Мэри Бэлоу - Надменная красавица

Но не могла же она рисковать встретиться с ним лицом к лицу. Она умерла бы от стыда. Вот так бы и умерла! При воспоминании она поежилась. Воображаемый возлюбленный, подумать только! Как он мог быть воображаемым? Он делал с ней такое, чего она никогда бы не могла придумать. Да она бы умерла от стыда, если бы ее воображение дошло до этого. А она наслаждалась каждым мгновением с безудержной похотью.

Какое безумие, какое унижение!

Оставалось лишь одно слабое утешение. Очень слабое. Она больше никогда не увидит этого человека. К. тому же она даже не узнает его, если встретит. Она ведь и видела-то его, только когда он заглянул в карету, тогда он был мокрый и покрыт грязью. А он видел ее только в тот момент, когда шляпа съехала ей на лицо. Кроме того, его больше интересовали ее ноги.

Нет, они не узнают друг друга, даже если случайно встретятся на улице.

Она и имени-то его не знает, как и он ее.

Но он мог оказаться ее невоображаемым возлюбленным? Как может тело реального мужчины быть настолько совершенным? Как мог реальный мужчина так безошибочно знать, как и где ласкать женщину? Может быть, он косоглазый и безобразный, думала она. Может, у него торчат уши. Но нет. Каким бы грязным ни был он в тот день, он показался ей чрезвычайно красивым мужчиной.

В эту минуту Диана пожалела, что Тедди не употреблял ругательств. Сейчас они бы ей пригодились. «Черт возьми!» - пробормотала она, но эти слова не выражали ее чувств.

Какой дешевой комедией была эта ночь. Как бы визжала и веселилась публика, если бы все это разыграли на сцене. Она соскочила с кровати совсем голая, а ее никогда ни один мужчина не видел голой. Она бы умерла. А когда она инстинктивно схватила простыни, - о Боже! - зачем она еще и раздвинула эти тяжелые занавеси на окне?

Она была слишком потрясена его наготой. Она даже никогда не видела Тедди без рубашки. А этот мужчина не только был голым; он был… О Боже! Она не должна думать об этом.

Когда Бриджет обняла ее, она целую минуту не могла опомниться и только потом сумела взять себя в руки.

– Бриджет, с тобой что-нибудь случилось? - спросила она, когда до нее дошло, что ее горничная тоже вся дрожит.

– Этот мерзавец! - после невнятного бормотания воскликнула Бриджет. - Обвинил меня в воровстве, вот как. Меня, мэм. В воровстве! Не знаю, почему он подумал, увидев, что я сплю в его кровати, будто я собиралась украсть ценные вещи из этой комнаты. Я бы проломила ему голову кувшином, проломила бы, если б дотянулась до него. Я воровка!

– Кто обвинил тебя в воровстве? - в недоумении спросила Диана. - В чьей кровати?

Вся история заняла очень много времени. Оказалось, что, когда Бриджет поднималась вечером по лестнице вместе с красивым джентльменом, он заговорил с ней. Она так разволновалась, что перепутала номера и вошла в его комнату.

– Вы когда-нибудь слышали о гостинице, где на дверях нет запоров, мэм? - осуждающе спросила она.

Бриджет осторожно пробралась к своей кровати, чтобы не потревожить сон хозяйки, и по той же причине не стала шарить вокруг в поисках ночной рубашки. Она просто сняла платье. И едва она успела заснуть, как на ее постель свалилась трактирная служанка «с ужасными ругательствами, мэм; с удовольствием бы вымыла мылом ее рот». Она очень разозлилась, обнаружив в кровати Бриджет. А Бриджет, уверенная, что девушка пришла, чтобы что-то украсть, дала волю своему языку, но высказала все шепотом. Наконец она поняла, что служанка ищет красивого джентльмена, и сказала ей, что он в соседней комнате.

– И эта девка имела наглость, мэм, заявить, что вы шлюха, - с негодованием сказала Бриджет. - Вылезая из постели, я запуталась в простынях, а то я показала бы ей за эту «шлюху».

А потом, когда Бриджет снова крепко заснула, этот человек, попытавшийся лечь в постель рядом с ней, который, очевидно, был слугой джентльмена, как догадалась Диана, вскочил и начал называть ее воровкой и угрожать ей мировым судьей.

– А затем, мэм, из этой комнаты вышел красивый джентльмен, - рассказывала Бриджет, - почти без ничего, и я подумала, что со мной случится смертельный обморок и я свалюсь на пол.

