Пациента терзали боли настолько сильные, что он даже упал, корчась, на пол, откуда его подняли двое санитаров и снова уложили на кровать.

Несколько раз попытавшись начать осмотр больного, Кори наконец сказала:

— Покажите на то место, где болит больше всего.

И он показал практически все тело.

— В шее, док, и в горле ужасно жжет. Грудь как будто режут ножом, в плече стреляет, а мозги вот-вот полезут из головы наружу. Я не могу больше терпеть, док, я умираю, у меня отнимается левая нога. Дайте мне что-нибудь от боли…

— Откройте рот, — потребовала Кори. — Я ничего не вижу.

— Это там, глубже, доктор, посмотрите еще. Как будто бы я проглотил стекло, и там, внутри, кровь. Я чувствую вкус крови.

— Вам уже сделали просвечивание и рентген грудной клетки. Сдать кровь вы отказываетесь…

— Мне так больно, док…

— Я не понимаю, как это произошло.

— На работе, док.

— Он говорит, что ел печенье, и в нем оказалось стекло, — пояснила медсестра.

— На работе? — переспросила Кори.

— Я работаю на фабрике печенья «Капитан Чиппо», — простонал больной. — И в одном печенье оказалось это проклятое стекло.

Что ж, этот оказался намного изобретательнее других — придумал не только особый вид боли, но и травму, которая позволит ему получить компенсацию. И тут в Кори закралось подозрение.

— Если бы вам надо было решать самому, как по-вашему, что могло бы унять боль?

Мужчина затравленно огляделся вокруг.

— Морфин!

Именно этого и ожидала Кори.

— Дайте ему две дозы тайленола-три и выпишите рецепт еще на шесть.

Реакция пациента тоже была вполне предсказуема.

— Да что вы, черт возьми, за врач? — взревел он. — Тайленол-три не уймет мою боль, мне нужно что-нибудь посильнее, ты, чертова сука!

Кори и бровью не повела.

— Сегодня я выписываю тайленол-три. Хотите берите, не хотите — нет.

— Черт бы тебя побрал, — продолжал реветь пациент. — Что за поганая у вас тут больница! Я подам в суд. Что за чертова врачиха! Ты вообще не врач, а шарлатан.

Он кричал до тех пор, когда к нему не подошли охранники. Пока Кори запретила им вмешиваться.

— Вы можете принимать лекарство, а можете не принимать, но если хотите лекарства посильнее, придется сначала сделать анализ крови.

— Давайте, давайте, — заскулил парень, явно напуганный видом двух дюжих охранников, стоявших рядом с Кори. — Вы такая симпатичная женщина.

— Вот это правильно, а симпатичные женщины не выписывают наркотики.

— Чтоб тебе сквозь землю провалиться, доктор Шарлатан, — снова заорал парень.

Кори как раз хотела перейти к следующему пациенту, когда заметила Адама и Лотти.

— Давно вы здесь стоите? — спросила она.

— Достаточно давно, чтобы решить никогда больше не есть печенье «Капитан Чиппо», — ответил Адам. Усталая, с кругами под глазами и сдвинутыми на лоб очками, Кори казалась Адаму еще более привлекательной.

Лотти пожала плечами.

— Я объяснила мистеру Сингеру, что сегодня у нас особенно тяжелое дежурство.

— Боюсь, что мне придется пробыть здесь еще около получаса, — извинилась Кори. — Вы не торопитесь?

— Нет, если вы разрешите мне остаться рядом.

Кори вопросительно взглянула на Лотти.

— Как ты думаешь?

— Что ж, если он и упадет в обморок, здесь самое место для оказания помощи.

Кори улыбнулась.

— А вы собираетесь падать в обморок?

Адам оглянулся.

— По крайней мере не раньше, чем появится свободная койка.

Кори снова улыбнулась и опять посмотрела на Лотти.

— Надеюсь, ты пойдешь домой, пока тебя не впрягли здесь во что-нибудь еще.

— Я только хотела проводить к тебе посетителя, — сказала Лотти, протягивая руку Адаму. — Позаботьтесь о ней, — добавила она, кивая в сторону Кори, которая была уже в другом конце смотровой. Они обменялись понимающими взглядами.

— Хорошо, — сказал Адам и пошел к Кори. Она едва заметно кивнула ему, показывая куда-то в сторону носилок и снимая карточку, привязанную к металлическим прутьям кровати. Одновременно Кори разговаривала с врачом, который перечислял полученные пациентом травмы, и с полицейским, стоявшим рядом. Это было настоящее изнасилование. Врач, которого недолюбливала Кори, был довольно высокомерным молодым человеком. У него была дурацкая привычка беседовать с пациентами на совершенно непонятном медицинском жаргоне, а с женщинами — на весьма недвусмысленном языке дешевого флирта.

— Жертва болталась в районе Проспект-парка, — объяснял он.

Кори подошла поближе, чтобы проверить трубку, ведущую к одной из вен на руке пациентки.

— Она поступила в сознании?

— Да уж. Ее даже пришлось усмирять.

— Травмы тяжелые?

— Как было написано в карточке, «практически не идет на контакт».

— Послушайте, док, — вмешался полицейский. — У нас таких сегодня трое или четверо, вы ведь знаете.

— И каждая отличается от других, и вы это тоже знаете. Поэтому я должна с ней разобраться. — Кори повернулась к врачу. — Что значит — «практически не идет на контакт»?

— Судя по следам на руках и нарывам под языком, она наркоманка, а наркоманы, как правило, «практически не идут на контакт».

