За весь оставшийся рабочий вечер мне не удаётся культивировать в себе обиду; к тому времени, как я спускаюсь вниз, с удивлением обнаружив машину Бо у парадного входа — он задумчиво смотрел в окно и явно кого-то ждал — я уже даже чувствую собственную вину. Неуверенно подхожу к машине с водительской стороны, привлекая внимание Аверина, который машет мне головой, приглашая сесть. Обхожу автомобиль и занимаю место рядом с ним.

Несколько минут мы просто сидим молча — я не знала, что сказать, а он, видимо, собирался с мыслями.

— Я должен перед тобой извиниться за то, что наговорил сегодня, — произносит он наконец. — Я был неоправданно резок и чересчур прямолинеен.

— Полагаю, это я должна извиняться. — После того, как я окончательно успокоилась, то поняла, что Бо был прав во всём — от первого до последнего слова. Но видит Бог: просить прощения — не моя сильная сторона. — С партнёрством действительно всё так плохо?

На пару минут снова воцаряется тишина.

— Действительно, — кивает. — И исход этой ситуации целиком и полностью зависит от тебя. То есть, от ваших с Константином отношений.

Растерянно моргаю, чувствуя, как медленно падает забрало при звуке имени Матвеева — он ведь не серьёзно? Какие нас могут связывать отношения, кроме тех, что мои почти что муж и свёкор совместно курируют фонд с его родителями?

— Нет у нас никаких отношений! — слишком резко вскрикиваю и тут же прикрываю рот ладонью — да что же это такое! Со мной теперь каждый раз будет происходить подобное, стоит мне услышать его имя? — У нас нет общих точек пересечения, так что не думаю, что у меня с ним возникнут проблемы.

— Да отсутствие отношений и есть сама проблема, — устало вздыхает Богдан.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌А?

— Что ты хочешь этим сказать?

Он невесело фыркает.

— Давай поговорим об этом завтра, — хлопает меня по коленке, затянутой в кружевной чулок. — Я слишком устал, чтобы нормально соображать и отбить все твои «против» в намечающемся споре, так что отложим пока разговор, идёт?

Киваю, хотя на самом деле начать спорить хочется уже сейчас, даже не выслушав его точку зрения; что-то мне подсказывало, что она в любом случае мне не понравится…

Только в стенах родного дома я осознаю, насколько в действительности устала: и от бесконечной беготни, и от эмоционального напряжения; поэтому, пока Бо принимает душ, заказываю еду из ресторана. После того, как ванная освобождается, наскоро привожу себя в порядок и возвращаюсь на кухню, где во время ужина пытаюсь выбить из Бо признание по поводу того, что именно он задумал, но Аверин упорно молчит. Пару раз за вечер, пока он смотрел новости, я ловила его странно-загадочную улыбку, которая лишь ещё больше убеждала меня в том, что наша предстоящая беседа мне не понравится.

Утро проходит по привычному для меня расписанию: будильник, пробежка, душ, завтрак. В половину седьмого просыпается Богдан, который находится в отличном настроении — чего не скажешь обо мне — и мы наконец-то едем на работу вместе. Это слегка сглаживает мой внутренний раздрай, и на прощание я даже целую Бо, но так, чтобы никто не видел — всё же для меня поцелуй является такой же интимной вещью, как и секс, и свидетели здесь ни к чему.

Сегодня у Николая Александровича были намечены два совещания и встреча с инвесторами, так что работы у меня было предостаточно, чтобы забыть о возможных грядущих неприятностях — ровно до того момента, как я получаю от Бо сообщение с просьбой зайти к нему. Уже на ходу пытаюсь представить, что именно он мне скажет, но реальность оказывается куда более шокирующей.

А всё потому, что, переступив порог его кабинета, первым, кого вижу, оказывается… Матвеев.

— Проходи, — как ни в чём не бывало, улыбается Богдан, жестом приглашая меня сесть в кресло — в аккурат напротив Кости.

Непонимающе перевожу взгляд с Аверина на Матвеева, очень стараясь не раздражаться на последнего за присутствие — я и так уже доставила Богдану непростительно много проблем за последние два дня — но получается из рук вон плохо.

— Так о чём ты хотел поговорить, и почему здесь он? — всё же хмуро спрашиваю.

Замечаю ухмылку на лице Кости перед тем, как отвернуться.

