– Это наша гримерная, располагайся вон там, можешь переодеться. – Рома показал мне на вторую комнату – Как будешь готов, выходи в зал.

– А во что мне переодеться? У меня из «такой» одежды ничего нет, – сказал я ему, поймав уже на выходе из гримерной.

– А-а, там бандаж есть, ты его надень, он абсолютно ничей.

«Бандаж, – подумал я, – интересно, а я ведь даже и названия этих тонких трусов не знал». Я зашел в ту другую комнату и понял, откуда доносилась песня. Молодой парень с явно женскими повадками и жестами что-то бурно и старательно репетировал под музыку.

– Извините, – сказал я, но он не среагировал или не услышал, тогда я повторил еще раз. – Извините, – на этот раз он обернулся. – Я не помешаю вам, если тут переоденусь? А то я в первый раз, и мне сейчас надо перед хореографом показаться.

Огромные раскрашенные глаза парня захлопали, будто в ладоши, и он сказал:

– Какой мужчина у нас на празднике жизни. Уж позвольте мне выйти, пока вы переоденетесь.

Честно говоря, от таких слов с женско-девичьей интонацией я слегка покраснел, не каждый день слышишь таких додиков.

– Да, кстати, на случай, если тебя возьмут сюда, мое имя «Кила», – и он, или она, протянул (протянула) мне свою руку.

– Михаил.

Я переоделся. Надел этот стремный бандаж на себя, посмотрелся в зеркало, которое стояло на груде разных вещей, и, поняв, что я не так уж плох и худоват, отправился на просмотр.

Выйдя в пустой и холодный зал, я чувствовал себя нелепо, так как, кроме бандажа и ботинок, на мне ничего не было. Я подошел к Роме, он, в свою очередь, с кем-то разговаривал. Я себя не чувствовал неловко и неуверенно, потому что понимал, в каком месте нахожусь, и пришел сюда сам своими ногами, по своему желанию.

– Давай, Мих, залезай в стакан. Сейчас под музыку немного потанцуем.

– Ты имеешь в виду, танцевать тут, в стакане?

– Ну да, в стакане.

– ОК.

Я молниеносно, как обезьяна, забрался в этот стакан, и уже через несколько секунд громко заиграла быстрая музыка. Мои ноги и руки пустились в ритмичный танец, сначала я немного был зажат и скован, но осознал, что все это доставляет мне удовольствие, и в конце концов разошелся, попадая точно в такт. Видели бы меня сейчас Морис и Оля в этом металлическом сооружении под радостным названием «Стакан» и в тонюсеньких трусиках, да я и сам бы ржал над собой, будь я в иной ситуации.

– Достаточно, слезай, – сказал мне Роман.

Краем глаза я видел со стакана, как наблюдали за мной и Роман, и тот парень, с которым разговаривал Роман, по-видимому, он и был хореографом.

Спустившись вниз, я думал, о чем они перешептывались между собой и что сейчас скажут мне?

Роман начал:

– Скажи, ты с сегодняшнего дня сможешь начать работать?

Честно говоря, я не был готов к такому повороту, но ответил:

– Да, конечно.

Ну, а что мне оставалось еще делать, я ведь явился именно за этим.

– Здорово, тогда сегодня и начнем.

Первая ночь в клубе

Я никогда не забуду свою первую ночь в клубе.

В эту ночь я работал в том самом бандаже, в котором и проходил просмотр.

– Ты сегодня поработай внизу, в «Детище», на сцену тебе еще рано вылезать, – Ромины слова звучали как приговор в мягкой форме, о котором я не подозревал.

Потихоньку в гримерную стали подходить танцоры. Некоторые из них на меня косились недоверчиво, но некоторым из них я даже, видимо, приглянулся, особенно женскому полу. Система работы ночью была следующая:

В 00:00 Антрэ, так называемое вступление. Начало шоу, на сцену выходили пять-шесть самых мускулистых танцоров и под фанфары выносили и раскрывали огромный гейский флаг с радугой, после чего начиналась колбаса, т. е. быстрая, пробивная музыка, на сцене под нее работали танцоры без какой-то подготовленной программы. Все это было произвольно.

Около часа ночи начиналось само шоу, где сначала выступал тот самый, с голубым оттенком «Октябренок Лапочкин». Для разгорячения толпы он отвешивал разные похабные шуточки, а в конце приглашал на сцену звезд клуба «Ящер». Звезды были самые высокие и яркие: от «Аллы Борисовны Пугачевой» и до «Валерии». Также разгоряченная толпа могла увидеть и зарубежных звезд. Я вот слышал и «Шаде» и «Тину Тернер» и даже «Мадонну». Конечно, как все уже наверняка поняли, все эти звезды были некто иные, как травести.

