– Привет, утенок. Будешь пиво? – Тут он увидел ее грязные поцарапанные ладони и потрясенное выражение на лице. – Ангел, что случилось?

– Дже… Джейни. Она ждала нас в коттедже.

– Что за черт, как она попала в дом? – Он провел Фен в кухню и налил ей выпить.

– Я ничего не хочу. – Ее лицо сморщилось.

– Ох, крошка. Я тебе сочувствую. Билли не примет ее обратно.

– Примет, я знаю. Я ему была нужна только как спасательный круг.

– Чушь. Я никогда не видел его таким счастливым, как с тобой.

Элен, которая укладывала детей спать, услышала разговор и спустилась вниз. Войдя в кухню, она обнаружила Руперта, держащего в объятиях блондинку.

– О, прошу прощения, – сказала она с тяжелым сарказмом. – Я не хотела вам мешать.

– Не мели ерунды. Это Фен. Сучка Джейни вернулась.

Фен повернулась к Элен.

– Я прошу прощения, что побеспокоила вас, – всхлипнула она, – но мне больше некуда было пойти.

Зазвенел телефон. Продолжая обнимать Фен одной рукой, Руперт взял трубку.

– Да, она здесь. Нет, не вполне. Что за хрен происходит? Хорошо, ждем. – Он повесил трубку. – Он сейчас придет. Вытри глаза и выпей.

Билли появился через десять минут. Руперт оставил их одних. Фен подняла на Билли полные слез глаза.

– Ох, Билли.

– Дорогая Фен, – он привлек ее к себе, – мне ни за что на свете и не приснилось бы, что она вернется.

– Ты должен обсудить все с ней. Она все еще твоя жена.

– Не знаю, хочу ли я ее возвращения. Без нее мне гораздо лучше.

– Я должна тебе кое-что сказать. Джейни послала тебе две телеграммы, одну в Париж, одну в Люцерну. Руперт их порвал.

Билли переварил эту информацию. Потом резко сказал:

– Это произошло только когда я стал снова выигрывать. Джейни всегда горазда прицепить свой вагон к победителю.

Он обнял Фен еще крепче.

– Я пойду и разберусь с ней. Останешься на ночь здесь? Руперт присмотрит за тобой, а я приду утром. Я только хочу, чтобы ты знала, что ты – самое замечательное существо, какое мне посчастливилось встретить в жизни.

Тем временем Руперт вышел на терассу и нашел тан Элен, которая смотрела на звезды и на отражение лунного полумесяца в озере, среди водяных лилий.

– Как, черт побери, Джейни узнала, что Билли возвращается сегодня?

– Ну, я могла ей сказать. Хотя вроде не говорила. Я вчера была на ленче с ней. На ней была старая жокейская куртка Билли. Я определенно сказала ей, что Билли счастлив с Фен.

Руперт в ярости обернулся к ней.

– Что ты ей сказала?!

– Ну, она так беспокоилась. Говорила, что е мучают угрызения совести, оттого, что Билли совсем один, и сильно пьет, и его дела так плохи.

– Она чертовски хорошо знала, что его дела идут отлично. Она посылала ему телеграммы.

– Но у нее был действительно грустный вид, и она сказала, что надеется на то, что Билли когда-нибудь встретит хосошую женщину. Вот я и рассказала ей про Фен.

– Джейни вытягивала из тебя информацию, ты, глупая сука.

– Руперт, пожалуйста, не говори со мной так.

– Ты только что устроила Билли самую крупную неприятность, которую можно вообразить. Он едва выбрался из трясины, а ты толкнула его обратно.

В этот момену Билли появился на террасе.

– Вы присмотрите за Фен?

– Это тебе следует этим заняться! – рявкнул Руперт. – И выгнать ту дрянь.

Руперт не спал полночи, разговаривая с Фен, которая была не в себе от горя.

– Я прошу прощения за то, что доставляю вам столько хлопот. Но я так его люблю. Я ее видела. Я знаю, что она хочет вернуться к нему, и она умеет добиваться своего, а Билли чересчур прямодушен. Он позволит ей вернуться. Это смешно: я так мечтала влюбиться, но никогда не думала, что от этого бывает так больно. Жизнь не похожа на романы Пуллейн-Томпсона, правда? Они всегда хорошо кончаются.

Элен не могла заснуть. Почему у Руперта всегда находится время для других людей – для Фен, для Билли, для Таб – только не для нее? С другой стороны, она знала, что заслужила наказание.

– Гсемилостивый боже, – взмолилась она, – ну что я сделала? Я рассказала Джейни про Фен не потому, что хотела придать ей уверенности, а потому что хотела унизить ее.