Но упоминанием о полуголом джентльмене и закончился рассказ Бриджет. Ее глаза начали привыкать к темноте, и она, раскрыв рот, смотрела на свою хозяйку. И хотя Диана не очень ясно видела ее лицо, она догадывалась, что в нем не осталось ни кровинки.

– О, мэм, - прошептала горничная. - Мэм, он был здесь. Я послала его сюда, думая, что это его комната. Мэм, он… Мэм, он не… - Но, не дождавшись ответа, она свалилась бесчувственной грудой на пол.

Диана с трудом приподняла и усадила горничную так, чтобы можно было похлопать ее по лицу, помочь ей прийти в сознание. Диана впервые за эту кошмарную ночь почувствовала, что ей хочется рассмеяться. Разве не она должна бы сейчас лежать в обмороке? Разве не горничная должна бы хлопотать над ней? Разве не она чуть не стала жертвой насилия?

Нет, не было никакого насилия. Совесть не позволяла ей употребить это слово. Бриджет наконец ожила, получив заверения, что нет, конечно, нет, джентльмен ничего ей не сделал, она забралась под одеяла и тут же заснула крепким сном. Диана, насколько возможно, привела в порядок свою постель и, свернувшись калачиком, улеглась на то место, на котором лежал он. Она уткнулась носом в подушку, все еще хранившую его запах.

Она не спала.

А теперь она оказалась в ловушке, вынужденная сидеть в своей комнате до тех пор, пока он не уедет. Бриджет принесла ей на подносе завтрак и затем ленч. Пожалуй, единственным положительным результатом этого ужасного происшествия было то, что она забыла о своей головной боли. Ее чувства были в таком смятении, что простая головная боль не имела значения.

– О, мэм, - возмущенно заявила Бриджет, врываясь в комнату с подносом в руках, - они наконец закончили игру в карты, и один из них сказал, что они, возможно, смогут уехать через час. Но этот красивый джентльмен, мэм, знаете, что он делал?

– Не знаю, пока ты мне не сказала, - рассудительно ответила Диана.

– Он целовал ту самую служанку, мэм, - сказала Бриджет, - прямо посреди трактира, где все это видели.

И он положил руку прямо ей на грудь. - Бриджет густо покраснела. - Я чуть поднос не уронила.

– Хорошо, что не уронила, - сказала Диана. - Я проголодалась. Но я вижу, он мерзкий тип, Бриджет. Должно быть, он… - Она замолчала, не закончив фразу.

Должно быть, ночью он принял ее за служанку. Кажется, он поджидал ее, потому что девушка явилась в его комнату. О Боже, он принял ее за трактирную служанку. Как это унизительно! Так вот чем джентльмены занимаются с распутными женщинами! Она прекрасно знала, что джентльмены не делают ничего подобного со своими женами.

Она даже с усмешкой подумала, сколько бы он заплатил ей. Но эта мысль была скорее ужасающей, чем забавной. Она чуть не стала продажной женщиной.

Прошло около часа, когда она увидела, что трое джентльменов покидают гостиницу. Двое из них - те, которые накануне чуть не опрокинули ее карету, и еще один джентльмен. Она не видела их лиц, поскольку они стояли под самым ее окном и на них были плащи и шляпы. Но это должны были быть те самые. Бриджет говорила, что в гостинице нет других постояльцев. Кроме того, она узнала коляску.

Но ей снова не повезло. Ее джентльмен, прежде чем повернуть лошадь на дорогу, посмотрел вверх, прямо на ее окно. Она не успела скрыться, и он увидел ее.

Какое унижение!

Она все же отшатнулась от окна и почувствовала, как запылали ее щеки, когда он дотронулся хлыстом до своей шляпы и… да, это ей не показалось, улыбнулся ей.

Негодяй! Бессовестный негодяй. Неужели ему не стыдно?

Какое счастье, что она больше никогда его не увидит.

– Ах, - глубоко вздохнула рядом с ней Бриджет, - но он очень красив, мэм.

«Красив!» Она бы с удовольствием ткнула его лицом в грязь, чтобы стереть с его лица эту улыбку. И замазать эти безупречно белые зубы. Красив, ничего не скажешь.

***

Несколько часов спустя Диана с радостью увидела, что они приближаются к массивной каменной стене с коваными железными воротами, открывавшимися на подъездную аллею Ротерхэм-Холла. Она улыбнулась и помахала рукой привратнику, вышедшему из сторожки, чтобы впустить их.

Путешествие завершилось благополучно, если не считать того, что всю оставшуюся часть пути Бриджет сидела как каменная, вцепившись в сиденье. Дорога была грязной, но уже не скользкой.

