Архидьякон поцеловал руку архиепископа, испросил его благословения и ушел.

* * *

Стояла глубокая ночь, все обитатели монастыря погрузились в сон. Томас Беккет тихо поднялся с постели, надел черную кардинальскую шапочку и алую мантию, взял кардинальскую печать и вышел.

Роджер и еще два послушника, Роберт и Скейлмен, уже ждали его в условленном месте с конями. Они миновали неохраняемые городские ворота и поскакали до Гренхема. Добравшись туда, они предприняли короткий отдых и отправились дальше. Вот они уже в Линкольне.

Путь долгий и опасный, всякий миг их ожидало разоблачение: люди короля повсюду — их смогут опознать и схватить.

Но и у Томаса по всей стране имелись приверженцы. Народ был наслышан о борьбе церкви и королевской власти, знал, что король стремится стать их верховным и единственным судией. А Томас Беккет в понимании простого люда — это добрый человек, щедро подающий бедным, и единственный, кто осмелился спорить с королем. На него уже стали смотреть как на святого. Едва ли не всякий счел бы за честь укрыть его в своем доме, но Томас, опасаясь навлечь гнев короля на приютивших его хозяев, никому не открывал своего имени. Так они достигли заболоченного края и остановились в деревне Истри неподалеку от Сандвича, что в восьми милях от Кентербери.

Некоторое время они жили в доме местного священника, пока тот подыскивал им лодку, на какой можно было переправиться через море.

Лодка оказалась небольшой, море неспокойным, но и ждать дольше уже нельзя.

— Отдадим себя в руки Божьи, — сказал Томас. — Будет Его воля, останемся живы, возьмет нас море, значит, такова Его воля.

Они отплыли. Крошечную лодку швыряло волнами, но каким-то чудом она держалась на поверхности, а сильный ветер все гнал и гнал ее по морю, пока ее не вынесло на песчаный пляж у Ои, неподалеку от Гравелина.

— Хвала Господу! — воскликнул Роджер. Однако Томас выразил неуверенность, что они в безопасности. И оказался прав, потому что это была земля графа Булоньского, того самого Мэттью, что женился на аббатисе из Ромзи и браку которого по просьбе самой аббатисы Томас хотел помешать. И хотя женитьба состоялась, Мэттью с тех пор затаил злобу на Томаса.

— Нам нужно быть осторожными, чтобы не попасть в руки графа Булоньского, — сказал Томас. — Он может отослать меня обратно к королю.

Им опять пришлось тайно, не привлекая внимания, пробираться по землям графства, пока они не вышли за его пределы: уже прошел слух, что архиепископ Кентерберийский находится где-то в этих краях, и его разыскивали.

Один раз Томас чуть не выдал себя, когда четверка уставших и оборванных монахов встретила группу молодых охотников с ловчими птицами. Забыв об осторожности, Томас заинтересовался соколом на руке одного из них.

— Смотри, бродячий послушник, а разбирается в таких вещах! — удивился молодой человек. — Уж не архиепископ ли ты Кентерберийский?

Спас положение находчивый Скейлмен, тут же сказав:

— Простак вы, видно, сударь, разве может архиепископ Кентерберийский путешествовать таким способом?

— О да! Я помню, как приехал он, когда был еще канцлером Английским. Вот это была процессия!

Охотники поехали дальше, вспоминая о том, какие роскошные попоны были на конях английского канцлера и как экстравагантен архиепископ Кентерберийский.

— Нам следует быть осторожнее, — заметил Скейлмен.

— Это мне надо зарубить на носу: себе подставляю ловушки, — ответствовал ему Томас. — Не найдись ты, брат Скейлмен, попали бы мы в переплет.

Как обрадовались они, увидев монастырские башни Клермаре, что неподалеку от Сент-Омера! В городе их ждала радушная встреча, и немедленно в Сан-Бертен был отправлен человек, чтобы уведомить архидьякона Герберта о приезде Томаса. Прошло совсем немного времени, и радостный Томас Беккер уже обнимал своего верного друга: самая опасная часть их долгого странствия осталась позади. Но и тут они не были в полной безопасности. Чуть передохнув в Сан-Бертене, они направились в Суассон.

— Вот когда будем там, можем считать, что мы под защитой французского короля, — сказал Герберт.

Через несколько дней путники были у цели.