42

На следующий день пошел дождь. Он смыл последнюю пастельную легкость с цветущих деревьев, лишил одуванчики пушистых белых головок, прибил к земле стебли кукушкина цвета, и все, что еще вчера было выставкой цветов, превратил в болото. Фен казалось, что она уже никогда не избавится от ощущения промозглой сырости. Ее всю трясло от холода и горя, особенно по ночам, и рядом не было Билли, чтобы согреть ее своим теплом и любовью. Медвежонок Лестер был возвращен на прежнее место и насквозь промок от слез, так же как и ее подушка, оттого что каждую ночь Фен засыпала не раньше, чем выплакав свою беду. Днем единственным средством заглушить боль была работа. Фен упрашивала Мелиса позволить ей не участвовать в огромном девятидневном представлении в Аачене, мотивируя это тем, что в команде будет Билли – возможно, он и Джейни возьмет с собой. Вместо этого Мелис не взял в Аачен Билли. Он дал ему отпуск на несколько недель, чтобы тот разобрался со своим браком. Билли теперь все равно был профессионалом и не годился для состязаний в Лос-Анджелесе, а Мелис был решительно настроен привести свою олимпийскую команду в форму заблаговременно. В своей нынешней форме Фен, Руперт и Айвор Брейн наверняка будут участниками олимпийской команды. Четвертое место он все еще держал свободным в надежде на то, что нога Джейка заживет вовремя.

Фен попыталась скрыть свою сердчную рану от Джейка, когда она навестила его в больнице по возвращении из Люцерны.

– Посмотри, сколько мы выиграли! – весело сказала она, кладя полный розочек пакет на белое покрывало.

Джейк бросил лишь один взгляд на ее лицо.

– Кто? Этот подонок Кэмпбелл-Блэк? Я же говорил, что так и будет! Как только увижу Мелиса, я его придушу на месте.

Фен отвернулась к окну, стараясь сдержать подступившие слезы.

– Это был вовсе не Руперт. Это был Билли.

– Билли!

На минуту Джейк лишился дара речи.

– Что стряслось? Ты не.?

– Нет, ничего такого. Джейни вернулась.

– Ах черт. Надо полагать, эта сука пронюхала, что его дела идут хорошо, и постаралась не упустить свой кусок.

– Что-то вроде.

Джейк любил Фен, но он так разгневался на Билли и Джейни, и так был потрясен страданием, написанным на лице Фен, что выплеснул все чувства на нее. Он ненавидел себя за это. Он хотел бы найти слова, чтобы утешить ее, но не в силах был превозмочь свое яростное желание высказать все, что он думает, этому миру, который был так чудовищно несправдлив к ним обоим.

Фен позволила ему бушевать до тех пор, пока у него не иссякли упреки и брань, и только тогда опустилась на кровать, громко всхлипывая.

– Я не могла вести себя иначе, Джейк. Я не думала, что полюблю так всерьез.

Джейк похлопал ее по плечу.

– Прости, что я на тебя так набросился. Я просто не могу вынести, когда тебе больно. Я не должен был тебя отпускать.

– Разве ты никогда не любил и не испытывал боли, причиненной женщиной?

– Женщиной – никогда. (Никогда больше, с тех пор, как его мать покончила жизнь самоубийством).

– Даже Тори.

– Тори и муху не способна обидеть.

Постепенно розочки заполнили кухню, по мере того, как одни скачки следовали за другими – Аачен, Калгери, Волфсбург. Забавно, но в эти первые недели Фен спас не кто иной, как Руперт. По вечерам он не давал ей ускользнуть в грузовик, чтобы выыплакивать там все глаза, а насильно вытаскивал ее на ужин вместе с командой. Для него Фен была частью Билли. Ее, следовательно, надлежало опекать, ободрять и время от времени ругать. Он никогда прежде по-настоящему не дружил с женщинами. Его внутренние шаблоны поведения предписывали за женщинами охотиться, трахать их и отбрасывать за ненадобностью. Руперт постоянно был на грани того, чтобы затащить Фен в постель, отчасти птому, что ему этого хотелось, отчасти потому, что ему казалось – это может помочь ей. Но каждый раз какой-то странный альтруизм останавливал его.

Фен совсем запуталась. Она привыкла относиться к Руперту плохо, а теперь открыла в нем неожиданную нежность – особенно в том, как он рассказывал про Табиту.

Билли позвонил Руперту, как только он вернулся в Англию.

– Как Фен? – был его первый вопрос.

– Я повел ее вчера поужинать.

– С командой?

– Нет, со мной.

– Какого дьявола?

– Ее нужно было развлечь.

– И какую форму приняли развлечения – горизонтальную?

– Она хотела поговорить. Она все еще сходит с ума по тебе.

– О боже, – сказал Билли, стараясь не чувствовать себя польщенным.

– Единственный способ для нее избавиться от этого сумасшествия – это найти кого-нибудь другого.

