– Я ничего не знаю. Ей он не нравился, Гуди говорила, что у него блохи.

– Откуда она это знала? – спросил Берт Минчин.

– Наверно, ее покусали, – сказал Стив Хьюиш, и все опять громко захохотали.

– Ну, развели тут веселье, – вклинилась Бет. – Вы, здоровые дураки, смейтесь, пока не лопнете от смеха!

– А тебе какое дело? – спросил ее дед. – Что ты тут кудахчешь, как несушка над своим цыпленком?

– Так, Джесс очень нравится Бет, правда? – отметил Стив Хьюиш. – Вы только подумайте, такая здоровая девица выбрала себе бедного ягненка Джесса. Ему же только тринадцать лет! Могу побиться об заклад, он еще не догадывается, для чего нужны девицы!

– Хватит! – вмешался дед Тьюк. – Пора приниматься за работу. Изард, ты пока отложи свою сумку с инструментами. Сегодня ты будешь складывать тес. Хопсон покажет тебе, как это нужно делать.

Работники разошлись и начали работу. Джордж Хопсон, немногословный человек, жестом позвал с собой Джесса, и они ушли. Бет пошла в дом. Она понимала, что не сможет выполнить данное Уолтеру обещание. Она никогда не сможет защитить Джесса от шуточек и розыгрышей. Ему следует самому научиться постоять за себя.

На следующий день, когда она мыла полы в маслобойке, Джесс пришел к ней.

– Меня послал к тебе Сэм, он велел принести ему мешок дырок разных размеров. Он сказал, что это срочно.

– Джесс Изард, ты просто дурак!

– Да? – удивился Джесс. – Неужели?

– Ничего, мы их проучим, – сказала Бет. – Если они сами прислали тебя сюда, тебе и вправду придется мне помочь.

Она давала ему задания и держала при себе примерно час. Он таскал ей ведра с водой, пока маслобойка не начала блестеть от чистоты. Там стало прохладно и приятно запахло. Потом она налила ему густого молока и смотрела, как он пил его.

– Боже, я не пил молока с тех пор, как погибла наша старушка Клевер, – сказал Джесс, вздыхая.

– Разве вы не получаете молоко из Чекеттса?

– Мы получаем там кварту, но оно синее. Гуди заставляет, чтобы отец выпил хотя бы пинту. Потом нужно четверть пинты отдать на подкорм поросенку, и четверть пинты мы употребляем, забеливая наш чай.

– Я буду оставлять тебе пинту каждое утро, – обещала ему Бет. – Ты сможешь забежать сюда во время обеда и выпить ее. Но ты ничего не рассказывай об этом остальным работникам, иначе они станут смеяться над тобой.

– Ты мне будешь давать каждый день пинту молока? Я скоро стану таким же толстым, как лендлорд, правда?

– Сейчас тебе лучше идти. И вытри рот, а то все узнают о нашем секрете. Эй, подожди секунду, у меня есть идея.

Она пошла в сарай и что-то начала искать в куче мешков. Бет вытащила один мешок, очень рваный, и отдала его Джессу.

– Они просили тебя принести им мешок дыр, так? Вот он! Ты можешь его отдать им.

Всю весну и лето Бет два раза в неделю ходила в Пайк-Хауз. Уолтер всегда радовался ей.

Он с каждым днем все слабел и делался еще прозрачнее. Но жизнь все еще теплилась в нем, как в птице со смертельной раной. В хорошие дни он сидел в кресле у отворенной двери и впитывал в себя любой звук и запах, которые дарила ему земля.

– Со мной еще не все покончено, – обычно приговаривал он. – Я буду держаться за такое прекрасное лето. Я люблю погреться на солнышке и не пойду под землю, пока от нее веет таким теплом.

Сливовые деревья в Коббсе принесли чудесный урожай. Даже работникам раздавали много фруктов, и после этого у Бет осталось еще семьдесят фунтов слив. Она разложила сливы в две большие корзины и пошла на перекресток, чтобы оттуда доехать на повозке в Чепсуорт.

Там она продала все сливы и пешком отправилась домой. Пустые корзинки поскрипывали в ее руках, а в карманах фартука позвякивали монетки.

– Ты мне ничего не хочешь сказать? – спросил ее дед за ужином. – Или ты держишь в секрете, что ты была в Чепсуорте и торговала моими сливами?

– Секрет? Да Тимми видел, как я садилась в телегу.

– Ты ездила на рынок, как мелочная торговка! Все станут думать, что у меня нет денег!

Он через весь стол послал к ней кружку для пива и молча смотрел, как Бет с трудом подняла тяжелый глиняный кувшин, чтобы наполнить его пивную кружку.

– Ну? – прикрикнул он. – Сколько же ты выручила за эти чертовы сливы?

– Восемь шиллингов и шесть пенсов, – ответила ему Бет.

– Что? За семьдесят фунтов лучших слив?

