Он покачал головой и повернулся к двери справа.

Он открыл ее и увидел, что в комнате темно. Ну и гостиница! Ни свечей в комнатах, ни запоров в дверях. Но не пойдет же он снова вниз из-за какой-то свечи. Для того чтобы раздеться и лечь в постель, ему не требовался свет.

Он пробрался мимо кровати Картера, тихо проклиная себя за пьянство, и обнаружил, что его кровать стоит у противоположной стены, а не у той, где, как он помнил, она стояла. Он разделся, разбросав по полу одежду - привычка, которую так и не мог искоренить Картер никакими выразительными взглядами и покашливанием, - и с облегчением скользнул между простынями. Он хотел отдохнуть немного перед тем, как к нему придет служанка из трактира, но заснул сразу же, едва лишь голова коснулась подушки.


***

Ночью Диана проснулась, если это можно было назвать пробуждением. Она осторожно исследовала свою голову и обнаружила, что в висках больше не стучит. Но у нее было ощущение, что ее обернули толстыми слоями ваты. Она чувствовала, что находится под сильным влиянием снотворного. К ней вернулась лишь малая часть сознания, и ей только оставалось снова погрузиться в туманное небытие.

Неожиданно ее охватило чувство одиночества. Рядом не было Тедди. Если бы она протянула руку туда, где рядом всегда лежал он, то не нашла бы его. Его больше никогда не будет рядом с ней. Никогда.

Она позволила себе еще немного побыть в этом мягком полузабытьи. Вскоре после замужества она начала находить утешение в фантазиях. Воображаемые картины иногда становились пугающе реальными.

Это происходило не из-за того, что Тедди не доставлял ей удовлетворения. Он был лучшим из мужей. Он никогда не обделял ее вниманием, даже физически. Он каждый раз целовал ее, уходя из дома и возвращаясь домой, и еще вечером, перед тем как лечь спать. В губы, громко, смачно, с любовью.

И не проходило ни одной недели, чтобы он не воспользовался своими супружескими правами. Чаще всего два раза в неделю. Она всегда заранее знала, когда это произойдет. Она ощущала, как рядом с ней на постели напрягается его тело, как будто его низменные инстинкты, его сексуальность борются с возвышенной частью его натуры. Когда он поворачивался к ней, он словно чувствовал себя виноватым.

Затем все, как всегда, одинаково. Одной рукой он приподнимал ее ночную рубашку, устраивался между ее бедер и пару минут усердно трудился внутри ее. После этого он почти сразу же скатывался с нее, отдыхал одну-две минуты, а затем ласково похлопывал по обнаженной ягодице, опускал ее рубашку, смачно целовал в губы и говорил, что она хорошая жена и что он сожалеет, что причиняет ей такое беспокойство. Спустя несколько месяцев она перестала говорить ему, что он ее совсем не беспокоит.

В их сексуальных отношениях не было ничего обидного или неприятного. Но иногда, когда он, удовлетворенный, засыпал и она без сна лежала рядом с ним, она ощущала какую-то боль, опустошенность, незавершенность чего-то.

Так начались ее фантазии. В своем воображении она идеализировала Тедди. Он становился неузнаваемым. Он был выше и стройнее, с более твердыми и развитыми мышцами. Лицо теряло округлость и становилось красивым, глаза - более голубыми и яркими. Волосы - густыми и волнистыми. Голос - звучным.

Его поцелуи становились беззвучными и долгими, прикосновения его рук - чувственными и нежными. А сам акт любви… о, она никогда не знала, каким он может быть. Пусть уж остается все как есть. Что еще может сделать мужчина? Только руки, губы и голос воображаемого возлюбленного заполняли пустоту. И еще его великолепное мужское тело.

Много раз, когда воображение мешало ей заснуть, она испытывала укоры совести от того, что чувствовала себя одинокой и неудовлетворенной в то время, как Тедди, милый, добрый, ласковый, тихо похрапывал рядом с ней, не ведая, какая распутница его жена.

Тедди. Диана плыла в каком-то тумане. Ей нужен Тедди. Она хотела избавиться от этого ужасного одиночества. Но Тедди умер. Его больше никогда здесь не будет.

Тедди. Тедди.

Если она будет лежать спокойно, не будет бороться с действием опия, он снова будет здесь. Он ляжет на постель рядом с ней, согреет свою половину кровати. Если она будет лежать очень тихо, она услышит его ровное сонное дыхание. Сегодня он не храпит. Должно быть, он лежит на боку.

Если она протянет руку медленно, чтобы не разрушить чары опия, она сможет дотронуться до него.

