— Родители знают? — спрашиваю.

— Знают.

— И как? — интересуется Лёха.

— В шоке.

— А про это? — кивает Макс в сторону письма.

Романов забирает изрядно помятый листок бумаги, который я всё это время бессознательно сжимал в кулаке, и прячет обратно в заднем кармане.

— Ещё не показывал, но собираюсь — не хочу, чтобы они считали его сволочью.

Мы дружно и в полной тишине допиваем пиво, думая каждый о своём; лично мне было о чём сожалеть — как и каждому из нас — но мы не можем исправить прошлое.

Зато повлиять на будущее — очень даже.

* * *

Всю ночь парни провели в моей квартире — после прочтения письма, да и всей этой трагедии в целом, мы чувствовали, что нужны друг другу как никогда; ну и плюс мне сейчас тоже не особо хотелось оставаться одному, потому что я не мог дать гарантий, что не поеду к Молчановой. Мы бухали и смотрели кино до тех пор, пока нас просто не свалило от усталости под самое утро, а после поехали в универ — все, кроме Кира, который не хотел больше тянуть и собирался рассказать родителям о прощальном письме Никиты. За всю нашу многолетнюю дружбу это был единственный раз, когда мы вот так разделялись — случай с Лёхой не считается, там вообще без вариантов было.

В это утро мы были каждый на своей волне; не разговаривали друг с другом и не особо следили за учебным процессом — даже преподы нас не трогали, словно чувствуя, что толку от нас всё равно не будет.

Всё поменялось после того, как я сделал исключение из одного из собственных правил и поднял трубку, когда позвонили с неизвестного номера; эта привычка выработалась после того, как девушки, с которыми я спал, начинали названивать, думая, что им со мной светит что-то большее, чем просто секс. Не знаю, почему вдруг я решил, что должен ответить — просто пальцы сами потянулись к гаджету и нажали зелёную кнопку.

— Константин? — слышу в трубке незнакомый женский голос.

Именно женский — звонившей по голосу было не меньше сорока.

— Так точно, — устало отвечаю.

Ей Богу, если это очередной консультант из банка — пошлю нахер даже несмотря на то, что это женщина.

Ну и бесит, когда меня называют полным именем — в детстве мать всегда звала меня Константином, когда я где-то косячил.

— Простите, что беспокою, — виновато извиняется она. — Я Светлана Сергеевна, мама Полины Молчановой.

При звуке знакомого имени спина автоматически выпрямляется — вряд ли Молчанова-старшая позвонила для того, чтобы поговорить о погоде.

— Мама Полины? — зачем-то переспрашиваю. — Что-то случилось?

Трубка вздыхает.

— Послушайте, Костя, я понимаю, что это не ваши проблемы, но так вышло, что я в курсе вашей… заинтересованности нашей дочерью… И при любом другом раскладе я была бы против этого и настоятельно рекомендовала вам не лезть в отношения Полины и Богдана, но так уж вышло, что моя дочь передумала выходить за него замуж.

От услышанного тело обдало жаром: неужели Полина наконец-то поняла, что не любит этого кретина, который её не ценит?

— И чего вы хотите?

— Чтобы ты забрал её.

Что?

— Я что-то не понял…

Пока я разговаривал с матерью Полины, мои парни переписывались с Киром в общем чате — держали руку на пульсе, но свою последнюю фразу я, видимо, произнёс как-то эмоционально, потому что они отложили свои гаджеты и вперили в меня вопросительные взгляды.

— Видишь ли, Бо отказался расторгать помолвку, угрожал моей детке устроить нам проблемы, — всхлипывает Светлана Сергеевна, а мои руки самовольно сжимаются в кулаки. — У неё не было другого выбора, кроме как выйти за него замуж, лишь бы у нас с отцом всё было в порядке.

— То, что Аверин — мразь, я уже понял, — не слишком вежливо прерываю женщину, и мои парни вскидывают брови. — От меня что требуется? Киллера нанять?

— Господи, нет, конечно! — испуганно восклицает собеседница. — Понимаешь, он… запер её в квартире, отобрал телефон… К ней даже мы попасть не можем! Я знаю, что она тебе не безразлична, и поэтому хочу спросить: не согласишься ли ты украсть нашу дочь?

Чего?

Видимо, шок на моём лице был слишком выразительным, потому что парни как-то обеспокоенно переглядывались.

— Вы хотите, чтобы я забрал вашу дочь… себе?

