— И взрыв особенно. Взрывное устройство было, во-первых, самодельным, во-вторых, подложено весьма нелепо. Эксперты говорят, что преступник рассчитывал на саму скамью, что она якобы по замыслу минера должна была разлететься на куски, и тем самым увеличить число жертв. Но скамейка оказалась крепкой, поскольку была сделана при еще Сталине, и здесь преступник якобы просчитался. Так объясняют специалисты отсутствие трупов в этом инциденте. Но я склоняюсь совсем к другому мнению. Этот взрыв был совершен не с целью терроризма, а с целью запудривания мозгов.

— Кому? — удивился Трубников.

— Вот это и хотелось бы выяснить.

— Но Маргулин вряд ли мог подложить взрывное устройство. Ведь он был в числе свидетелей.

— Как раз наоборот: одно другому не мешает.

— Полагаете? — задумался Трубников. — А кстати, сегодня будут извлекать из воды труп?

Горохов посмотрел на часы и кивнул:

— Я думаю, что уже подняли. Пожалуй, я пойду.

— Держите меня в курсе!

Он ушел, а Трубников снова принялся ломать голову. Да нет, не может быть. Мало ли в Москве высоких черноволосых мужчин в рыжих дубленках? Почему все должно сходиться на Олеге Маргулине? Интересно, кого менты вытащат из пруда, если действительно в пруду труп, а не мешок с отходами?

К концу дня позвонил Горохов:

— Ваш друг как в воду глядел. На дне действительно был труп. Он завернут в мешковину и стянут веревками. К веревкам привязана двадцатичетырехкилограммовая гиря. Утопленник одет в рыжую дубленку, синие джинсы и рыжие замшевые ботинки.

Убит двумя выстрелами из девятимиллиметрового револьвера. Первый выстрел был произведен в висок. Второй — несколько часов спустя в лоб через мешковину. Кстати, револьвер найден там же, на дне пруда…

— Кто убитый? — нетерпеливо перебил Трубников.

— Как кто? — удивился детектив. — Вы же знаете! Олег Маргулин.

— Это точно? — не поверил ушам Евгений, чувствуя, как холодеет затылок.

— Точнее не бывает. Его уже и супруга опознала.

39

Трубников не дослушал подробностей и немедленно рванул на Ленинский проспект к Колесникову. Бешено влетев в квартиру, он схватил хозяина за грудки и прохрипел в его испуганную физиономию:

— Или ты скажешь мне правду, или я тебя задушу.

Диман как-то сразу обмяк, лицо его вытянулось, глаза потускнели.

— Какую правду ты хочешь от меня услышать? — спросил он упавшим голосом.

— Прежде всего я хочу знать, что за игру ты ведешь? Какую новую подлость задумал? И против кого? Говори!

Гость задохнулся, а хозяин приложил руку к сердцу и с чувством произнес:

— Клянусь тебе, Женька, никакой игры я не веду. Я был подлым человеком, признаю! Но после того как ты меня вытащил с того света, я стал совсем другим. Клянусь! Я искренне жалею, что использовал тебя тогда, в октябре девяносто третьего. Я уже тысячу раз раскаялся. Ну был я идиотом! Прости!

Трубников оттолкнул его и устало опустился на диван. С минуту он молча смотрел в пустоту, угрюмо сопя и чудовищно шевеля бровями, затем поднял голову и хищно впился в глаза.

— Это ты убил Олега?

Глаза Колесникова были влажными и грустными.

— Я тебе рассказывал, Женек.

— Ты мне говорил, что убил его шестого февраля.

— Ну да! Я и сейчас это говорю.

— Не ври! Хоть сейчас не ври. Он пропал восемь дней назад вместе с тобой.

В глазах Колесникова выразилось недоумение.

— Что он пропал, я знаю. Слышал вчера по телевизору. Но при чем здесь я? Ты ведь прекрасно знаешь, куда я делся. Уехал в Малаховку дописывать роман.

— А перед этим всадил две пули в Маргулина и бросил его в пруд?

Колесников побледнел.

— Ты хочешь сказать, что я убил его дважды?

— Нет! Ты убил его один раз. Но не шестого февраля, а спустя месяц.

— Зачем? — вздрогнул Колесников.

— Вот и я хочу спросить тебя: зачем? Зачем тебе все это надо: сначала убеждаешь меня, что ты убил Маргулина, хотя еще не убил, а только намеревался убить. А потом убиваешь его точно таким же образом, каким расписал мне. Всадил две пули: одну в висок, другую в лоб через мешковину. Я до сегодняшнего дня не верил, что ты способен на убийство. Но сегодня утром труп Олега достали из озера.