ЗАМОК РОЗАМУНД

Вся Франция ликовала: королева родила сына. Страна наконец-то получила долгожданного наследника. Король, отчаявшись получить наследника, был невероятно счастлив, по всей Франции колокольный звон, по улицам Парижа новость разносят глашатаи.

Генриха же эта новость повергла в уныние, Элинор разделяла сожаления мужа. Их сын, Генрих-младший, женат на дочери Людовика, и поскольку сыновей у французского короля не было, молодой Генрих мог рассчитывать на французскую корону. Право на это он получал через жену, а возможность — благодаря мощной поддержке короля Англии и герцога Норманнского.

Увы, судьба распорядилась по-другому.

С рождением сына изменился характер Людовика. Он стал значительно тверже. У него теперь есть наследник, о будущем которого следует позаботиться. Это сразу нашло выражение в исключительно теплом приеме, оказанном Томасу Беккету.

— Защита беженцев, особенно преследуемых слуг церкви, — одно из достоинств королей Франции, — сказал Людовик и пообещал Томасу сделать все возможное, чтобы помочь ему как можно скорее добраться до папы.

Генрих сам себя не понимал. Он будто даже радовался, что Томас сбежал от него. Ведь того можно было запросто арестовать в зале суда. Почему он не сделал этого? — спрашивал Генрих себя постоянно. Потому что не хотел, чтобы кровь Томаса была на его руках. Этот человек вызывал в нем противоречивые чувства: он его бесил, от него кровь ударяла в голову, и в то же время он продолжал испытывать к Беккету какую-то нежность. А воспоминания о былых днях, проведенных с Томасом, мучили его. Как хорошо им было вместе! Никто его так не радовал и не забавлял, как Томас. И какой же он глупец! Не противился бы он воле короля, и их дружба продолжалась бы без помех на благо им обоим.

По случаю рождения наследника Генрих направил в Париж посольство с подарками и поздравлениями, которые, Людовик это понимал, были неискренними. «Мы приехали, — сказали послы, — поговорить также о бывшем архиепископе Кентерберийском». В ответ Людовик выразил крайнее удивление: он не знал, что Томас Беккет бывший архиепископ Кентерберийский.

— Я такой же король, как король Англии, — сказал он, — однако не располагаю властью сместить даже самого последнего священника.

Посланникам Генриха стало ясно, что по этому вопросу они с Людовиком не договорятся, а Томас Беккет нашел у него надежное убежище. Они спросили короля, не смог бы он в своем письме папе передать жалобу короля Англии на архиепископа. Они напомнили также, что архиепископ много потрудился против Франции во время ее последнего конфликта с Англией.

— Это было его долгом, — возразил Людовик. — Будь он моим подданным, он так же прилежно служил бы мне и Франции.

Генрих оказался не в силах помешать делу Томаса Беккета дойти до папы, поэтому принял меры, чтобы его версия была изложена наилучшим образом; он направил к папе своих эмиссаров, в числе которых поехал старый враг Томаса архиепископ Йоркский. Сторона Беккета, которую представлял его друг Герберт, была куда менее пышной; богатых подарков папе у нее не было. Тем не менее папа внимательно выслушал жалобу Беккета. Переживания, выпавшие на его долю, папу глубоко тронули.

— И он уцелел! Я рад за него, — сказал папа. — Хотя Беккет живой, он достоин именоваться мучеником во плоти.

На следующий день папа назначил совместную встречу с посольством короля и представителем Томаса. Внимательно выслушав обе стороны, папа послал за Томасом. Незамедлительно явившись на встречу с папой и его высшими кардиналами, Беккет принес с собой текст Кларендонской конституции. С ужасом прочитал папа постановления Кларендона, а Томас признался в своем грехе, что обещал королю полное повиновение; лишь когда его обязали дать это обещание принародно, понял он, что король не намерен сдержать своего слова. Лишь после этого Томас решил выступить против короля.

— Твой грех велик, — рассудил папа, — но ты сделал все, чтобы искупить его. Ты низко пал, но восстал окрепшим духом. Накладывать епитимью на тебя не стану. Своими страданиями ты искупил свой грех сполна.

Но Томасу хотелось изложить всю правду, как она есть.

— Много зла претерпела церковь по моей вине, — продолжил Томас. — Я был возведен на престол милостью короля, по воле человека, а не Господа. Поэтому хочу передать вам в руки, святой отец, то бремя, которое нести больше недостоин.