Билли был поражен, как сильно эта мысль его огорчила, но вслух сказал:

– Наверное, ты прав.

– Еще бы я прав, черт подери! Особенно если ты будешь упорствовать в своем идиотском заблуждении, что Джейни – это лучшая женщина для тебя.

Билли не был уверен. В ту ночь, когда он вернулся в коттедж и обнаружил там Джейни, они трахались всю ночь до утра, заглушая чувства вины и раскаяния. На следующий день он настоял на том, чтобы отвезти Фен, бледную, молчаливую, оглушенную, обратно в Милл. Он почти чувствовал, как она умирает у него на руках, когда прощался с ней и говорил, что всегда будет обожать ее – совсем не то слово, что «любить».

Когда он вернулся назад, Джейни уже покопалась в его бумажнике, нашла там фотографию Фен и была в истерике.

Билли попытался поговорить с ней разумно.

– Я ни разу не глянул на другую женщину все время, что мы были женаты. Потом ты подала на развод. Я пытался как-то начать жить без тебя.

– Почему ты не вернулся и убил Кева?

– Я не такой человек. Я жалел о том единственном разе, когда я поднял на него руку.

– Она в постели лучше, чем я?

– Она другая, – тактично сказал Билли.

– Ты трахал ее в нашей кровати?

Билли покачал головой.

– Но вы же шли в спальню.

– Послушай, ты, по-моему, вне себя от того, что я этого не сделал!

Билли изменился, подумала Джейни. Пятна от спиртного, краснота лица, тяжелый алкогольный дух – все прошло. Он был загорелым, гибким, мускулистым, стал более раздражительным и крутым, но бесконечно более привлекательным.

– Ты больше не должен с ней видеться, – сказала Джейни, наливая себе еще водки, едва разбавленной тоником.

– Как я могу ее не видеть? Мы с ней в одной команде. Если бы я был конторским служащим, инженером или архитектором, я бы мог попытаться найти другую работу, в другой части страны. Но скачки – это единственное, что я умею. Я был полной развалиной, когда ты бросила меня. Она подобрала меня на самом дне. Она вернула мне уверенность в себе, мои силы и сексуальность. Я выиграл двадцать тысяч фунтов в прошлом месяце.

– Что ты от меня хочешь? Чтобы я предложила ей поселиться с нами?

– Я только хочу сказать, что все это не так просто. Ты не моешь исчезнуть из моей жизни почти на год, а потом вернуться и ожидать, что ничего не изменилось.

– Я закончила книгу, – сказала Джейни. – «Пост» собирается выпустить продолжение. Они предложили мне тридцать тысяч фунтов. А издатели заказали еще одну. Так что тебе не придется так перенапрягаться, дорогой.

Она не слушает, подумал Билли в отчаянии, она никогда не слушает, если только не собирается вставить это в свою книгу.

Истерические сцены продолжались. Джейни пересмотрела все письма, пересчитала носовые платки: «Может быть, она взяла один», обследовала ванную на предмет волос: «Вот этот волос толще моих и курчавый».

– Ради господа бога, это же волос с лобка! – сказал Билли.

Поведение Джейни было абсолютно иррациональным. Она находила бесконечное число поводов, чтобы обманывать его, предавать его, выставлять на посмешище. Но ее самое мучила огромная неуверенность в себе, и она просто не могла поверить, что Билли не пользуется каждым удобным случаем, чтобы повидаться с Фен.

Джейни не только испытывала безумную ревность к Фен; она страдала паранойей по отношению ко всему миру. Что думают о ее поведении мать Билли, Элен, Руперт, Мелис? Джейни нравилось иметь хорошее место под солнцем. Теперь придется основательно потрудиться, чтобы вернуть себе доброе отношение всех этих людей.

Все готовы были держать пари, что примирение долго не продлится.

Фен снова увидела Билли только на состязании в Критлдене в конце июля. Руперт предупредил ее, что там будет Джейни, поэтому, чтобы огорчаться как можно меньше, Фен прибыла как раз к началу скачек на главный приз, Золотой кубок Критлдена, который должен был принести победителю пятнадцать тысяч фунтов. Она обнаружила, что все стоит вверх дном. Стив Салливен, владелец Критлдена, который всегда радовал зрителей чем-то новеньким, на этот раз представил новое препятствие, о котором все жокеи сошлись во мнении, что его невозможно взять. Называлось оно «крепостной ров», и представляло собой две покрытых травой насыпи. Предполагалось, что лошади должны взбираться на первую насыпь до самой вершины, потом спускаться до середины насыпи и прыгать через ров трех футов глубиной на вторую насыпь, взбираться на ее вершину и спускаться с другой стороны. Там они должны были перепрыгнуть небольшой трехфутовый барьер в паре шагов от насыпи.