Но каким кошмаром было все остальное. Обычно, подъезжая к Ротерхэм-Холлу, она готовилась к предстоящей встрече. Она любила родственников мужа, да кто бы не полюбил их? Они неизменно были добры. Но при этом властны и настойчивы. Они все время предлагали Тедди воспользоваться их влиянием и найти более престижный пост, и они также все время уговаривали ее убедить в этом Тедди.

До сегодняшнего утра она была убеждена, что ей на этот раз здесь будет хуже, чем всегда. Они решили найти ей другого мужа, и ей предстояло, не обижая их, противостоять их выбору. А кто может в открытую отказать графине? Она была такой милой и любящей.

Но события прошедшего дня притупили ее нежелание побывать в Ротерхэм-Холле. Как приятно снова оказаться в полной безопасности среди родственников, в уютной атмосфере семейного дома. Больше никаких гостиниц с дверями без замков и распутными джентльменами, гоняющимися за служанками, от которых нельзя ожидать ничего другого.

Она нетерпеливо подалась вперед, когда карета въехала в вымощенный булыжником двор и остановилась перед огромными двойными дверями дома. Граф и графиня, как обычно, встречали ее на ступенях с радостными улыбками.

Они казались близкими и надежными. Графиня маленькая и кругленькая, с седыми волосами и, как обычно, вся в оборках и кружевах, с несколькими цепочками и ожерельями на шее и кольцами на каждом пальце. У графа было красное лицо, белые от седины волосы и такие же усы, спускавшиеся по обе стороны рта.

– Диана, родная моя, дорогая моя девочка. - Графиня заключила ее в объятия, едва ноги Дианы коснулись земли. - Какая же ты хорошенькая.

Она передала Диану графу, который еще крепче прижал ее к груди и смачно поцеловал в щеку.

– Хороша, как картинка, - подтвердил граф. - Добро пожаловать домой, Диана, дорогая моя.

Диана была готова расплакаться.

– Как чудесно быть дома, - сказала она, чувствуя всем своим существом, что нашла нужные слова. - Путешествие было просто ужасным. Вы и представить себе не можете.

Граф покровительственно обнял ее за плечи и снова прижал к себе.

– Ты должна нам все рассказать, - заявил он. - Но сейчас ты с нами, дорогая. С нами ты дома.

– Я бы хотела сразу же отвести тебя в твою комнату, - сказала графиня, взмахнув руками, отягощенными кольцами. - Она всегда была вашей с Тедди, дорогая. Надеюсь, это тебя не расстроит. А когда ты приведешь себя в порядок, ты должна спуститься и познакомиться со всеми, кто уже приехал. Я думаю, ты их всех знаешь. Может быть, кроме Джека. Он приехал час назад с Эрнестом и Лестером. Я сама его сто лет не видела.

– Эрнест здесь? -улыбнувшись, спросила Диана. - Приятно будет снова его увидеть.

– И Кларенс, и Клодия, - сказала графиня, называя своего старшего сына, виконта Уэнделла, и его жену. - Но скоро ты сама всех увидишь. Пойдем в дом, дорогая, и забудь о дорожных неприятностях. Все уже позади.

О да, все позади. Теперь можно забыть этот кошмар, как будто это был всего лишь сон.

Большинство гостей уже приехали, сообщили маркизу Кенвуду, когда он со своими кузенами наконец добрался до Ротерхэм-Холла. Это будет скромный семейный праздник, с грустью заметила графиня. Всего лишь двадцать человек, считая ее и графа. Совершенно очевидна, что сейчас неподходящее время года для такого торжества, но что поделаешь, если день рождения дорогого Ротерхэма приходится на вторую половину июня? Так жаль, что еще не закончился лондонский сезон.

Лорд Кенвуд подумал, что двадцать человек немало для семейного праздника, но ничего не сказал. Да и трудно было сказать что-то значительное за те десять минут, что прошли между его приездом и тем моментом, когда он оказался в отведенной ему комнате один на один с Картером. Пока графиня по очереди обнимала и целовала Эрни и Лестера, граф крепко и по-дружески пожал ему руку. А затем он очутился в мягких объятиях графини, сопровождавшихся звоном ее ожерелий и браслетов.

Наконец она отпустила его, но только для того, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Вы такой красивый, Джек, - сказала она. - Вы становитесь все красивее с каждым разом, когда я вижу вас, что случается не слишком часто. Все еще разбиваете женские сердца или наконец-то появилась некая особенная?

Маркиз улыбнулся и подмигнул ей.

– А это как сказать, - ответил он.

– И вы по-прежнему остаетесь греховодником, - рассмеялась она. - Как это ваша мама терпит вас? А как поживают Френсис и Эстер? У Френсис уже есть маленький?