Она протянула руку.

И дотронулась до него.

Его рука была теплой. С шелковистыми волосками. Твердая и мускулистая. Сегодня он не надел ночную рубашку. Она кончиками пальцев коснулась его плеча, осторожно, чтобы не спугнуть видение. Широкое плечо. Она провела пальцами дальше. Крепкая широкая грудь, покрытая волосами.

– М-м.

Она пришла, подумал маркиз Кенвуд, постепенно просыпаясь от легкого прикосновения пальцев к его руке, плечу и затем к груди. Он даже не слышал, как она вошла в комнату и как забралась в его постель. Эти ласкающие прикосновения были приятны. Он бы никогда не подумал, что она способна на такое.

– М-м.

Он нащупал ее лицо, провел пальцем по ее виску и щеке, большой палец скользнул по закрытому веку и губам. Мягкая, гладкая кожа, удивительно.

Он все еще был сонным, вялым. Но желание уже зарождалось в нем. Он придвинулся поближе и нашел губами ее губы. Теплые, мягкие, сжатые. Он обвел их легким движением языка, осторожно разжал их и проник во влажную глубину ее рта.

– М-м. - На вкус она была хороша. - М-м…

О да, как она не подумала об этом раньше? Вот таким и должен быть поцелуй. Не просто шлепок губами, а долгое слияние, познавание,, единение. И не одно лишь касание губ, а знакомство одного рта с другим. О да, вот как это должно происходить.

Она разжала зубы и впустила его язык, сразу же начавший ласкать небо и ее язык.

О да, вот как следует это делать. Она лежала очень тихо.

Мускулы на его спине подрагивали от ее прикосновений. Он оставил ее рот, и она изменила бы свои мечты, чтобы заставить его вернуться, если бы прикосновения его языка и легкие покусывания не доставляли ей такое удовольствие, и даже больше, чем удовольствие.

Она почти чувствовала тепло его дыхания. Если она не откроет глаза, она почувствует его.

Он не ожидал, что ее волосы окажутся такими шелковистыми и благоухающими. На ней была ночная рубашка, что тоже явилось неожиданностью. Девчонка, очевидно, была более искусной, чем он мог ожидать. Кажется, не многие женщины знали, насколько заманчивее для мужчины раздевать женщину, а не сразу видеть ее наготу.

Он дотронулся сквозь ткань ее рубашки до твердого маленького плеча, затем до груди, которая была меньше, чем казалась ему раньше, но упругая и очень женственная. Он слегка потер пальцем сосок и почувствовал, как он твердеет. Потом провел рукой по соблазнительной линии бедер и стройных ног.

Пробудившееся желание росло, и возбуждение растекалось по всему его телу.

«Ласкай меня, Тедди, - беззвучно просила она, крепко сжав веки. - Не останавливайся. Не останавливайся сейчас. Мне так хорошо. Ласкай меня».

Добравшись до ее колена, он приподнял подол ночной рубашки. Значит, сейчас все кончится. А она еще к этому не готова. «Еще, Тедди, - мысленно умоляла она. - Еще немного поласкай меня, поцелуй долгим поцелуем, прежде чем ты сделаешь это». Она поискала в темноте и нашла его губы.

Но его рука, сдвинув ее рубашку на бедра, не остановилась, а двинулась к ее талии, к ее груди. Но конечно же, об этом она тоже раньше не думала. Почему бы и нет? Это было так очевидно. Она удивленно подняла руки, когда он снял с нее рубашку и отбросил в сторону.

Она ждала, когда он снова начнет ласкать ее тело, и попробовала провести языком по его языку.

Гладкая, как атлас, кожа. Прекрасная, прекрасная. И она не проявляла бурной страсти, как он ожидал, судя по ее поведению в трактире. Она лежала тихо, но отзывалась на его ласки. Она знала лучше, чем любая из женщин, попадавших в его постель, как возбудить мужчину. Он заставил себя не спешить. Эту женщину нельзя торопить.

Он взял губами упругий кончик одной груди и гладил все ее тело, задерживаясь на тех местах, которые, как он знал, особенно возбудимы. Ее пальцы запутались в его волосах Тихие горловые звуки говорили о ее наслаждении.

Ей поскорее надо прекратить эти фантазии. Это игра воображения. Тедди мертв. И это несправедливо по отношению к нему. Тедди никогда не позволил бы себе такие интимные ласки. Но ей было хорошо. Очень хорошо. Ей следует почаще принимать опий. О нет, она не должна этого делать. Это было неприлично. Очень неприлично.