— Что? — ужаснулся Колесников. — Его труп достали? В мертвом виде? Боже ты мой! — Колесников перекрестился, и в его глазах сверкнула неподдельная радость. — Значит, он больше не явится?

Трубников смотрел на Колесникова и все больше проникался подозрением, что Диман сумасшедший. Ведь так долго пребывать в роли не сумеет даже артист. Еще гость понял, что больше ничего не добьется от своего бывшего друга. Впрочем, радость в глазах Колесникова тут же сменилась тревогой.

— А как они узнали, что Олег в пруду?

— Я им сообщил.

— Ты меня выдал?

— Я позвонил анонимно. Не думай, не с целью тебя выдать, а с целью узнать правду. Но кажется, я никогда не узнаю правды.

Трубников поднялся и молча направился к двери. Колесников последовал за ним.

— И что же, труп, который вытащили, был недельной давности? — спросил он.

Трубников взглянул в его глаза и увидел в них первородное любопытство. «Точно сумасшедший», — с тоской заключил гость и молча кивнул головой.

Ответ ввел Колесникова в замешательство. Глаза его снова наполнились ужасом, подбородок задрожал. Он прошептал: «Мистика какая-то» и захлопнул за другом дверь.

Когда Трубников вышел в коридор, то услышал за спиной паническое щелканье замков и скрежет передвигаемой мебели. «Уж не баррикадирует ли он дверь? — с издевкой подумал Трубников. — Нет-нет! Он определенно больной».

Хотя, наверное, не следовало кивать. Ведь, честно говоря, Трубников еще не знал о степени свежести трупа, выуженного из пруда? Заключения экспертов пока нет. А вдруг он правда месячной давности? Тогда действительно мистика. Ведь нашел же Трубников при живом Олеге пулю с его кровью.

И все равно в мистику издатель не верил. На следующий день он потребовал от детектива заключение экспертов относительно поднятого тела.

— Терпение, Евгений Алексеевич, — ответил капитан. — Это дело не одного дня. Как только заключение будет готово, я вам сразу принесу копию.

Однако через два дня детектив развел руками и сказал, что проведенную экспертизу почему-то засекретили. Это по меньшей мере странно. Видимо, подобная секретность связана с тем, что убитый подозревается в теракте. Как бы там ни было, но из лаборатории относительно трупа не удалось получить никакой информации.

— Зато Маргулину затаскали по допросам, — поведал всезнающий детектив. — Мне удалось узнать, что ее допрашивают весьма интенсивно. Она, естественно, отпирается: мол, понятия не имеет, куда в то утро отправился муж. «Жигуль» на месте. То ли он ушел пешком, то ли потом загнал машину в гараж. Но почему в таком случае он не зашел домой? Словом, она сама в недоумении. Но у меня сложилось впечатление, что, если бы не показания бомжа, Маргулина так и не заявила бы о пропаже мужа. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Словом, дело темное. Думаю, в ближайшее время прокуратура это дело раскрутит. Так что скоро мы будем свидетелями скандальных событий.

Однако капитан ошибся. Ничего скандального за допросами Марго не последовало. Даже более того, вдове по ее просьбе возвратили тело мужа.

— Все ясно, — махнул рукой детектив. — Прокуратура не захотела возиться.

40

Более красивой вдовы, чем Маргулина, не знало Новогиреевское кладбище со дня своего основания. Ей чертовски шла эта дымчатая вуаль и черное пальто, стройнившее и без того тонкую фигуру. Все подходившие к закрытому гробу невольно задерживали взгляд на молодой элегантной женщине и принимались лепетать соболезнования. Марго не реагировала. Стояла молча, убитая горем, не поднимая глаз. За все время траурной церемонии вдова не обронила ни слезинки и не произнесла ни слова. Когда настало время прощаться, она просто упала на гроб и лежала на нем до тех пор, пока ее не оттащили.

На похоронах было много знакомых, несмотря на то, что Олега знали плохо, хоть он и учился в той же тридцать пятой школе. В основном пришли знакомые и родственники вдовы. Маргулина, казалось, совсем обезумела от горя.

На поминальной трапезе, проходившей в новогиреевском кафе, вдове стало настолько плохо, что ее увезли домой. Оставшиеся поминать Олега не долго сидели со скорбными лицами. Начались разговоры, расспросы, сплетни. Кое-кто уже улыбался, в основном те, кто всех усерднее утирал слезы.

