– Посмотри на себя, – произнес он, и его взгляд скользнул по моему телу, по едва прикрывающему его платью.

– Если ты не уйдешь, я закричу, – сказала я.

– Ты закричишь?

Что, если бы я подождала хоть секунду, прежде чем угрожать ему этим? Или еще лучше – если бы я сделала шаг назад во времени и вообще ничего не сказала, а поцеловала бы его, и пожелала бы ему спокойной ночи, и вела бы себя так, как будто ничего не произошло, и позволила бы нашей связи постепенно сойти на нет, как выразился Джорджи, совершенно естественно. Он мог быть туповатым, неуклюжим и жестоким. Но он также был добрым, забавным и искренним. Как бы то ни было, все это не имело значения. Он был моим. Он был моим кузеном. Я хотела все вернуть обратно. Я хотела, чтобы он все вернул обратно. Впервые в жизни я поняла, что некоторые слова способны впиваться в мозг, превращаясь в клеймо.

– Кто тебя услышит?

– Все.

– Я не думаю, что ты хочешь, чтобы все тебя услышали.

Мы смотрели друг на друга. «Бог знает, Теа, о чем ты думала! – звучал у меня в ушах мамин голос. – Один Бог это ведает». Он смотрел на меня, но я избегала встречаться с ним взглядом. Наконец он ушел.

Я спала в конюшне. Я чувствовала себя грязной, но не настолько, чтобы идти мыться. Мне казалось совершенно естественным заснуть в этом пустом стойле, оставаться в конюшне, пока не рассветет.

На рассвете я проскользнула в дом, наверх, и выкупалась. Я думала о Джорджи, который спал в соседней комнате. Я могла не запирать дверь в ванную. Он видел меня голой. Но был еще Сэм, который меня не видел. Я вонзила ногти себе в предплечье. Меня использовал мой собственный кузен. Я была юной женщиной во времена, когда юные женщины были беспомощными. Вам может показаться, что я могла предвидеть, что меня ждет. Но я никогда не чувствовала себя беспомощной в своем доме. Я не знала, чего мне следует опасаться.

Когда я спустилась к завтраку, Джорджи за столом не было. Как и Сэма. Я предположила, что они еще спят: не было и семи часов.

– Твой пони успокоился? – спросила мама.

– Да.

– С тобой все в порядке, Теа?

Мне так хотелось все ей рассказать! Я так хотела, чтобы меня утешили! Мама, мне так стыдно! Я сделала что-то настолько ужасное, что в это трудно поверить.

Она коснулась моего запястья.

– Теа?

Ее голос был таким ласковым, таким дивным.

– Все хорошо, – ответила я. – Просто я устала.

Она смотрела на меня исподлобья, склонив голову, и я поняла, что никогда не смогу ей об этом рассказать.

После завтрака я оседлала Саси и отправилась кататься в апельсиновые рощи. Я ехала все утро, потом повернула назад и предоставила Саси возможность самостоятельно скакать назад в конюшню. Сегодня мне не хотелось ни о чем заботиться. Я знала, что у моей беспечности будут неприятные последствия – в следующий раз на пути в конюшню Саси будет отстаивать свою свободу. Но эти неприятности казались мелкими и незначительными, а я была большой и ужасной. И мне было страшно, хотя я пыталась побороть свой поднимающий голову страх, ослабить его, избавиться от него. Я с раннего детства привыкла быть бесстрашной. Все утро я чувствовала, что могу разрыдаться в любой момент. Легкий галоп Саси убаюкал меня, и я впала в некое подобие транса. Я болталась в седле, как тряпичная кукла. А потом я начала плакать, как маленькая девочка, как маленький ребенок.

Тут Саси резко вильнул в сторону, чтобы избежать столкновения с чем-то – я не заметила с чем, – и я, ахнув, вцепилась в его короткую гриву. Мне едва удалось удержаться в седле. Я что-то ласково бормотала ему на ухо, пытаясь его успокоить и подобрать болтающиеся поводья. В седле всегда было так – одновременно приходилось делать сразу миллион дел, руководствуясь исключительно инстинктом.

– Прости! – раздался у меня за спиной крик Сэма, и я пожалела, что не упала. Тогда у меня было бы объяснение моим слезам.

– Теа! – снова крикнул Сэм. – Ты в порядке?

«Нет, – хотела сказать я, – я не в порядке». Но тут я разрыдалась. Я позволила Джорджи сделать со мной что-то такое, что разрослось в моем сознании до невообразимых размеров. Я с ним делала то, о чем ни за что и никому не смогла бы рассказать. Ни маме, ни папе, ни Сэму, ни – и это пришло мне в голову только сейчас, на спине моего обожаемого пони, посреди апельсиновой рощи, по которой я проезжала тысячу, нет, миллион раз, – своему мужу. Меня тошнило, и у меня кружилась голова.