Травести-шоу было коньком всей программы, так как оно проходило на главной сцене на большом танцполе. Все «Малышки» снизу из «Детища» прибегали поглазеть на это чудо.

Молодые и не очень ребята любили изображать из себя женщин в образе. И честно говоря, в этом самом образе «звезды» они смотрелись довольно-таки «органично». У каждого звездного транса были свои атрибуты красоты: небольшие металлические чемоданчики с многочисленными и всевозможными мэйкапами, помадами, пудрами, лаками для ногтей, короче говоря, всевозможная женская косметика.

Впервые я лицезрел в таком количестве людей мужского пола, любящих переодеваться в женские платья и вообще с женским «началом».

После выступления двух-трех травести под бурные аплодисменты толпа зевак разбегалась: кто-то спускался обратно в «Детище» для продолжения бурных гейских утех, кто оставался на танцполе и продолжал отплясывать с новой энергией.

В принципе, основная масса народа была, конечно, в главном большом зале, все-таки клуб позиционировался как бисексуальный. А молодых людей и девчонок никак не привлекала идея спускаться в малый зал, разве что для прикола, не больше.

Танцоры работали на сцене по четверо, максимум по пять человек. Это зависело от смены и дня недели, а также по одному танцору в трех больших стаканах.

Танцоров-стриптизеров и стриптизерш приблизительно было поровну. Среди всей этой массы по внешности были все разные. Но важную роль играли все же внешние данные, а не то, как ты умеешь рассуждать и философствовать о жизни.

Когда красивая беленькая девчонка технично и завораживающе работала на сцене, ей порой засовывали деньги в трусики, но это было нечасто, по крайней мере, я видел такое один, от силы два раза. Видимо, публика была не того пошиба.

И вот настало время моего первого выхода в «Детище».

– Давай, по списку сейчас ты, – сказал какой-то спортивный стройный парень с язвительной улыбкой. – Ведь ты же Миха, да? Новенький?

– Ага, новенький, слушай, а как там надо танцевать и сколько времени?

– Я Валера, очень приятно, – сказал парень. – Все просто, ты на сцене поколбасишься минут 15, потом тебя кто-нибудь сменит, сегодня по графику это буду я, и так нон-стопом до пяти утра.

– Ничего себе.

– Да не волнуйся, привыкнешь.

Я накинул на свое голове тело какой-то стремный серый халат в полоску и угрюмо поплелся вниз.

– Эй, Миха, – окликнул меня Валера, подбежал ко мне и добавил: – Ты, когда вниз спустишься, подойди сначала к бармену и скажи, чтоб он тебе что-нибудь веселенькое поставил, а то они там, если не предупредишь, включат тебе шнягу какую-нибудь, вроде Наташи Королевой, понял?

– Понял, спасибо.

– Да не за что.

Мне было приятно от этого небольшого внимания, ибо чувствовал я себя неуютно, неловко, скованно, и мне было даже страшно, не скрою. Набрав полную грудь воздуха, я продолжил свой путь, прямо как в книге «23 ступени вниз».

Черная винтовая лестница, те же самые холодные черные стены, которые, как мне казалось, были мокрые, я проходил мимо людей, поднимающихся вверх, и их лица казались мне под цвет неоновой лампы, скорее лица мертвецов или зомби из американских ужастиков. Они что-то мурлыкали, уставившись на меня. Я их не слушал.

«Еб твою мать», – это первая фраза, пришедшая мне в голову, когда я очутился в логове «голубых» – пида…ов!

Как же вас много! Как, черт возьми, танцевать тут перед вами, да еще и голым, в одном только убогом бандаже? Подкравшись незаметно к бармену, я сказал:

– Пацанчик, слушай, я новенький, и сейчас мне на сцену, ты мне можешь поставить что-нибудь посимпатичней?

Бармен оказался нормальным малым и сразу все усек.

– Тебе танцевалку или релакс?

– А у тебя Hi-Fi есть?

– Найдется.

Я увидел, что на сцене еще танцевал парень, и попросил бармена:

– Ты скажешь, когда он закончит?

– Да он уже все, вот эту песню доработает и свободен, и ты выходи сразу после него.

– Да, да, хорошо, я знаю.