Людка Зыбина перегнулась через стол и шепотом спросила у Трубникова:

— Женька, ты когда в последний раз видел Димана? Я слышала, на него покушались в больнице.

— Было дело. Обстреляли его кровать, — ответил Трубников, подавив улыбку. — Ты думаешь, почему он не пришел выразить соболезнование? Опасается террористов.

Зыбина не заметила иронии, а если заметила, то поняла по-своему. Трубников знал, что Колесников несколько лет жил с Зыбиной в гражданском браке. Потом они разбежались, но Людка продолжала питать к нему нежнейшие чувства и время от времени наведываться к бывшему сожителю.

— Сто лет его не видела, — мечтательно вздохнула она и потянулась к компоту.

— Так сходи к нему! Чего зря языком молоть? — посоветовал Трубников, думая о своем.

— Рада бы сходить, да не приглашает. Он, говорят, переехал в новую квартиру на Ленинский проспект.

— Позвони и спроси адрес.

— Откуда у меня телефон?

Трубников перестал жевать и внимательно всмотрелся в подругу.

— Ты не знаешь его телефона?

— Нет, — хлопнула глазами Зыбина. — Если ты знаешь, дай!

Трубников покосился на сидящую рядом супругу, целомудренно вкушающую поминальный пирог, и произнес как можно громче:

— Вот Настя знает телефон Колесникова. Спроси у нее.

Жена подняла на Зыбину невинные глаза и как ни в чем не бывало ответила с пирогом во рту:

— У меня записано в записной книжке. Позвони нам как-нибудь. Я тебе продиктую.

После этого уже никакой кусок не лез в горло Трубникову. Он ждал и не мог дождаться, когда закончится поминальная трапеза и все наконец выйдут из-за стола. Но никто выходить не спешил. Тогда Трубников, выбрав минуту, когда стало особенно шумно, наклонился к жене и прошептал со зловещим свистом:

— Что же ты обманываешь, дорогая? Говорила, что телефон Димана дала тебе Зыбина, а она и знать ничего не знает.

Жена недоуменно посмотрела на мужа, потом, как будто что-то вспомнив, наклонилась к подруге и спросила:

— Людка, разве не ты мне дала телефон Колесникова?

— Нет! — вытаращила глаза Зыбина.

— Тогда кто же дал? — призадумалась Настя, но, так и не вспомнив, махнула рукой. — Значит, кто-то другой.

— Кто же? — полушепотом напирал Трубников, не сводя с нее глаз.

— Не помню! Потом вспомню, дома. И перестань шептать мне в ухо. Неудобно.

После поминок Зыбина попросила Трубниковых подбросить ее до метро.

— После того как Олег повозился в моторе, мой «Москвич» совсем перестал фурычить. Он и без того дышал на ладан… Царство ему небесное!

— Олег? Когда он успел повозиться? — вяло поинтересовался Трубников, думая о жене.

— Да вот, с месяц назад, когда Маргулины приезжали ко мне в гости. В тот день мы еще попали в заваруху на Белорусском вокзале. Как раз там в метро что-то взорвали, и нас загребли в свидетели.

— Вас втроем? — удивился Евгений, усаживаясь за руль.

— Почему втроем? Вдвоем! — засмеялась Зыбина, располагаясь с ним впереди. — Марго уехала раньше.

— Минуточку, — насторожился Трубников. — Откуда она уехала раньше?

— От меня! — подмигнула Зыбина, удивляясь тугоухости чужого мужа. — Мы сначала сидели тихо, мирно, спокойно. Пили кофе, слушали музыку. Вдруг Марго посмотрела на часы и закричала, как резаная: «Ой, я забыла, мне нужно к зубному». И удрала, оставив меня со своим мужем наедине. Пусть земля ему будет пухом.

— И ты, конечно, воспользовалось правом одинокой женщины, — хихикнула с заднего сиденья жена.

— Каким правом? Сидели как пришибленные. Марго смылась так поспешно, что мы растерялись. Ну, из вежливости, конечно, сидим, пьем кофе. Потом Олег чего-то засуетился, засобирался. Я говорю: «Да сиди ты», а он: «Нет, пора домой. Завтра на работу». А времени-то еще и шести не было. Ну, он мне и говорит: «Людка, отвези меня до “Речного вокзала”. Ненавижу ездить в метро. Хочешь, сам поведу машину». Ну, я, добрая душа, говорю: «Нет проблем». А потом свою доброту две недели проклинала.

— Ну-ну, мы слушаем! — подбодрил Трубников, выруливая на трассу. — В аварию попали, что ли?