– Ты уволен! – крикнул он. – Убирайся отсюда, пока я тебя не высек кнутом за твои проделки!

– Уволен? – повторил Кит. – Вы не имеете права. Вы должны были предупредить меня заранее и всякое такое… Со мной такие штучки не пройдут! Вы не имеете права!

– Если ты не уберешься отсюда, я пошлю за полицией и ты, парень, будешь свои права доказывать в тюрьме.

– А мои деньги? Вы мне должны за три дня работы?!

– Убирайся! – повторил старик. – И не вздумай больше показываться в Коббсе!

Джесс стоял на коленях на земле и испытывал жуткую боль. У него кружилась голова и сильно мутило. Как сквозь туман он увидел, что Кит собирает свои инструменты, чтобы уйти.

– Джесс? – сказал старик Тьюк, стоя над ним. – Ты меня слышишь, Джесс? Тимми сейчас положит тебе на ожог листья подорожника. Потом мы поедем домой. Ты меня слышишь?

– Да, – сказал Джесс. – Я все слышу!

Он почувствовал пальцы Тимми у себя на шее. Они были похожи на раскаленные клещи. Он весь напрягся, когда с обожженной шеи сдирали воротничок рубашки, который прикипел к телу. Он вдохнул в себя воздух сквозь сжатые зубы и упал без чувств.


Они привезли его без сознания в Коббс. Там Гуди привела его в чувство и дала выпить слабый чай. Она очистила рану водой и мылом, наложила чистую повязку и все забинтовала. Затем уложила его в постель внизу и задернула занавески, чтобы в комнате царил полумрак. Лишь спустя некоторое время она разрешила ему подняться наверх к Бет.

– Как тебе нравится мой новый наряд? – спросил Джесс, входа в комнату Бет весь перебинтованный и с неподвижной шеей. Он подошел поближе к постели.

– Тебе следовало соображать и не поворачиваться спиной к Киту Меддоксу.

– Твой дед выгнал его, что с ним теперь станет?

– Вот уж нашел о ком беспокоиться, – гневно ответствовала Бет.

В последующие дни работники то и дело возвращались к случившемуся.

Лини, пильщик, который жил недалеко от Коллоу-Форда, каждое утро сообщал им новые подробности о поведении Кита.

– Он не заплатил ренту за помещение, и когда старый Тригг пришел за деньгами, Кит гнал его до самого моста, а потом сбросил в ручей.

– У Кита нет работы, – говорил Берт Минчин. – Он каждый вечер играет на гармонике в пивной, а потом пускает шапку по кругу. Но ему подают слишком мало, все очень злы на него.

– Я слышал, что его жена стоит его самого, – добавил Сэм Ловаж. – Ну, я называю ее женой только ради приличия, просто не хочу произносить другие слова. Но она такая же злобная, как мне рассказывали, и у них каждый день происходят ужасные ссоры и скандалы.

Кейт, слыша эти россказни, качала головой и приговаривала: хорошо, что старушка Меддокс не дожила до этих дней и не видит, что выделывает Кит. Гуди, которая оставалась в Коббсе, чтобы лечить Джесса и ухаживать за Бет и малышом, обычно добавляла:

– Я думаю о малыше Кита. Какая у него страшная жизнь, если сравнить с нашим Уильямом Уолтером.

Через неделю Джесс начал возить кору дуба из леса на кожевенный заводик в Чепсуорт-Бридж. В первый день он сделал три ездки и возвращался домой через Хантлип, когда услышал шум в Коллоу-Форд. Он соскочил с повозки и поспешил вниз вдоль Уайти-Лейн. Мимо него в темноте пробежали несколько мальчишек. Они вертели деревянные хлопушки и стучали банками, полными камней.

Возле домика Кита собралась толпа человек в двадцать-тридцать. Они стучали в дверь и в окна, закрытые ставнями, гремели кастрюлями и крышками от кастрюль. Они требовали, чтобы к ним вышел Кит. Некоторые принесли с собой на шестах фонари. При их свете Джесс увидел Эмери Престона, хозяина «Розы и короны».

Джесс начал расспрашивать Уилла Пентленда, который стоял в дверях своей кузницы. Пентленд с одобрением смотрел на бушующий народ.

– Что он сделал? – повторил Уилл. – Чего он только не делал! Пришел в «Розу и корону» и ударил старую миссис Престон о стенку, потому что она не отпустила ему выпивку в кредит. Вот что он сделал. Бедной старухе почти восемьдесят три года! Если бы мне представилась такая возможность, я бы прибил его. Но Эмери сам должен сделать это. Он ему покажет!