Чёрт, да я даже мечтать о таком не мог!

— Да, именно это я и хочу попросить, — подтверждает, видимо, будущая тёща. — Правда, сделать это можно будет только в день её свадьбы, потому что это единственный день, когда она сможет покинуть эту чёртову квартиру, будь она неладна!

Фыркаю в ответ на эту исповедь: теперь понятно, в кого у Полины такой темпераментный характер.

Следующие полчаса мы вместе составляем план спасения Полины, и только из рассказа Молчановой-старшей я узнаю, что через два дня мог на веки вечные потерять свою язву. Конечно, Полина бывает ядовитой и всё ещё путается в том, что именно должно быть важно в этой жизни, но рядом со мной она сможет измениться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌А ещё мне точно не светит подохнуть от скромности, ага…

Пока последняя пара черепашьим шагом ползёт к завершению, я посвящаю своих парней в детали и прошу их о помощи: всё-таки, если приду не один, у меня будет больше шансов на то, что я сумею увести Полину прямо из-под носа Аверина. Теперь-то мне стало понятно, почему Молчанова не реагировала на моё появление и не брала телефон… Каким сукиным сыном нужно быть, чтобы запереть в квартире девушку, которую перед этим шантажом хорошенько прижал к стенке!

Парни молча офигевают, пока выслушивают ту дичь, в которой должны принять непосредственное участие, и в нашей компании царит напряжённое молчание, пока Лёха не заходится диким ржачем на всю аудиторию.

— Мляяяя, это смахивает на то, как если бы питекантропы не поделили бабу, — угарает Шастинский. — Интересно, в чьей пещере она по итогу останется?

— Ты об этом не узнаешь, если не заткнёшься, — фыркаю в ответ.

В общем, субботним утром двадцать третьего мая я проснулся в несусветную рань от какого-то нереального возбуждения; все эти два дня до Полининой свадьбы мы с её матерь держали постоянную связь, и я, пользуясь случаем, попросил у неё и её мужа Полининой руки — короче, как только подвернётся случай, сделаю Молчановой предложение.

Я стоял, опёршись бедром о капот своей тачки, у своего подъезда и ждал парней, которые всё ещё были в полнейшем шоке, но отказываться от подобной авантюры не стали: один раз живём, или как там выразился Лёха?

Кстати сказать, он приехал первым и теперь дымил, стоя рядом со мной.

— Чувак, мы реально это сделаем? — ухмыляется он. — Реально украдём невесту со свадьбы?

Хмыкаю в ответ и киваю.

— Чёрт, это лучший день в моей жизни!

— Аминь брат, — ржёт подобравшийся незаметно Макс и хлопает меня по плечу.

— Я твою историю потом в Голливуд продам, — глядя на меня, угарает Ёжик.

— Ага, сразу после своей, — хмыкает Кир.

Детский сад, да и только.

* * *

Первоначально моя идея была проста: приехать к дому Полины и забрать её, пока гости будут рассаживаться по машинам, но Шастинский меня отговорил — сказал, что это будет не так эпично, как похищение из ЗАГСа. Для меня эпичность была на последнем месте, но разочаровывать Лёху, у которого сейчас глаза горели азартом, почему-то не хотелось.

Это всё равно, что отобрать у ребёнка конфету.

Но это не значит, что я не следил за её машиной от самого дома — сжимая руль до побелевших костяшек, я был рядом с Полиной весь путь до ЗАГСа, хоть она и не знала об этом. Парочку раз мне хотелось въехать на своей машине в задний бампер «Porsche» Аверина, чтобы жизнь не казалась ему малиной; в голове даже всплывала пара сцен из «Форсажа», где герои фильма на ходу прыгали по машинам, но Полина точно не рискнёт повторить подобный трюк.

Наша автоколонна припарковалась примерно в ста метрах от пункта назначения; я видел, как Полина вышла из машины — такая красивая, что срывало крышу. И всё же мне пришлось ждать, пока не начнётся церемония, потому что сейчас меня запросто могли стопорнуть, и план-перехват накрылся бы медным тазом.

Пока я пытаюсь удержать себя на месте, Лёха тянется к магнитоле, и на весь салон раздаётся песня «Эллаи & Зомб — Чтобы ты была моя», и видит Бог, она только усугубила ситуацию.

— Сорян, брат, — ржёт Шастинский и меняет на песню «Green Day — Holiday». — Так лучше?

