Возле их дома никого не было. Павел, спрыгнув первым, протянул руки и снял Жанну с седла. Медленно опустил вниз, так, что она, скользя, почувствовала всё его напряженное тело. Встав на ноги, она уже не знала, чего же хочет на самом деле.

Он заглянул ей в глаза и сказал:

– Я вечером приеду за тобой. Съездим покатаемся.

Она недоверчиво качнула головой, собираясь отказаться, и он поспешно пообещал:

– Ничего не будет, не бойся. Просто погода уж очень славная стоит, а кататься без тебя так одиноко!

Ничего не отвечая, она вошла в дом, а он еще долго смотрел ей вслед, болезненно морщась.

После захода солнца ждал ее с Грандом на перекрестке, уверенный, что она всё равно пойдет к пруду купаться. В самом деле, не успели на небе появиться первые звезды, как на узкой тропке показался знакомый тоненький силуэт.

Он дождался, пока она подойдет поближе и вышел из скрывавшей его тени большой березы. Жанна остановилась, молча ожидая продолжения. Павел мягко предложил:

– Ну что, покатаемся?

Ей хотелось поехать, но, боясь той жажды, которая могла охватить ее от близости его тела, она заколебалась, не зная, на что решиться.

Почувствовав ее колебание, Павел, не дожидаясь внятного ответа, быстро подвел к ней Гранда. Обхватив за талию, усадил впереди. Сам вскочил сзади, и они поехали мерной рысью, чуть покачиваясь, как в лодке. Одной рукой он крепко обнял Жанну, как законную добычу, другой держал поводья.

Гранд мерной рысью мчался всё вперед и вперед, никуда не сворачивая, и Жанна почувствовала, как ее душу охватывает мир и покой. На небе взошла полная, ослепительная луна, придавая лугу и виднеющемуся вдалеке лесу неверный ртутный блеск. Павел молча вдыхал запах ее волос, старясь не думать о поцелуях и о том, что за ними следует. Уже одно то, что она просто была рядом, в его объятиях, согревало душу и давало надежду на будущее.

Почти неразличимый цокот копыт по мягкой земле успокаивал, навевая неясные мечты, и Жанна с сожалением подумала, что, не будь в ее жизни первого курса и всего того, что там случилось, она бы самозабвенно любила Павла.

Он молча наслаждался близостью Жанны. Но вот она, почувствовав, что тело затекло от статичной позы, негромко попросила:

– Отвези меня к пруду, пожалуйста.

Он повернул коня и, не говоря ни слова против, направил его к деревне. Подъехав к пустынной водной глади, спрыгнул сам и так же медленно, как в прошлый раз, снял Жанну, дав ее телу соскользнуть со своего, как с горки.

Отойдя от него на безопасное расстояние, Жанна сняла обмотанное вокруг талии полотенце, скинула рубашку с легкими брюками и кинулась в пруд, постанывая от удовольствия. Вода смыла напряжение из затекших мышц, и она, доплыв до противоположного конца, вернулась обратно.

Павел ждал ее с развернутым полотенцем. Ласкающими движениями промокнул капли воды с ее кожи и, не удержавшись, прижал к себе. Но тут же опомнился и выпустил ее из объятий. Ей стало холодно и одиноко. Удивляясь себе, она оделась и распрощалась, втайне надеясь, что он будет настаивать на проводах. Но он не стал, и она побежала домой в одиночестве, чувствуя себя неуверенно и сиротливо.

На другой день Павел отправился в школу, просто так, от нечего делать. Там было пусто и гулко. Свежеокрашенные коридоры без детей казались удивительно широкими. Павел не спеша прошел на второй этаж и замер, не веря своим ушам. Из учительской доносился сердитый голос Александра. С кем, интересно, он говорит таким тоном?

Павел подошел поближе и замер, не веря своим ушам.

– Я на тебе жениться не собираюсь, и не надейся! Я люблю другую!

Кто-то чуть слышно возразил, и Александр загрохотал снова:

– Да какого лешего! Не надо навязывать мне этого ребенка! Почем я знаю, с кем ты еще спала!

Павел понял, что Сашка доведен до белого каления, обычно он, как большинство окрестных староверов, о нечисти старался не вспоминать.

Дверь широко распахнулась, и из учительской вылетел взъерошенный Александр. Не заметив полузакрытого дверью Павла, огромными шагами проскочил немаленький коридор и спустился по лестнице, оставляя за собой гулкое эхо.

Павел осторожно заглянул в учительскую. У окна спиной к комнате навытяжку стояла Наталья. Она не всхлипывала, но от нее веяло такой безнадежностью, что Павел поежился.