– Я вполне довольна тем, что получила.

– И где же эти деньги?

– Я их убрала в укромное место.

– Вместе с теми деньгами, которые ты получаешь за свои яички? Тебе не пришло в голову, что сливы принадлежат мне?

– Я их собирала и поэтому считаю, что часть слив принадлежит мне. Мне нужно отложить деньги на черный день.

– Да ты просто мелкая скупердяйка, вот кто ты такая! Ты похожа на старую жадину, вроде старухи миссис Бант.

Он закончил ужин и откинулся на стуле, не сводя с нее глаз. Старику не хотелось требовать у нее деньги, но он также не мог примириться с тем, что у нее могли быть свои сбережения.

– Для тебя не будет черных дней, – наконец вымолвил он. – Пока ты со мной, ты себя можешь чувствовать в такой же безопасности, как Английский банк. То же самое касается и твоего мужа и всей твоей семьи, когда они появятся у тебя.

– Боже ты мой! – сказала Кейт. – Вы хоть бы дали девочке подрасти, прежде чем забивать ей голову такими мыслями.

– Ей не нужно ничем забивать голову. Она слишком для этого умна! И если я не ошибаюсь, то, когда ей стукнет двадцать, у нее уже будет парочка сопливых ребятишек.

– Только парочка? – спросила Бет.

– Мисс, вам не стоит меня испытывать. Я совсем не против того, чтобы ты пораньше выскочила замуж. По мне, так чем раньше, тем лучше, и я соответственно буду строить свои планы.

– Что еще за планы? – спросила Бет.

– Погоди! – сказал дед. Он был рад, что за ним остается последнее слово. – Со временем все сама узнаешь.

На следующий день, когда в двенадцать часов Джесс пришел в маслобойку за своим молоком, Бет ждала его. Она отдала ему маленький сверточек с деньгами.

– Что это такое? – спросил Джесс.

– Это деньги, чтобы купить кое-что для твоего отца.

– Сверток тяжелый, там, наверное, много денег. Я не знаю, стоит ли мне брать их у тебя.

– Если ты не возьмешь деньги, я их выброшу в помойку.

– Бет, ты, наверно, очень богата.

– Нет, это не так.

– Тогда, мне кажется, ты очень хорошая. Правда! Клянусь Богом! Ты – добрая самаритянка, вот кто ты!

– Я просто понимаю, что такое быть очень бедной, вот и все! И мне кажется, что я еще вернусь к бедности когда-нибудь. И тогда я стану ждать от тебя такой же помощи.

– Но почему ты можешь снова стать бедной, Бет? – Я это нутром чувствую!


Как-то она кормила кур в саду и услышала шум во дворе мастерских. Дед Тьюк уехал куда-то по делу в это утро, и работники радовались продыху в работе. Они намазали табуретку горячим клеем, набрав его прямо из горшка, стоявшего на огне, и требовали, чтобы Джесс оседлал табуретку. Джордж Хопсон и Тимоти Роллз единственные не принимали в этом участия. Остальные столпились вокруг табуретки и насильно старались посадить на нее Джесса. Они привязали шнурки его ботинок к ножкам и перекладинам внизу табуретки.

– Не вздумай брыкаться, парень, а то мы выдадим тебе то лекарство, которое обычно прописывается упрямым ослам.

– Отпустите его, мы посмотрим, как он умеет скакать, – предложил Лини.

– Отойдите! Он брыкается, как сам Сатана! Как дела, Джесс? Почему ты нам ничего не говоришь?

– Он не может говорить!

– Эгей, вперед! Но мне кажется, что он плохо держится даже в таком безопасном седле!

Джесс покачнулся и наклонился вперед, чтобы не упасть, и ухватился за сиденье табуретки. Его пальцы тут же прилипли к горячему клею, они слиплись вместе и кожа покраснела. Он снова качнулся из стороны в сторону и, когда порвались его связанные вместе шнурки, он просто кучей тряпья свалился на землю.

Бет подобрала юбки, быстро перелезла через забор и побежала ему на помощь. Она схватила табуретку за ножки и вытащила ее из-под Джесса. Джесс медленно выпрямился, как израненный краб, с ног до головы он был покрыт пылью и опилками.

– О, да он замарал свои штанишки! – сказал Сэм Ловаж. – Ну и неряха!

Мужики заржали; и Бет яростно швырнула прямо в них табуреткой.

– Ничего, посмотрим, как вы повеселитесь, когда мой дед узнает, как вы проводите время, когда его здесь нет! Из вас полетит пух и перо!

И тут же напустилась на Джесса Изарда.

– Тебе пора проснуться, малый! Ты должен сам защищать себя! Боже, если бы я была парнем, я бы выхватила нож и показала им, почем фунт лиха! Нельзя позволять издеваться над собой!

Джесс стоял, как в трансе. Он все еще не мог прийти в себя. Под коркой грязи его лицо побелело, он оцепенело смотрел на Бет.