– Теа! – И этот голос принадлежал Джорджи. Разумеется, Джорджи теперь дружит с Сэмом, возможно, потому, что я перестала быть его любимицей. – Теа! – повторил он, и тут же рядом со мной появился Сэм.

Он взял Саси под уздцы и стал что-то тихо говорить ему. Встревоженный Саси пощипывал рубашку Сэма, но вскоре успокоился. Я вспомнила слова мамы о том, что любовь к лошадям у нас в крови. Но какие еще склонности у нас в крови?

– Почему ты плачешь? – спросил он, но вместо ответа я еще сильнее разрыдалась.

Красота дня только усиливала мои страдания. Если бы шел дождь, я не чувствовала бы себя такой покинутой и несчастной.

Саси недовольно пыхтел, и несколько секунд тишину нарушало только его тяжелое ритмичное дыхание.

– Теа? – повторил Сэм.

Мне хотелось закричать и потребовать, чтобы он прекратил повторять мое имя. «Прекрати!» – стучало у меня в висках. Я отвернулась, чтобы не смотреть на него, и увидела Джорджи, который сидел на камне. Он не собирался подходить ко мне. Я заметила, что и у него, и у Сэма на плече висит винтовка. «Неужели Сэм кого-то подстрелил? – подумала я. – Наверняка нет. Зачем выхаживать осиротевших бельчат, если ты собираешься убивать их, когда они вырастут?»

– Прости, – с трудом выдавила я. – Прости, прости, прости.

Я вытерла лицо, распухшее, мокрое от пота, соплей и слез. Мне казалось, что я вся покрыта слизью, как какое-то чудовище.

Джорджи встал и направился ко мне. Не успела я опомниться, как он уже положил руку мне на бедро, преодолев свой страх перед Саси, и я закричала:

– Не прикасайся ко мне! – Я никогда не ощущала ничего подобного. В чистом синем небе вспыхивали яркие искры, и мне было жарко, так жарко! – Не прикасайся ко мне! – снова и снова кричала я, пока не сорвала голос и не охрипла.

Оба мальчика в изумлении смотрели на меня.

Сэм обернулся к Джорджи.

– Что ты сделал?

– Что мы сделали, – уточнил Джорджи, и в его голосе появились злобные нотки. – Что мы сделали вместе.

И он зашагал прочь, а Сэм бросился за ним и толкнул так, что тот упал. Джорджи так удивился, что ему потребовалась пара секунд, чтобы подняться.

Взбудораженный и до сих пор дрожащий Саси двинулся рысью, но я то и дело оглядывалась. Я видела, как Сэм – мне так хорошо был знаком этот затылок, эти худые плечи и грациозная осанка – поднял руку и раскрытой ладонью наотмашь ударил Джорджи по лицу. В ответ Джорджи ударил его кулаком в лицо, и из носа Сэма хлынула кровь.

– Прекратите! – закричала я, наклонившись вперед.

Саси привстал на задние ноги, и я чуть не сползла с седла, потому что забыла, где нахожусь. Меня пронзила острая боль между ногами, но я этому даже обрадовалась, потому что боль вернула меня в реальность. Сэм и Джорджи перестали быть фантастическими фигурами, наносящими друг другу неуклюжие удары на фоне гигантской апельсиновой рощи.

– Прекратите! – снова закричала я и замахала рукой, как будто это могло помочь.

Обернувшись в очередной раз, я увидела, что Сэм замахнулся прикладом винтовки и ударил моего кузена – его кузена, нашего кузена – в плечо. Потрясенный Джорджи покачнулся, но тут же выпрямился и бросился на Сэма. Мой брат напоминал ребенка, который пытается одолеть взрослого мужчину. Джорджи боялся лошадей. Я начала колотить ногами по бокам Саси и пустила его в галоп, направив на брата и кузена. Я хотела остановить эту драку. Я неслась во весь опор и думала не о том, что все это может закончиться очень плохо и один из нас может серьезно пострадать, и не о том, что я запускаю цепочку событий, которая почти наверняка приведет к необратимым для кого-то из нас последствиям. Нет, я думала о том, как неуклюже я скачу, как уродливо я выгляжу на спине моего перепуганного, перегревшегося пони, и мне было стыдно, что Джорджи видит меня такой.

Джорджи поднял на нас глаза. Его рот был окровавлен, а на лице застыло выражение ужаса. Я сместила свой вес в седле, чтобы пронестись прямо между братом и кузеном. Саси летел стрелой, я никогда не ездила на нем так быстро, апельсиновая роща слилась в сплошное мутное пятно. Во рту у меня горчило. Возможно, это был вкус страха.