— Предотвращение наших разногласий и сохранение отношений с Матвеевыми целиком и полностью зависит от вас двоих, — отвечает Бо. А я по-прежнему ничего не понимаю; и, видимо, это написано у меня на лице, раз Аверин всё же поясняет свою идею: — Вам двоим необходимо убедить всех остальных в том, что между вами нет никакого конфликта — тогда не будет и повода разрывать наши отношения с «Люкс-Тур».

От удивления чувствую свои брови где-то в области затылка.

Это он сейчас так пошутил?

* * *

— И как ты себе это представляешь? — слышу свой голос сквозь призму злости — не удивлюсь, если эта бредовая идея принадлежит Матвееву.

— Подружитесь, — говорит Бо таким тоном, будто предлагает мне пройтись по магазинам, а не провести время с этим мудаком.

— Да ни за что! — вскакиваю на ноги. — Если тебе так хочется — сам води с ним дружбу!

— Ну и кто из нас после этого ребёнок? — слышу насмешливый голос Кости.

Собираюсь в очередной раз выйти из себя, когда внезапно понимаю, что он прав — я действительно веду себя как ребёнок.

Капризный ребёнок, как сказал вчера Богдан.

Чёрт.

Подхожу к окну, став спиной к обоим, и пытаюсь привести мысли в порядок: Бо хочет, что мы с Костей всего лишь убедили остальных, что конфликт между нами исчерпан — никто не заставляет меня по-настоящему прощать его и уж тем паче относиться как к другу.

Что ж, такое я смогу выдержать — фальшиво улыбаться, когда он рядом, и делать вид, что между нами всё в порядке. Никто ведь не запрещает мне и дальше говорить ему всё, что я о нём думаю, когда рядом не будет свидетелей.

— Пусть будет по-твоему, — отвечаю наконец, повернувшись к обоим лицом.

Ловлю на себе довольных взгляд Кости, который снова меня раздевает глазами, и чувствую, как у меня подскакивает температура.

Это что? Я заболела? Только этого не хватало!

Я чувствую внутренний дискомфорт, к которому совершенно не привыкла, и направляюсь к двери, когда слышу за спиной Богдана.

— Я пригласил чету Матвеевых в офис сегодня, и будет лучше, если после встречи именно Костя отвезёт тебя домой — для пущей убедительности.

Спотыкаюсь на ровном месте, потому что… С какого это рожна я должна ехать с Матвеевым на его машине к себе домой? Неужели это настолько необходимо?!

Не оборачиваюсь, чтобы снова не наткнуться на довольную рожу Кости, но с достаточной силой хлопаю дверью, чтобы они оба поняли, насколько я в «восторге» от этой новости.

Чтобы ненароком не взорваться от злости во время рабочего процесса, выбрасываю из головы к чёртовой матери всё, что хоть как-то может напоминать о Матвееве; даже отключаю телефон, потому что Бо может прийти в голову ещё какая-нибудь «оригинальная» идея, от которой я точно потеряю голову. Это слегка выходит мне боком, когда у Николая Александровича не получается до меня дозвониться, но я выкручиваюсь, впервые в жизни соврав своему боссу: батарейка села, и гаджет отключился. Поворчав для приличия, он отпускает меня домой на целый час раньше положенного, и я буквально лечу в сторону лифта, искренне надеясь, что смогу улизнуть до того, как кому-нибудь вздумается меня остановить.

И даже успеваю вызвать машину по служебному телефону, вот только Аверин будто мысли мои читал — ну или Николай Александрович предупредил его о моём уходе — потому что путь к лифтам перегородила его мощная фигура.

— Куда-то собралась? — с ехидной улыбкой спрашивает он.

Тяжёлый вздох; пальто на сгиб локтя; глаза к потолку.

Господи, ну за что мне всё это?

В переговорной — как иронично, ха-ха — уже сидит семья Матвеевых в полном составе, и с беспокойством смотрят в мою сторону, будто я сейчас снова выкину что-нибудь эдакое, от чего им вновь придётся краснеть. Но я грациозно пересекаю просторное помещение и опускаюсь на стул напротив Кости, стараясь смотреть на него без ненависти, но весьма красноречиво — пусть не думает, что я так просто сдамся или забуду.

А после устремляю всё своё внимание на Матвеевых-старших, подключив обаяние, на которое только была способна.

