и королева!» звучали искренне, потому что все ждали начала новой эпохи. Королю за его короткий плащ дали ласковое прозвище — Кортмантл.

Их приняли.

Погода стояла зябкая; в Вестминстерском аббатстве сыро и холодно, королеве здесь неуютно после теплого дома на Юге, но ее утешало сознание огромного приобретения. Эта загадочная страна, овладение и владение которой было великой мечтой величайшего из завоевателей, стоила жизненных неудобств.