Я не разделила их, как надеялась. Джорджи запаниковал и бросился прямо перед нами к Сэму. Он подумал, что я хочу его сбить. Он думал, что рядом с Сэмом будет в безопасности. Он не знал, что лошадь на это не способна. Лошадь скорее останется в горящем здании, чем затопчет человека. Саси споткнулся. Его копыто за что-то зацепилось. Я сообразила, что это камень, на котором сидел Джорджи. В это мгновение я увидела, как Сэм поднял винтовку и прикладом ударил Джорджи в висок. Саси удержался на ногах. Он несся с такой скоростью, что его было невозможно остановить. Я изо всех сил натянула поводья, но Саси превратился в живой электрический провод, поэтому я соскользнула с него на ходу и сильно ударилась о землю.

Я вскочила и увидела Джорджи. Сэм тряс его за плечи, как будто он был куклой. Я видела, как болтается голова Джорджи, я видела, что с ним что-то не так.

– Сэм! – закричала я. – Ты его убьешь!

Сэм как-то странно посмотрел на меня, и я поняла, что он в шоке. Я не была в шоке и заметила, что его лицо в крови. Кровь, подобно краске, покрывала его щеки и шею. Джорджи тоже был окровавлен, как и земля вокруг него. Крови было так много! Я никогда не видела столько крови, но мне пришло в голову, что отец наверняка видел и наверняка знает, что делать.

Я махнула Сэму, подзывая его к себе, и он подбежал, расхлябанно, как ребенок, болтая руками и ногами.

– Беги за отцом, – сказала я. Вокруг его рта блестела слюна. – Беги за отцом, – повторила я.

Пока Сэм бегал домой, я оставалась с Джорджи одна. Я отвела волосы с его лба. Его кожа была очень горячей, а в волосах запеклась кровь. Сэм ранил нашего кузена прикладом своей винтовки, винтовки, которую он еще ни разу не поднял на живое существо.

Я опустилась на колени и попыталась немного привести его в порядок. Я расправила его рубашку и носовым платком промокнула кровь с губ. Но его рот все равно оставался слишком красным, и поэтому я запрокинула назад его голову и провела платком по его зубам. Когда я все это сделала, он стал выглядеть немного лучше. Я снова убрала прядь волос с его лба. Он дышал, и я не удивилась бы, если бы он открыл глаза и улыбнулся мне, как будто событий прошлой ночи не было. Но если бы он открыл глаза и улыбнулся, я не смогла бы улыбнуться в ответ. Я не смогла бы сделать вид, что ничего не произошло.

Со стороны дома раздался чей-то крик – мамы или тети Кэрри, различить было невозможно. Я заметила винтовку Сэма, которая лежала рядом со мной. На ней было немного крови, и я бездумно вытерла ее о свои бриджи, которые и без того были в крови, и швырнула в сторону, стараясь забросить как можно дальше, но далеко не получилось.

Джорджи по-прежнему лежал без движения, когда появились мой отец и остальные взрослые. Я держала его за руку, и отец на секунду задержал на мне взгляд, прежде чем вытолкнуть из круга, который уже образовали вокруг Джорджи взрослые – мама, отец, тетя и дядя.

Сэм смотрел на меня. Повинуясь внутреннему побуждению, я взяла его за руку, но он ее вырвал. Его глаза остекленели. Казалось, он меня не знает.

– Сэм? – тихо позвала я.

Я пыталась не обращать внимания на взрослых, а сосредоточиться на окровавленном лице брата.

Он мельком взглянул на меня, а потом опустился на корточки, обхватил руками колени и начал раскачиваться взад и вперед. Я присела рядом с ним и положила руки ему на плечи. Он снова посмотрел на меня так, как будто не узнавал. И тут мне захотелось умереть. Я хотела, чтобы Сэм меня ударил винтовкой по голове.

Мама вышла из круга и подошла к нам. Она посмотрела на Сэма, потом на меня, потом снова на Сэма. Она наклонилась и схватила нас обоих за руки выше локтя, как она делала, когда мы были детьми, меня за правую, а Сэма за левую. Как будто мы были одним человеком. Она наклонилась еще ниже, чтобы посмотреть нам в глаза. Это тоже напомнило мне детство.

– Идите к себе, – прошептала она, обдав дыханием наши лица.

Она сильно стиснула наши руки, сквозь тонкую ткань вонзив ногти в кожу, но мы ничего не сказали. Сэм, казалось, вообще ее не замечал, а мама, похоже, не замечала, как странно выглядит Сэм.

– Идите, – снова прошептала она и отпустила нас, одновременно кивком указав в сторону дома.

Сэм встал, и я смотрела на него снизу вверх. Я потерла руку в том месте, где мама держала меня. Сэм пошел прочь. Он покачивался, и его походка была неровной. Но потом он обернулся и уставился на меня. Я отвела глаза.