Не припомню, чтобы за всю жизнь мне пришлось врать в таких объёмах, как я делала это сегодня вечером. Да ещё этот Костя, который ни разу за всё время не отвёл от меня глаз — будто я сидела перед ним без одежды; это нервировало, чего со мной не случалось ещё со школы, но я старательно игнорировала его присутствие. Помню, что постоянно улыбалась, и от этой фальшиво-милой улыбки уже болели щёки, и хотелось спустить на ком-нибудь пар.

Например, на Матвееве, который как раз поднимался на ноги, любезно протягивая мне руку, помогая встать, чтобы отвезти домой лично. Зато я могла собой гордиться — не испепелила его взглядом, хотя очень хотелось, а послала ему открытую улыбку, от которой Костя почему-то завис.

Вон даже зрачки расширились.

Наклоняюсь к нему ближе, чтобы никто не слышал того, что я собираюсь ему сказать, но Матвеев снова реагирует как-то неадекватно — начинает дышать через рот, и меня почему-то клинит на его полуоткрытых губах.

Мысленно даю себе затрещину.

— Руку-то отпусти, малахольный, — шиплю ему на ухо. — Иначе домой в инвалидном кресле поедешь.

В коридор выходим все вместе; пока Бо разговаривает с Матвеевыми по поводу фонда, я направляюсь к лифтам, и отскакиваю в сторону как ошпаренная, потому что чувствую едва уловимое прикосновение чьей-то руки к своему бедру. И не нужно быть гением, чтобы понять, кто именно это сделал — уж слишком красноречиво горели глаза Кости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Интересно, этот придурок вообще в курсе, что я замуж выхожу?

Меня бесят эти неуместные фривольности с его стороны, которые он себе позволяет; но отчего-то я чувствую, как начинают гореть мои щёки, и мне остаётся только надеяться, что этого не видно за слоем тонального крема. Поджимаю губы и посылаю ему убийственный взгляд, убедившись, что этого никто не видит — хотя Богдану стоило бы больше внимания обращать на то, что творится вокруг.

Пока мы вместе спускаемся вниз, Богдан просит меня вызвать машину, потому что вынужден задержаться на работе; в этот момент Костя вступает в игру и любезно предлагает отвезти меня домой. Не понимаю, зачем это нужно, если для ликвидации конфликта было достаточно и моих заверений в том, что всё в порядке. Я соглашаюсь сквозь зубы, мечтая придушить этого актёра, но высказываться в присутствии Богдана и родителей Кости не рискую.

Матвеев галантно открывает мне дверь и помогает сесть в автомобиль; пока он обходит машину, смотрю в зеркало заднего вида на Бо, который подмигивает мне и скрывается за дверью компании.

Предатель.

Едва Костя садится, как я тут же даю волю едва сдерживаемому гневу.

— Надеюсь, это был последний раз, когда ты распускал свои руки, идиот несчастный, — взрываюсь, на что парень лишь ухмыляется. — Мне не нужна комнатная собачонка, таскающаяся за мной по пятам!

От моего последнего сравнения довольная улыбка сползает с его лица; я вижу, как ходят желваки на его лице, и ликую от того, что у меня наконец-то получилось хоть немного сбить с него спесь.

— Ни одна наша встреча не прошла по моей непосредственной инициативе, — слышу его ответ. Бросаю на него косой взгляд и с удивлением замечаю, что злость сделала его лицо старше — теперь он как минимум дотягивал до моего возраста. — Так что твоё сравнение неуместно.

— Жениху моему об этом расскажи, — довольно улыбаюсь я, ожидая его дальнейшей реакции.

И она не заставляет себя долго ждать: втопив педаль тормоза в пол до упора, Костя неожиданно тормозит прямо посреди дороги; меня швыряет вперёд, отчего ремень безопасности, пристёгнутый на автомате, натягивается, больно врезаясь в тело, но от столкновения моей головы с приборной панелью всё же спасает.

— Ты выходишь замуж? — ошарашенно спрашивает он.

То есть, такая очевидная мысль не приходила в его светлую голову? Вряд ли бы Богдан вёл себя со мной так дерзко, если бы был всего лишь сыном моего босса…

— Может, ты уже отвезёшь меня домой и наконец-то провалишься куда-нибудь подальше? — снисходительно спрашиваю и отворачиваюсь к окну.

В задний бампер раздаются недовольные гудки и резкие ругательства, и Костя приходит в себя, продолжив движение. Называю ему адрес, и больше за всю дорогу мы оба не произносим ни слова — я радовалась тишине и отсутствию поползновений в свою сторону, а Матвеев, очевидно, всё ещё был в шоке.