– Извини, но я кое-что слышал.

Не поворачиваясь, она мертвенным голосом спросила:

– Что именно?

– У вас с Александром будет ребенок, но он не собирается его признавать.

Наталья равнодушным тоном подтвердила:

– Все правильно.

– И что ты собираешься делать?

Она нервно передернула плечами.

– Не знаю. Аборт делать поздно. Можно, конечно, попроситься на социальный аборт, но это будет уже самое настоящее убийство. Это не для меня.

– Тогда остается рожать.

– Рожать без мужа? В селе староверов? Это значит здесь больше не работать. Домой мне тоже ехать нельзя, меня родители и без того загрызли.

Павел усмехнулся.

– Значить, надо рожать при муже.

Наталья резко повернулась. На бледном лице огнем горели глаза.

– Издеваешься?

– И не думал.

– Тогда кого ты предлагаешь мне в мужья? Себя? Чужого ребенка будешь воспитывать?

– Да нет, не настолько уж я благороден. Я думаю Сашку образумить.

Наталья снова повернулась к окну.

– Я уже пыталась. Результат ты слышал сам.

– Я это не ты.

– Я не хочу его принуждать.

– А ребенка делать ты его принуждала?

Она помялась.

– Нет, конечно. Просто я оказалась не в том месте и не в то время.

Павел озадачился.

– Это как?

– Он Аню на автобус провожал. Видимо, она ему что-то сказала, потому что он сам не свой был. Выпил немного, и тут же захмелел, он же не пьет. А тут меня черт принес. Не к нему, конечно, а к председателю. Не помню уж, что мне от Ивана Александровича надо было. Попыталась Александра утешить, а он как-то неправильно меня понял. Впрочем, я не особо сопротивлялась. И вот что получилось. В общем, не повезло. Идиотизм, одним словом.

– Не идиотизм, а судьба. Ну да ладно, я с Сашкой сам поговорю. Думаю, все уладится.

Наталья согнулась и внезапно зарыдала, зажимая рот руками. Павел обнял ее за плечи и успокаивающе произнес:

– Не надо плакать! Все будет хорошо, вот увидишь!

И вот тут как на грех в комнату зашла Жанна. Остановилась, как от удара, попятилась, повернулась и выскочила в коридор. Павел поморщился. Ну, все одно к одному!

– Наталья, иди домой. Не думаю, что тебе стоит здесь оставаться. А я найду Сашку.

Быстро промокнув глаза носовым платком, та вышла из учительской, а Павел немного задержался, не зная, как быть. Догнать ли ему сначала Жанну и все объяснить, или заняться чужими делами? Немного помедлив, решил, что Жанну ему теперь все равно не найти, она очень хорошо умеет прятаться, и отправился на поиски Александра.

Как Павел и предполагал, тот сидел на пеньке под старой рябиной и смотрел на Анино окно. Павел встал рядом.

– Извини, дружище, но я слышал, что ты говорил Наталье.

Александр недовольно дернул широким плечом.

– И что?

Павел прислонился спиной к невысокой березке и тоже посмотрел на дом Берсеневых.

– Сколько мы с тобой здесь проторчали?

Александр недовольно буркнул:

– Я-то лет десять. Ты меньше.

Павел кивнул.

– Знаешь, я думаю, что ты все-таки поступишь, как должно.

Тот сердито вскинулся.

– Да какого черта? Она, может, с половиной села перетрахалась, а я вдруг крайним стал?

Павел огорченно поцокал языком.

– Не надо на Наталью клепать. Она приличный человек.

– Приличный? – от пренебрежительного тона Александра могло замерзнуть небольшое озеро. – А какого лешего она в тот день ко мне приперлась?

– К тебе? А я почему-то думал, что ты с родителями живешь. Кстати, жил бы ты один, она бы и не приперлась. А что конкретно произошло?

На скулах Александра появились два темных пятна.

– Да ничего особенного.

– Вот как? И в результате этого «ничего особенного» появится ребенок? Твой, кстати. Если уж не веришь Наталье, можно ведь после рождения генетическую экспертизу сделать.

Александр поник.

– Да верю я ей, верю! Дело-то ведь не в ней! – и он тоскливым взглядом уставился на Анино окно.

Павел помедлил, подыскивая слова.

– Знаешь, мне кажется, Анька на тебя никогда по-другому глядеть не будет. Ты для нее навсегда останешься просто другом старшей сестры, что-то вроде старшего брата.

– И на этом основании я должен на Наталье жениться?

– Это ты правильно сказал – должен.

Сашка вспылил.

– Да если бы она мне не подставилась, я бы на нее и не посмотрел никогда!