Кто-то притащил обрубок бревна и дал его Эмери. Он приказал толпе отойти назад и начал выбивать дверь. После первого удара все затихли и смотрели, как действует Эмери. Вторым ударом он пробил дверь, и бревно застряло в дырке. Когда Эмери попытался вытащить его, верхнее окошко резко отворилось, и Кит выглянул из него.

– Я не выйду наружу! А вы не войдете внутрь! Я об этом позабочусь!

Он вернулся в комнату, но сразу же снова высунулся из окошка. Кит держал над головами собравшихся своего годовалого сына.

– Если вы еще раз подойдете к двери, я брошу мальчишку на булыжники! Я это сделаю! Черт бы вас побрал, вы меня знаете! Эмери Престон, ты будешь в этом виноват, поэтому тебе лучше не пытаться выбивать мою дверь!

Толпа замерла. Их поднятые вверх лица странным образом походили одно на другое – ужас сделал их похожими. Никто не двигался. Ребенок в коротенькой рубашечке из хлопка и с тонкой пеленкой бил голыми ножками в воздухе, его тонкие ручки маленькими кулачками молотили воздух. При свете фонарей личико малыша, казалось, состояло из одних глаз – круглых, темных и глубоких. Он смотрел на толпу, стоящую внизу. Когда его отец как следует встряхнул его и поднял еще выше, малыш завопил тонким голосом. Его было трудно услышать: такой жалобный усталый голосок.

– Ну что? – заорал Кит. – Вы уйдете отсюда и оставите меня в покое, или же я выброшу его в окно, как я вам обещал!

– Чепуха! – крикнул кто-то сзади. – Он не посмеет. Это же его собственный сын! Эмери, не обращай на него внимания, продолжай выбивать дверь!

– Нет, я не стану этого делать! – воскликнул Эмери Престон и отбросил бревно. – С меня хватит, я иду домой!

– Я тоже, – сказал Мартин Койл.

– И я, – добавил Оливер Рай.

– Мы сейчас уходим, – крикнул Билли Ретчет. – Можешь убрать своего ребенка! Тебя еще накажет Бог за то, как ты с ним обращаешься!

– А ну убирайся, ты, старая свинья-святоша! Все вы убирайтесь отсюда! Поскорее убирайтесь, а то, клянусь Богом, я его сброшу сверху!

Народ начал расходиться. Джесс ушел вместе с ними. Когда он обернулся назад, то увидел в темной комнате фигуру женщины и ее белые руки, когда она потянула их к ребенку. Кит снова выглянул в окно.

– Эй ты! Джесс Хромоногий! Скажи старику Тьюку, что он мне должен деньги за три дня работы. Он – вонючий скупердяй! Мне срочно нужны эти деньги. Передай ему все, что я сказал.

– Да, – сказала Джесс. – Я передам!


В субботу, когда Джесс постучал в дверь домика Кита, окно все еще было закрыто ставнями, а дыра в двери заткнута тряпками. Спустя некоторое время он услышал, как внутри отодвигали мебель от дверей. Потом тряпка исчезла, и в дырке показалось женское лицо. Джесс нагнулся, чтобы поговорить с ней. Он видел бледные губы и острый подбородок.

– Я принес деньги для Кита. Он дома?

– Да, он наверху, лежит в кровати. Но он не сойдет вниз.

– Тогда передайте ему деньги, – сказал Джесс и передал ей деньги через дыру в дверях.

– Как ваш малыш? С ним все в порядке?

– Да, все нормально.

– Вы что, не выходили наружу с самого понедельника?

Боже, вам и вашему малышу это вредно. Да и Киту тоже плохо сидеть в темноте.

– Я все знаю, – сказала женщина. – Я ему все время говорю об этом, но он не разрешает открывать дверь или окно, чтобы хотя бы немного проветрить помещение. Я уже больше не выдержу, если останусь здесь с ним. Я просто сойду с ума. Я уже стала почти такой же, как сумасшедший Кит!

– Но ему рано или поздно все равно придется выйти. Он не сможет всю жизнь просидеть взаперти!

– Он боится выходить из-за людей. Уилл Пентленд сказал, что он может выйти, но Кит ему не верит. Он стучит в стену Несперу Терпину, чтобы тот приносил к двери хлеб и молоко.

– Может, я что-то смогу для вас сделать?

– Нет, ничего. Только…

– Что?

– Помолитесь за меня и за моего сына, – сказала женщина и отошла от двери. Она снова засунула в дырку мешковину.

К следующему понедельнику женщина была мертва, а Кит исчез вместе с ребенком. Лини Карр первый принес эти новости в мастерскую. Все остальные работники добавляли все новые и новые подробности. Кузнец Уилл Пентленд попробовал открыть дверь домика Кита в пять утра, и она отворилась. В комнате на полу лежала женщина, ее голова покоилась почти у очага. На шее и лбу зияли ужасные раны. Кит, наверное, удрал ночью и забрал с собой мальчика. Поиски ничего не дали, хотя этим занимался весь поселок, и теперь делом занимался полицейский из Чепсуорта.