Я слушал громкий стук своего сердца и чувствовал, как горячая кровь омывает мое лицо. От волнения я вспотел, и сильно и резко захотел писать, но сдержался. Я жадно смотрел на танцора, как он танцует, а тот, в свою очередь, очень умело снял с себя бандаж и остался совсем голый. Прикрывая причинное место левой рукой, он, сверкая загорелой задницей, извивался, как змей около шеста. Но музыка закончилась, свет на секунду погас, ему с визгом поаплодировали, и он испарился, словно его и не было.

– Давай, – подмигнул бармен.

Заиграла музыка Hi-Fi, и я вылез на небольшую сценку с двумя шестами, находящимися по разные стороны. И началось. Если кто-то из «натурального» народа когда-либо в первый раз танцевал перед целой толпой геев, он поймет, какие чувства испытывал я, потому что описать это очень сложно.

Все тело налилось свинцом и не слушалось меня, я не понимал, как мне двигаться в этом чертовом месте, у этого чертова шеста. Я чувствовал на себе многочисленные взгляды, я не мог поднять головы и тем более посмотреть кому-нибудь в глаза. Я задыхался, внутри живота я чувствовал волну тошноты, которая вот-вот вырвется наружу.

«Это не мое, это не мое, это не мое, сейчас доработаю и уйду отсюда на хуй, – сумасбродно твердил я себе. В тот момент я себя ненавидел и одновременно жалел. – Почему я здесь перед этими людьми голый виляю жопой, а кто-то, кому судьба улыбнулась, сейчас спит в роскошной постели со сладкой девочкой и не думает о том, как заработать деньги в стрип-баре. И даже если эта самая девочка бросит его утром, ему может станет немного неуютно, но, в принципе, будет глубоко наплевать, так как в его мобильном телефоне она числилась под цифрой два или восемь, из сотни возможных вариантов. В конце концов, он может сесть в свою шикарную спортивную машину и поехать тусоваться в ночной клуб и знакомиться, знакомиться и еще раз знакомиться. А где-то рядом, пока он будет угощать свою новую подругу абсентом или красным полусладким вином, будут танцевать такие неудачники, как я, Валера и остальные, думая про светлое будущее…»

Я отвлекся, извините. Пятнадцать минут длились для меня целую вечность, как будто специально никто меня не менял. Нас в эту ночь было всего трое, скорее всего, это была среда, а точнее ночь со среды на четверг.

Небольшой зал в том же стиле, что и выше, барная стойка, на которой не танцевали, как в других местах. За ней на больших барных стульях с железными ножками сидели «мальчики».

В тот вечер мне повезло, люди были культурные и лишнего себе не позволяли и даже не выкрикивали и не свистели в мой адрес. Я пребывал в эмоциональном шоке. В голове вдруг пронеслась мысль: «А может, бросить все это к чертовой матери, уехать домой и жить там спокойно? Меня дома любят и ждут, а тут я почти голый стою на сцене и кроме глубоко стыда и разочарования ничего не испытываю. Вместо того чтобы плясать и радовать пидоров, я хочу заорать в голос и провалиться сквозь землю. Признаюсь, мне стоило титанических усилий взять себя в руки и постараться подавить внутреннюю истерику. И что-то внутри меня закричало, да так, что я услышал: «Заткнись! Что ты как баба слюни распустил? Возьми себя в руки, закройся ото всех, воспринимай все легче и продолжай идти вперед! Если уедешь домой, это будет слишком просто, и ты проиграешь, а ты к этому не привык. Тогда, урод, делай то, что должен делать. Утри глазки и пляши дальше! Ты только начал!»

Но все же мне не хотелось быть закиданным вонючими помидорами или огрести мерзким пивом по физиономии, поэтому, несмотря на свой страх и парализацию конечностей, я стал выглядеть по крайней мере достойно к концу своего выхода, слегка поиграл скулами и рельефом на руках.

Время вышло, я прошел тест, чуть не умер, но прошел. Меня сменил Валерка, который, видимо, забыл, что должен был это сделать, музыка сменилась тоже. Проходя через большую толпу сидящих на стульях и пьющих различные алкогольные напитки людей, я вновь ощутил на себе их нездоровые взгляды. Паренек лет 20–25 что-то отпивал из своего стакана и пристально наблюдал за мной в течение всего моего танца. Он с кем-то мило общался и зыркал на меня, каждый раз, когда подносил стакан ко рту. Он был без майки, худой, несколько черных длинных волосков, уложенных по центру плоской груди. Мне показалось, что у него слишком длинные пальцы, как у пианиста. Волосы у него были намазаны гелем и торчали в разные стороны. Интересно, он тоже танцор или гость? Странный малый. Я взглянул на него, когда подходил к бармену поблагодарить за фонограмму, и он это засек.