Он снял перстень архиепископа и протянул его папе, но тот его не взял.

— Твой труд на благо святой церкви искупает все, что с тобой произошло, — заявил папа. — Ты получишь престол Кентерберийский из моих рук снова. Не сомневайся, мы поддержим тебя в твоем деле, ибо оно на благо святой церкви. Тебе надо удалиться, сын мой, в обитель, где можно поразмыслить и восстановить свои силы. Я направлю тебя в монастырь, где можно научиться смирять плоть. Ты привык жить удобно и в роскоши, а я хочу приучить тебя жить в лишениях и скудости.

Именно этого Томас желал всей душой, и тут же было решено, что некоторое время он проведет в монастыре цистерианцев в Бургундии.

* * *

Почти одновременно с королевой Франции, родившей сына, Элинор родила девочку, которую назвали Иоанна. Вскоре она еще раз забеременела и через несколько дней после Рождества 1166 года Элинор родила сына. Назвали его Иоанн, по-английски Джон. Несмотря на заботы, связанные с рождением сына, Элинор заметила, что всякий раз после посещения Вудстока король пребывает в веселом расположении духа, а при одном упоминании этого места голос короля оживляется. Что такого он находит в этом Вудстоке, спрашивала она себя. Место очень не плохое, ничего не скажешь, но у короля много хороших дворцов и замков. Элинор задумала узнать, в чем же тут дело.

Когда в очередной раз Генрих направился в Вудсток, она поехала с ним и почти сразу заметила, что король надолго куда-то исчезает, а когда стала расспрашивать приближенных о прогулках короля, никто ей ничего вразумительного сказать не мог. Элинор решила проследить за ним сама. И в один прекрасный день ее усердие было вознаграждено. Выглядывая из окна, она увидела, как, выйдя из дворца, Генрих пошел в сторону леса. Элинор быстро выбежала из дворца другим ходом и, обогнав его, вышла к нему навстречу.

— Чудный день для прогулки, — сказала Элинор.

— О да, — ответил Генрих, как показалось ей, немного смутившись. Она хотела было предложить ему пройтись вместе, как заметила у него на шпоре прицепившийся клубочек шелка. Собралась язвительно спросить, где он его подцепил, но тут же передумала и сказала, что идет во дворец, и они увидятся позже. С явным облегчением он поцеловал ей руку, а Элинор повернула в сторону дворца. Король пошел своей дорогой, и тут оглянувшаяся Элинор заметила, что нитка тянется за ним, сматывается с клубочка, зацепившись за сучок. Первой мыслью было следовать за королем на некотором расстоянии, а нитка подскажет, куда он пошел по этому лабиринту. Это будет забавно, подумала она.

И тут она догадалась! Он у кого-то был раньше. Это — женщина. Где еще можно найти клубок шелка? Элинор охватила ярость. Опять какая-то любовница! Он не смеет заводить сомнительные связи рядом с дворцом! Она скажет ему, что думает по этому поводу, и выяснит, кто эта новая любовница! Элинор отправилась за королем. Генрих уже ушел далеко, а клубок на шпоре все продолжал разматываться, указывая дорогу Элинор. Генриха видно не было.

Подумав, Элинор решила оставить нитку где она есть и вернулась во дворец. Теперь у нее есть возможность разобраться в этом лабиринте и выяснить, куда ходит Генрих.

На следующий день Генрих отправился в Вестминстер по неотложным делам, а Элинор заявила, что ей хочется побыть в Вудстоке. Она решила немедленно заняться исследованием лабиринта. Так и сделала. Шелковая нить оказалась на месте. Она шла по ней, твердо зная, что это путь короля. Вот нить кончилась, но деревья стали редеть.

И Элинор увидела дом. Чудный дом, настоящий маленький дворец. В саду сидела женщина; она вышивала, а возле стояла корзинка с мотками шелка такого размера и оттенка, какой оказался на шпоре короля. На траве два мальчугана играли в мяч, женщина поглядывала на них. Что-то в их внешности насторожило Элинор, а моментальная догадка заставила задрожать ее от гнева.

Женщина, видимо, почувствовала, что за ней наблюдают, она стала оглядываться и встретилась глазами с пристальным взглядом королевы. Женщина резко встала, ее шитье упало на землю. Мальчики тоже оставили игру, внимательно разглядывая незнакомку.