– Джесс, в чем дело? Что-то еще случилось ужасное, да? Что-то с твоим отцом?

– Умер, – сказал Джесс, и больше не мог произнести ни слова.

Все замолчали, работникам стало стыдно. Тимоти Роллз снял шапку, и один за другим его примеру последовали остальные работники.

– Да, вы хорошенько повеселились, – сказала им Бет. – Прошлого теперь не вернешь!

– Парню следовало сказать нам об этом, – пробормотал Стив.

– Бедный старик Уолтер, – сказал Сэм. – Мне очень жаль. Действительно, мне так жаль.

– Если вам так уж стыдно, вы можете искупить свою вину, – заметила Бет.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Боб Грин.

– Осталась вдова Уолтера. Вот о чем я вам говорю.

– Ты права, – сказал Сэм. – Я и сам об этом подумал. Но что ты конкретно имеешь в виду?

– Сами подумайте, – ответила Бет. – Но не бойтесь немного облегчить ваши карманы.

Она увела Джесса со двора в судомойню, прилегавшую к дому, налила воды в котел и разожгла под ним огонь.

– Расскажи мне об отце, – сказала она Джессу. – Он легко умер?

Джесс в ужасе начал качать головой, он не мог вымолвить ни слова.

– Тебе следует мне все рассказать, тебе станет легче, если ты выговоришься.

– Я не могу! Бет, я не могу говорить об этом.

– Хорошо! Хорошо! Тебя никто не заставляет.

– Все так плохо. Даже хуже, чем плохо. Все длилось целую ночь. Он был слишком слаб, чтобы сесть и прокашляться. Мы держали его – Гуди и я. Он не мог дышать, он только кашлял и кашлял, и кровь лилась прямо по нему. И Гуди, и я, мы были все в крови!

– Джесс, Джесс, успокойся.

– Я раньше никогда не видел, как умирают люди. Бет, они не должны так мучиться.

– На свете есть много всего, чего не должно быть.

– Гуди дала ему какие-то капли, и после этого он немного успокоился.

– Он умер во время сна?

– Нет, дожил до утра, – ответил ей Джесс. – Он проснулся и повернул голову к окну. Только что начало светать. Небо порозовело в некоторых местах, и он мирно лежал, глядя на отблески света на стене. Потом вдруг сказал: «Гуди, я ухожу. Мы потом свидимся». Он сказал это спокойным голосом, обычно так прощался, уходя на работу: «Я пошел, Гуди, свидимся позже». И потом я увидел, как Гуди прикрыла ему лицо одеялом.

– Хорошо, что для него все кончено, – сказала Бет. – Он заслужил свой отдых.

– Я понимаю! Но все равно, мне кажется, что теперь все стало другим, и никогда не вернется назад.

– Конечно, все изменилось. Это так. Но боль со временем смягчается. И мне кажется, что это благо для нас.

– Мне стало гораздо лучше после того, как я поговорил с тобой.

– Тебе станет еще лучше, когда ты немного отмоешься от этой грязи, – сказала Бет, открывая крышку котла и пробуя рукой воду. – Она уже потеплела, начинай мыться. Но что касается клея, тут придется все оттирать с песочком.

– Мне кажется, что мои штаны сделаны из стекла!

– Когда они в следующий раз попробуют над тобой издеваться, тебе нужно дать отпор. Ты меня слышишь? С такими-то кулаками! Надо действовать, Джесс! Тебе нужно залепить парочке парней по носу, тогда они отстанут от тебя.

– Я попытаюсь, – обещал ей Джесс. – Но я не умею драться, Бет, ты можешь спросить об этом Гуди. Она всегда говорит, что ни мой отец, ни я, мы не можем даже сорвать корочку с рисового пудинга.


Когда дед Бет узнал о смерти Уолтера, он приказал, чтобы в мастерской изготовили гроб и отвезли его в Пайк-Хауз.

– Скажите Гуди Изард, что она может мне заплатить, когда у нее будут деньги. Если ей удобно, она может платить понедельно. Бет выпишет ей счет.

– Хозяин, не надо никакого счета, – сказал Сэм Ловаж и сделал широкий жест. – Я и остальные парни скинулись, мы сами заплатим за гроб.

– Так, что это с вами вдруг случилось?

– Ну, мы хотим помянуть старого товарища, вот и все!

Уолтера похоронили на кладбище в Истери на холме в полумиле от Пайк-Хауза. Истери располагалось в долине и там росли вязы. Но маленькая церковь стояла на возвышенности и выделялась своим деревянным шпилем. К стыду прихожан, церковный колокол был разбит. Весной весь двор становился желтым от цветущих барабанчиков, а в июне и июле синим от шалфея. Там редко бывали люди, и жаворонки вили гнезда прямо среди высокой травы. Ящерицы лениво грелись на камнях.