– Вот как? Так она тебя, значит, бедняжку, соблазнила? Силой не держала, случайно?

Силой Александра не удержали бы и трое здоровых мужиков. Он неопределенно взмахнул рукой и спросил:

– Что ты так за нее заступаешься?

– Просто жаль ее. С первым мужем не повезло, и сейчас та же история. По сути, ей некуда идти.

– А почему она аборт не сделала?

– Ты вообще о чем говоришь? Ты что, хочешь, чтобы она твоего ребенка убила, а ты тут как бы и ни причем? Забыл, что за аборт и тебе перед Богом отвечать придется?

Александр втянул голову в плечи.

– Я не пойму, чего ты от меня хочешь? Чтоб я пошел предложение ей сделал? Так не пойду я!

Павел сурово отчеканил:

– Тогда пойду я. Не к ней, конечно, а к твоему отцу и обрисую ситуацию. Ты этого хочешь?

Сашка сердито вскочил и с угрозой навис над Павлом. Тот на этот демарш лишь скептически усмехнулся.

– Не пугай, не страшно. Пуганый я уже, если не забыл. В общем, так: или ты идешь к Наталье, или я к Ивану Александровичу. Сроку тебе до субботы. Своего батю ты лучше меня знаешь и прекрасно понимаешь, что подобного безобразия он тебе не спустит. Так что действуй добровольно.

Павел ушел, а Александр, кусая губы, снова сел на старое место и принялся безнадежно разглядывать траву под ногами.

Прибежав домой, Жанна долго не могла найти себе место. Она бралась то за одно, то за другое, но ни на чем не могла сосредоточиться. Из рук все валилось, и даже мать, после того, как она дважды посолила суп, попросила дочь быть повнимательнее.

К вечеру на сеновал привезли свежее сено, и Аня уговорила сестру переночевать там. Принесли матрасы, подушки, одеяла и устроили импровизированную постель на душистой перине. Стемнело, и Жанна ушла на сеновал, не дожидаясь сестренки, убежавшей поплавать в пруду.

Одуряюще пахло еще не осыпавшимися луговыми цветами. В лесу, не давая уснуть, громко пела какая-то ночная пичужка. Отец не раз говорил дочери ее название, но Жанна не могла сосредоточиться, расстроенная увиденной сегодня картиной. Ну и что, что Павел обнимался с этой кралей? Ей-то какое до этого дело? Но в голове упорно вертелась страшная мысль – как она будет жить, если Павел завяжет с Натальей серьезные отношения? Нет, этого она не вынесет. Придется уезжать из села и искать себе другую долю.

Пришлось признаться себе, что она давно обманывает себя – она вовсе не равнодушна к Павлу, и уж тем более, не ненавидит его. Любовь, вспыхнувшая в сердце неискушенной девочки, не умерла, как она надеялась, а до времени затаилась под толстым слоем горечи и обиды.

Она резко повернулась, чувствуя, как заболело сердце. Что она наделала? С таким апломбом отвергала все его попытки установить хотя бы мирные отношения. Вот и получила то, за что боролась. Какой нормальный парень будет столько терпеть? Ведь Павлу уже двадцать девять, все его ровесники давно женаты или даже разведены, и только он потратил столько времени, чтобы добиться ее прощения.

Жанна вздохнула и снова резко повернулась, сминая простыню. У головы пронзительно запиликал кузнечик, запутавшись в высохшей траве, и на глаза навернулись слезы. Вдруг у окошка что-то зашуршало, и она насторожилась. Что это? Мышь? Но ведь где-то тут должна быть Муська, она же своими глазами видела, как та взбиралась по лестнице вслед за ней.

Пожалев, что не взяла с собой фонарика – безлунные ночи были на редкость темными, она тихонько позвала: кис-кис-кис, но в ответ не раздалось ни звука. Решив, что шорох ей померещился, натянула одеяло на голову и закрыла глаза, пытаясь уснуть. Завтра снова на покос, и нужно выспаться, потому что отец поднимет их до рассвета.

Внезапно матрац прогнулся от чьей-то тяжести, и она, высунув голову, проговорила:

– Осторожнее, Аня! Твой матрац дальше!

Но тут откинулось одеяло и к ней скользнуло крепкое мужское тело. Она вскрикнула, но голос Павла успокаивающе прошептал:

– Не пугайся, это я! Давай поговорим!

Сердце захолонуло от страха и возбуждения. Срывающимся голосом она проговорила:

– И как ты собираешься говорить?

Дотронувшись до ее обнаженного тела, парень вздрогнул и признал, потрясенно дыша: