— Мой телефон у тебя есть, — открывая перед ней дверь, сказал он. — Можешь звонить в любом качестве. И как пациентка, и как...

— ...потенциальная любовница, — закончила Натка.

— Пошла ты к черту, Баскакова! — чуть раздражаясь, ответил он. — Мне тут ничего не светит. У тебя же на лбу печать неразделенной любви.

В любом другом случае Натка фальшиво изобразила бы удивление, но не сейчас. Перед ней стоял один из лучших психотерапевтов современности. Во всяком случае, именно так его позиционировала Катя. И лукавить не было смысла.

— Что, так заметно? Какого тогда лешего ты меня сейчас завуалированно приглашал в койку?

— Но попытаться-то стоило. Я ж все-таки кроме врача еще и мужик. — Некоторая обида зазвучала в его голосе.

Натка наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Я позвоню. — Она улыбнулась. — Когда печать со лба сотрется.

Она вышла на улицу и остановилась в нерешительности. Дома ее ждали встревоженные Петька и Тина. Ребята приехали всего на три дня по каким-то срочным делам. Они даже не встречались. У Натки были напряженные дни, и когда она приходила домой, ребят уже не было, а, уходя на смену, они лишь сталкивались при входе. Сегодня уже уезжали.

На вечер планировалась вечеринка, но Натке именно сейчас не хотелось их видеть. Не только сейчас, но и все эти дни. Поэтому их редкие встречи ее устраивали. Хотя это было подло с ее стороны, она это понимала, но ничего поделать не могла, поскольку друзья напоминали ей о Везуне и все, что с ним было связано.

Боже, как же все перепуталось! И не развязать, не разрубить этот узел проблем, тянущихся еще из детства. Выход один — просто уйти в сторону. Но как же это трудно!

Натка подняла руку, и буквально через пару минут около нее остановилось такси. Ярко-желтая машина с привычными еще с детства черными шашечками на крыльях. Вот такое же такси месяц назад увозило их с Серегой в аэропорт. Он улетал из Москвы и из ее жизни.

А приехал он неожиданно. Впрочем, как всегда за последние пятнадцать лет.


...Настойчивая трель звонка заставила Натку открыть глаза. Кинув взгляд на циферблат настенных часов, Натка с раздражением сползла с койки. Ну надо же! Только заснула!

Час назад Натка рухнула в свою кровать, еле притащившись с работы, успев предварительно отключить все имеющиеся телефоны. К черту! В преисподнюю всех и вся! Ей надо отоспаться! И вот не прошло и сорока минут, а в дверь трезвонит какой-то так некстати пришедший визитер.

Натка подошла к двери с твердой уверенностью, что в следующий раз она отключит и дверной звонок, чтобы уж наверняка никто не потревожил ее сон!

Она рывком распахнула дверь, собравшись уже высказать все, что она думает о том, кто посмел нарушить ее покой, невзирая, кто будет перед ней — сантехник, соседка или инспектор налоговой полиции. Но возможности произнести хоть слово ей не представилось.

— Наталья, сколько можно! Я уж думал, что с тобой что-то случилось! Еще пару минут — и твоя дверь вылетела бы вместе с замком!

— Серега... — уставившись на него во все глаза, пролепетала Натка. — Ты откуда?

— Из аэропорта, — проворчал Сергей, втаскивая в квартиру необъятных размеров баул. — Сначала оттуда пытался тебе прозвониться, думал, может подкатишь, вывезешь. Потом плюнул, поехал сам.

— Да я только глаза сомкнула! — возмутилась Натка, захлопывая дверь.

— Не знаю, не знаю — настаивал Сергей, скидывая куртку. — Я в Москве уже часа три.

Натка недоверчиво посмотрела на друга, а потом на часы. Через секунду выяснилось, что часы просто встали, и Натка проспала уйму времени с момента своего прихода домой. Кто бы мог подумать?

— Тебе в отпуск пора, подруга! — резюмировал Сергей, когда Натка пожаловалась на усталость и хронический недосып.

Они прошли на кухню. Натка было устремилась к плите что-нибудь приготовить. Открыла холодильник и присвистнула: он был совершенно пуст. Натка ела в больнице, а мама в очередной раз уехала к сестре.

— Да-а-а, мать, вот так выглядит первый признак холостяка, — протянул Серега, заглянув через ее плечо в холодильник. — Что бы ты без меня делала? — И он стал вытаскивать разнообразную снедь из недр своей сумки.

Натка натянула фартук и схватила большой кусок мяса. Но Серега отнял у нее нож.

— Ты и плита — вещи несовместимые. Ваша светлость умеет резать только живую плоть, прости за каламбур. Так что я буду готовить, а ты давай выкладывай последние новости. И предыдущие тоже.

Пока на сковороде поджаривались аппетитные куски, а в двух кастрюльках что-то булькало, Натка во всех подробностях поведала другу печальную историю Лерки. Оказалось, что Серега «был информирован только точечно», как он выразился. Ни приезда Ольги, ни последующих за этим событий, а главное — все, что предшествовало этому, Серега не знал.

По мере того как Натка в своем повествовании приближалась к развязке трагедии, широкая спина друга, обтянутая тонким светлым джемпером будто каменела. Крепкая шея напряглась, и бугорки выпуклых вен часто-часто запульсировали.

Его лица Натка не видела. Сергей отвернулся, что-то интенсивно помешивая в кастрюлях.

— ...А потом она заорала и стала резать волосы, — продолжала Натка.

— Зачем она это сделала? — глухо донеслось от плиты.

— Моя подруга — психотерапевт — говорит, что, возможно, она таким образом отсекала прошлое. Ну, как признак своего замужества, — она пожала плечами. — А там черт его знает. Лерка придет в себя, может, объяснит.

— Я могу объяснить. — Сергей повернулся, и Натка поразилась бледности его лица. На широких скулах кожа натянулась, между черными с проседью бровями залегла широкая складка.

— Ну, объясни, — тихо попросила Натка.

— Радька с детства по волосам Лерки с ума сходил, — закуривая, сказал он. — Даже на свадьбе мне говорил, что единственное, что прекрасно в Лерке, это ее волосы. — Он на секунду замолчал, а потом вдруг с размаху врезал кулак в стену. — Подонок!!! — Оторвав руку от стены, он прижал сбитые костяшки к губам.

Натка вдруг поймала себя на мысли, что она так хочет прижаться к этим окровавленным губам, утонуть в объятиях этого большого человека, закрыть глаза и больше ни о чем не думать. Она даже попыталась подняться.

— Прости, Нат, сорвалось. — Его голос отрезвил ее. — Ну вот, кухню тебе попортил. — Он вновь отвернулся к плите. — Что дальше?

Натка подавила в себе все так некстати взорвавшиеся эмоции, внутренне сама удивляясь: «А что ты хочешь, милая? — промелькнуло в мозгу. — Кроме работы у женщины в двадцать восемь лет должна быть полнокровная половая жизнь. А ваша светлость и не упомнит, когда в последний раз сексом занималась». Справившись с собой, Натка быстро закончила рассказ о событиях той страшной ночи.

— Маруся быстро в себя пришла, — продолжала Натка, закурив еще одну сигарету. Полная пепельница уже не вмещала окурки, но вставать не хотелось. Тогда нужно было бы приблизиться к Сереге, а отчего-то Натка побоялась это сделать. — И встал вопрос, где лечить Лерку. И тут как рояль в кустах, появились Кисловы. А кстати, Везунь, открой тайну, каким образом ты так быстро нашел Ольгу?

«И кем ты работаешь?» — хотела продолжить она. Этот вопрос часто возникал внутри их маленькой компашки, еще когда с Леркой все было в порядке. Даже лучший друг Сереги Петька не мог внести определенности. Точно знали, что он несколько лет работал на пекинском телевидении, но его контракт закончился года два назад. Где числился дружок впоследствии, ребята не знали.

«Ну, раз такая секретность, то скорее всего завербовали нашего Везуню славные органы!» — смеялась тогда Лерка. Это смахивало на правду. Сергей редко бывал на Родине, судя по подаркам, неплохо зарабатывал. Да и мать его не бедствовала. Но его лицо не мелькало в телевизоре, и фамилия не светилась на первых полосах газет как пишущего журналиста.

— Что такое придворная свита, знаешь? — выкладывая результат своих кулинарных трудов на большое блюдо, спросил Серега.

— Ну, в общих чертах, — осторожно ответила Натка.

— Так вот, я довольно долгое время был придворным журналистом. Освещал визиты великих мира сего в другие государства. Пресс-служба, ясно излагаю? — Натка кивнула, хотя мало что поняла. — Так вот, с тех пор у меня осталось много связей. Поэтому найти тетю Олю было не сложно.

— Почему же ты не возвращаешься в Россию, если все это в прошлом? — раскладывая шипящие куски по тарелкам, спросила Натка.

— Потому, что не к кому возвращаться, — тихо ответил Серега, но Натка его услышала. — Ладно, подруга, о себе я расскажу позже. Давай хряпнем за встречу, и ты договоришь до конца.

Натка согласилась. На столе все из той же сумки материализовалась бутылка хорошей водки и пара высоких рюмок. Под такую прекрасную еду крепкий напиток летел белым лебедем, и все казалось уже не таким обреченным и ужасным. За окном застыла чернильная темнота, и через приоткрытое окно вырывался наружу сигаретный дым, впуская в прокуренную кухню свежесть зимней ночи.

— Не дрейфь, подруга, — разливая еще по одной, сказал Серега. — Все будет хорошо. Не тот человек Валерия Пересветова, чтобы сдаться. Очнется, дай срок. Жаль только, что замочили, судя по всему, братки Радьку.

— Ах, тебе его жаль? — пьяно удивилась Натка.

— Только потому, что они это сделали первыми, — оправдался Сергей, опрокидывая рюмку в рот. Крякнул, отдышался и продолжил: — Я бы эту гадину своими бы руками задушил. Разыскал и уничтожил. — Он скрипнул зубами. — Господи, ну как же так, Натка? Что за судьба у Лерки? Это же ад, а не жизнь!

Он уронил голову на руки, и Натка увидела, что его большие плечи затряслись.

— Ладно, Везунь, чего ты, дуралей! Вот вы какие мужики. Слабый пол! — Она обняла его, прижав вихрастую голову в себе.

— Натка, ну почему, почему у меня не было денег на операцию Сони! — сквозь сухие слезы пробубнил пьяный Сергей. — Ведь я сам! Сам разыскал его и привез к ней домой! Ты помнишь, на Новый год! Все, все было бы по-другому! И моя жизнь не была бы такой бессмысленной и дурацкой! Это я, я во всем виноват!

— Серега, ну что ты, успокойся! — Она гладила его плечи, шею, щеки, не могла остановиться. — Чушь говоришь!

Он вскинул голову, и его воспаленные глаза оказались так близко. Они на секунду замерли. Стало так тихо, будто время остановилось, только мерно капала вода из плохо закрытого крана. Натка впилась в его губы, и он неистово ответил на ее поцелуй, словно хотел передать ей всю свою боль и отчаяние, одновременно выпив ее усталость и беспомощность.

— Натка, я должен сказать... — Сергей с видимым усилием оторвался от ее губ.

— Нет, нет... — лаская его шею, прошептала она. — Ничего не говори, ничего не хочу знать. Я устала, я так устала...

Они любили друг друга с такой страстью, с такой бешеной отдачей, словно ждали этого многие годы. Так казалось Натке, когда она снова и снова взлетала на вершину наслаждения.

Никогда, ни с кем ни до, ни после этих двух дней абсолютного, неповторимого, необъяснимого блаженства не было Наталье Баскаковой так хорошо и спокойно. Так органично и так до боли отчаянно. Всей своей кожей, все женской сущностью Натка понимала, что будущего у них нет, его не изменить, не исправить. Она не знала причины, даже не пыталась понять, отчего ей так невыносим конец его двухдневного пребывания. Они почти не говорили, повинуясь какому-то молчаливому соглашению ничего не обсуждать — ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. «Важно, что здесь и сейчас, а после разберемся», — так любила говорить Лерка. И Натка наслаждалась этим «сейчас» двое суток, забросив работу и отключив все телефоны.

Но всему хорошему приходит конец.

Сергей вышел на кухню, и они сели попить кофе перед выходом. Он был гладко выбрит, серьезен и как-то по-особенному собран.

— Нат, я должен объяснить... — Он прямо посмотрел ей в глаза.

— Не надо! — Она коснулась его губ. — Все в порядке, парень. Что было, то только мое.

— Тогда краткая справка из моей жизни. Я женат, у меня двое детей, девчонки-близняшки двух лет. Живу в Германии, работаю на местном телевидении. Получаю приличное жалованье и имею все блага, какие только возможны у преуспевающего иммигранта.

— Ты счастлив?

— Нет. — Сергей ответил сразу, даже не задумываясь.

Натка молчала. Почему-то сообщение о супружестве Сереги никак ее не тронуло. Странно, по идее именно это должно было поставить все точки над i. Возможно, именно это и являлось объяснением какой-то безысходности их сумасшествия. Но нет, ничто не дрогнуло.

— Ты не спросишь, почему? — Сергей не прятал глаза, все так же прямо глядя на нее.