Он положил руку на самое интимное место, и его губы снова прижались к ее губам. Он поглаживал там, между ног, проникая внутрь. Все ее тело от затылка до кончиков пальцев охватывало страстное желание. Она услышала собственные стоны.

Если она притворялась, то она была прекрасной актрисой. Она лежала в его объятиях, пылающая страстью, в нетерпеливом ожидании. Как и он сам. Это было больше, чем развлечение. Больше, чем наслаждение.

Это было непреодолимое желание.

Это было прекрасно. Она была прекрасна. Она была готова. Ему не терпелось войти в нее. Он не мог сдерживаться. Сейчас.

Она хотела его. Она никогда прежде не хотела его. Она никогда не отказывала ему, даже не уклонялась, но никогда не хотела. Он не возбуждал ее. Когда он входил в нее, она не испытывала этого ощущения, которое было почти болью, и в то же время это была не боль.

Она по- прежнему не открывала глаз, и ее губы и руки тянулись к нему, когда он всем телом опустился на нее. Она приняла его и обхватила его бедра и мускулистые ноги своими бедрами. И она чувствовала его, твердый орган мужчины, готовый войти в нее.

Но он остановился. Кровь стучала у него в висках от напряжения, но он остановился на грани. Он мог бы сразу овладеть ею, но сдерживался. Он хотел полностью насладиться этой минутой, еще немного подразнить их обоих так, чтобы у них перехватило дыхание, когда наконец он войдет в нее.

Она впервые заговорила.

– Любовь моя, - тихо прошептала она. - О, любовь моя. Как прекрасно. Иди ко мне. Иди же скорее.

Он оторвал голову от ее мягких благоуханных волос. «Я хорошая девушка». Нет, не может быть. Никакая в мире страсть не может так изменить голос.

– Любовь моя, - сказала она, прижимаясь к его бедрам и касаясь его губ.

– Черт побери, кто ты? - спросил он, пытаясь в темноте разглядеть ее лицо.

Это не был голос воображаемого возлюбленного. Это не был голос Тедди. И большое, сильное, атлетически сложенное тело не было воображаемым.

Голос принадлежал реальному человеку. Тело реального мужчины. Незнакомого мужчины.

В ее постели был мужчина!

Несмотря на неожиданно пробудившееся любопытство, маркиз Кенвуд в следующее мгновение был готов откусить себе язык за то, что заговорил. Женщина, лежавшая под ним, охваченная ужасом, извивалась и царапалась, пуская в ход как оружие ноги, руки и голову. Ему удалось скатиться с нее непокалеченным.

– Кто вы? - потребовала она ответа дрожащим голосом, почти утратив самообладание. - Что вы здесь делаете? Убирайтесь! Убирайтесь прочь! Я закричу. Я добьюсь, чтобы вас арестовали, бросили в тюрьму и повесили. Сейчас же убирайтесь отсюда, вероломный развратник…

Она соскочила с постели, и тотчас же холодный ночной воздух дал ей почувствовать, что на ней ничего не надето. Схватив с постели простыни, она завернулась в них, затем отступила к окну и раздвинула тяжелые занавеси, пытаясь рассмотреть своего врага.

Ей это удалось. Он встал следом за ней с постели, и в слабом, проникающем из окна свете она увидела великолепную фигуру мужчины, но совершенно голого и с эрекцией. Лицо она не смогла рассмотреть.

– Я закричу, - снова сказала она.

Лорд Кенвуд почувствовал явную невыгодность своего положения. Он наклонился, вытащил из кучи сброшенной на пол одежды свои панталоны и натянул их, хотя эта процедура вызывала боль.

– Могу ли я спросить вас, что делали вы в моей комнате? - с завидным спокойствием спросил он. - Я более чем восхищен возможностью развлечь вас, конечно, но я бы желал, чтобы ваш визит не прервался так неожиданно.

Она узнала этот голос. Она слышала его совсем недавно. Днем. У дверцы ее кареты. Он промок и был весь в грязи и был… красивым… джентльменом. До нее дошли его слова.

– Ваша комната? - изумленно повторила она. - Ваша комната? Это моя комната, сэр. Моя, я убеждена, что это вам известно. Как вы попали сюда? И где моя горничная? - Она слышала в своем голосе истерические нотки.

Маркиз с некоторым трудом застегнул панталоны и обвел взглядом тонувшую в полумраке комнату и ее обстановку. Да, конечно, его кровать стояла у другой стены. Это была не его кровать и не его комната. Он потер ладонью подбородок с пробивавшейся щетиной.

А она была леди с хорошенькими ножками и всем остальным.