Работники обсуждали ужасное событие весь день. Они разговаривали об этом тихо и спокойно. И женщины дома так же.

– Я всегда говорила, что мне жаль ту девушку, которая свяжется с Китом, – заметила Бет. – Но мне даже в голову не приходило, что все может закончиться подобным образом.

* * *

Джесс очнулся от глубокого сна. Бет сидела в постели рядом с ним.

– Что такое? – спросил он.

– Я слышала шум во дворе, – ответила ему Бет.

– Это дождь, вот и все. Ты слышишь, как он колотит по кустам и деревьям. Он, наверно, стучал по окну, и ты проснулась.

– Нет, – сказала Бет. – Мне показалось, что кто-то там передвигает доски. Вот! Ты слышишь?

Но Джесс услышал только шум дождя.

– Пойду-ка проверю, – сказал он, вылезая из постели, – посмотрю, в чем там дело.

Джесс натянул штаны, сошел вниз и вошел в кухню. Там он зажег фонарь и вышел во двор через конторку старика Тьюка. На улице лил холодный и упорный дождь. Он белыми прямыми струями вонзался в землю и потом отскакивал от нее, как мяч. Джесс прошел несколько шагов и промок до нитки.

– Кто здесь? – громко крикнул Джесс.

Джесс двинулся дальше мимо высоких сложенных в аккуратные штабеля досок и подошел ко входу в мастерскую. Он не стал высоко поднимать фонарь, напротив – слегка нагнулся, пытаясь разглядеть следы на размокшей почве. Сзади раздался шум, Джесс резко повернулся, но это был старик Тьюк в накидке, защищавшей его от дождя. Он шагал по грязи в резиновых сапогах. В руках у него было старое ружье.

– Бет разбудила меня. Она сказала, что у нас, наверное, ходят воры. Клянусь Богом, если я их поймаю, они получат по заслугам. Будут знать, как воровать у меня доски! Ты их не видел?

– Кто-то был здесь, – сказал Джесс. – Вы видите – на грязи отпечаталось много следов!

Он снова повернулся и прошел несколько шагов, внимательно оглядывая почву, затем выпрямился, чтобы посмотреть вперед, пытаясь что-то разобрать сквозь темноту, и когда он повыше поднял фонарь, прямо перед его глазами закачалась пара сапог. Он вздрогнул, и пламя фонаря затанцевало в его руках. Джесс почувствовал, как сзади подошел старик, и поднял фонарь еще выше. Кит повесился на старом дубе.

Недалеко была лестница, Джесс поднялся по ней, срезал веревку, и спустил тело на землю. Там он сразу понял по тому, как беспомощно болталась голова Кита, что тот сломал себе шею.

Когда мертвые руки Кита прикасались к Джессу, тот чувствовал, как холодно замирало его сердце.

Старик Тьюк шел впереди с фонарем. Он открыл дверь в мастерскую и освещал Джессу дорогу. Джесс положил тело на рабочий стол и заставил себя снять петлю с шеи и откинуть мокрые волосы со лба, вытереть капли дождя с мертвого лица и скрестить руки Кита на груди.

Старик Тьюк держал фонарь. Он с растущей яростью смотрел на мертвого Кита. Джесс прикрыл тело брезентом. Он едва смог оторваться от разглядывания мертвого лица Кита и начал бесцельно бродить по мастерской. Старик заметил, что замок в двери мастерской был сломан.

– Кит был в мастерской. Интересно – почему? О, я так и думал! Иди и сам посмотри!

Джесс подошел к старому рабочему месту Кита. Там лежал ребенок, закутанный в шаль, застегнутую оловянной брошью. Малыш лежал неестественно спокойно – глаза у него были закрыты, а губки раскрыты. Казалось, он едва дышит.

– Он еле жив, – сказал старик, наклонившись и понюхав дыхание мальчика. – Кит дал ему бренди, чтобы тот не просыпался. Неси его в дом.

Джесс взял малыша на руки и быстро внес в дом. Все три женщины собрались в кухне. Кейт старалась с помощью мехов развести огонь.

Старик сказал им:

– Кит повесился у нас на дубе. Мы отнесли его в мастерскую.

– Он мертв? – переспросила Кейт.

– Конечно! А ты как думаешь? Ведь он повесился!

– Боже! – воскликнула Гуди, глядя на мальчика. – Он что, тоже умер? Бедный малыш!

– Он пьян в усмерть, – ответил старик. – Раненько начал приучать его к выпивке родной отец!

– Дайте его мне, – сказала Гуди. – Господи, какой же он тощенький! Кожа да кости! Кто знает, что ему пришлось пережить за последние дни!