Так нихрена не лучше, но киваю, а сам мысленно уже разношу ЗАГС в щепки — особенно после того, как Полина заходит внутрь в сопровождении этого ублюдка Аверина. Чем он там угрожал ей? Предъявить счёт за всё то, что он сделал для неё и её родителей? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве это не прямая обязанность мужчины — обеспечивать свою женщину всем необходимым? А если по ходу дела женщина понимает, что ты законченный мудак, и хочет от тебя уйти — это уже твои проблемы; значит, ты не был её достоин и должен хотя бы не быть мразью и отпустить её, а не пытаться удержать шантажом.

От лица всех мужиков заявляю — этот утырок позорит наш пол.

После того, как Полина скрывается в помещении, я через силу выдерживаю минут пятнадцать и срываюсь с места, будто участвую в марафонском забеге, в котором главным призом является моя собственная жизнь, хотя, по сути, так и было. И облегчённо выдыхаю, когда понимаю, что успел буквально в последнюю секунду; парни становятся по обе стороны от меня и едва сдерживают ржачь от выражений лиц присутствующих. А мне было на всех плевать, потому что я видел только одно лицо — той, что сейчас была готова расплакаться не то от облегчения, не то от радости, хотя это было практически одно и то же. У меня нет времени на расшаркивания, поэтому я использую коллективное замешательство в своих целях и взваливаю Молчанову на плечо; и она совершенно не против, если судить по тому, с какой силой вцепилась в моё пальто.

Время на побег катастрофически таяло, потому что Богдан не будет стоять столбом вечно; не дожидаясь своих парней, усаживаю свою ношу в машину и прыгаю за руль — сейчас главное свалить отсюда подальше.

— Боюсь, тебе ещё парочку дней придётся побыть узницей, — роняю девушке, выруливая ни дорогу.

В зеркале заднего вида нет ни погони, ни моих парней — рискну предположить, что они, как могут, пытаются задержать Аверина и дать мне время увезти Полину.

Чёрт, я должен им по гроб жизни.

Молчанова не говорит ни слова — только пытается отдышаться, словно не я принёс её на плече, а она сама всю дорогу бежала, и успокоить дрожащие пальцы.

Возле своего дома мне приходится буквально выволакивать Полину из машины — от нервов она даже двигаться нормально не могла; даже до квартиры я нёс её на руках, пока она цеплялась пальцами за мою шею.

При встрече один на один я Аверина закопаю.

В квартире вытряхиваю Молчанову из платья, стараясь не залипать на её бельё, чтобы не потерять контроль, и отправляю в ванную — смывать весь этот боевой раскрас; другой одежды у Полины нет, так что одалживаю ей одну из своих футболок и оставляю одну. Пока она приводит себя в порядок, я завариваю кофе — единственная вещь, которую я могу сделать на кухне — и добавляю в него пару капель рома.

Это сейчас не повредит ни ей, ни мне.

Пока стою, уткнувшись глазами в столешницу, Полина заканчивает свои водные процедуры и тихо подкрадывается сзади; о том, что она уже рядом, понимаю лишь тогда, когда её неуверенные ладошки сходятся на моём животе. Девушка прижимается ко мне сзади всем телом, уткнувшись лицом между лопаток, и глубоко вдыхает.

— Прости меня, — слышу её тихий шёпот.

Непонимающе хмурюсь и разворачиваюсь к ней, а когда вижу её лицо — без грамма косметики и всех этих светских масок — на несколько мгновений стопорюсь, потому что таким простым, открытым и человечным я его ещё не видел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌— Простить за что?

Она берёт мою ладонь и прижимает к своей щеке.

— За то, что была такой дурой.

— Все мы порой ошибаемся, — пожимаю плечами. — Рад, что твоё безумство закончилось.

Полина фыркает, а потом сосредотачивает слишком внимательный взгляд на моих губах; её дыхание становится частым и поверхностным, а ладонь, которой она сжимает моё запястье, начинает слегка дрожать.

Но вовсе не от страха.

Провожу кончиками пальцев от её щеки до талии и сжимаю её в своих руках, осознавая, что мне больше не нужно её добиваться — Полина теперь принадлежит мне; безраздельно и не на один вечер, а до конца моей жизни, потому что я её никуда не отпущу. Она вздрагивает, когда мои ладони прикасаются к открытому участку кожи под футболкой, и тянется к моим губам. От её вкуса у меня ожидаемо сносит крышу, так что я просто срываю с неё свою футболку и несу девушку в спальню — навёрстывать упущенное.