— А разве это имеет значение в случае с изнасилованием? — спросила Кори.

— Важно, видимо, то, что у нее продвинутая стадия гонореи.

Кори сделала пометку в карточке.

— Не вижу связи, доктор, — сказала она.

— По-моему, это отчасти оправдывает насильника.

— Если я правильно поняла, то вы считаете, что насильник проверяет жертву на венерологические заболевания, прежде чем напасть, и эту женщину изнасиловали в наказание за то, что у нее обнаружили гонорею?

Полицейский засмеялся, а врач покраснел.

— Гонорея — проститутка, проститутка — наркоманка, но мы ведь все знаем из статистических отчетов, что у людей такого сорта свои понятия о том, что такое изнасилование.

Кори чуть не рассмеялась во весь голос.

— И как же прикажете это называть? Среднестатистическим изнасилованием?

Кори видела, что врач хочет что-то сказать в ответ, но предпочла повернуться к полицейскому.

— Кто первый решил, что это было изнасилование?

— Мы нашли ее без сознания у входа в парк, — объяснил полицейский, — раздетую ниже пояса и в таком вот состоянии.

Кори склонилась над кроватью.

— Кто-то наверняка сделал с ней что-то помимо ее воли.

Врач снова обрел дар речи.

— Прежде всего налицо шок от передозировки, что может объяснить невменяемое поведение, или же подобное поведение — результат горячки при гонорее.

— А как насчет внутренних кровоизлияний, порезов, переломов?

— Меня ведь там не было, доктор Виатт, и вас также, не правда ли? Когда ее привезли сюда, ни о каком изнасиловании речи не было.

— А вы что, установили лимит времени, в течение которого невменяемый пациент имеет право заявить о совершенном на него нападении на сексуальной почве?

— Она была достаточно вменяема, когда отказалась сдать анализы крови и мочи.

— Так сделайте же наконец какой-то вывод, доктор.

— Я уже сделал — она просто хотела избежать обвинения в употреблении наркотиков.

— Вы уже получили отчет из лаборатории?

— Нет еще.

— Тогда откуда вы вообще знаете, что у пациентки гонорея, а не какой-нибудь другой воспалительный процесс?

Врач вспыхнул.

— Я поставил диагноз на основе осмотра.

— Вы брали мазок?

— Да.

— Тогда вы должны были заметить явные следы изнасилования.

— Довольно трудно отличить сперму от выделений при инфекции.

— Забудьте о сперме и забудьте об инфекции. Это — живой человек, доктор, а не иллюстрация из анатомии Грея. — Врач попытался что-то возразить, но Кори продолжала: — Так есть или нет доказательства изнасилования?

Кори потянулась и заметила краем глаза, что Адам подошел ближе. Но прежде чем она принялась читать карточку, врач выдвинул новую идею:

— Все эти сказки про изнасилование мало чего стоят. Все проститутки, которые попадают сюда, клянутся и божатся, что их изнасиловали.

Кори не обращала на него внимания.

— Разрыв левой губы со стороны вагины, отек шейки матки, следы насильственного вхождения, кровоизлияния и повреждения кожи с внутренних сторон обеих бедер. Кровоизлияния на животе и правой груди, следы сигаретных ожогов вокруг левого соска.

Кори подняла глаза и встретилась взглядом с Адамом.

— У пациентки отек на левой скуле и правом виске, чем, вероятно, объясняется расширение зрачков. Ей сделали сканирование, чтобы определить, нет ли внутричерепных кровотечений?

Врач покачал головой.

Кори сняла очки и, держа их в руке, махнула в сторону кровати.

— В заключение, доктор, и с чисто диагностической точки зрения, хочу вам сказать, что мне наплевать на все вместе взятые наркотики и венерические заболевания, когда речь идет об изнасилованной женщине.

Врач снова смог заговорить:

— По-моему, доктор, — сказал он, — вы просто пытаетесь раздуть это дело.

Кори устала, о, как она устала. К тому же она была сыта всем этим по горло.

— Когда женщина говорит, что была изнасилована, доктор, мы верим ей до тех пор, пока не будет доказано, что она лжет, независимо от того, наркоманка она, проститутка или жена одного из наших врачей. — Кори посмотрела на полисмена. — Как только она будет в состоянии говорить, можете ее допросить. Ей надо немедленно сделать сканирование, а потом поднять наверх.

Кивнув на прощание обоим мужчинам, Кори повернулась, чтобы уйти.

Адам потоптался у кровати еще несколько минут, а затем вышел из палаты. Полицейский последовал за ним. Врач догнал Кори возле письменного стола, рядом с которым она остановилась. Он был вне себя.

— Это была не консультация, — выпалил он. — И даже не осмотр, а самая настоящая кастрация.

— И кого же, по-вашему, кастрировали? — удивилась Кори.

— Меня.

— Это невозможно, доктор, — спокойно ответила она. — Я не специализируюсь по микрохирургии.


Адам и Кори отправились на стоянку, чтобы взять машину Кори. Когда она вручила ему ключи и попросила сесть за руль, Адам пожалел о том, что вообще приехал в больницу. Лучше было встретиться с этой женщиной, например, в своем кабинете, на улице, в кафе, но только не здесь. Не в больнице, где он увидел Кори в новом свете и понял еще яснее, что абсолютно потерял голову.

15

Когда они шли к машине по подземному гаражу, находившемуся под больницей, Адам взял Кори за руку.

— Можно задать вам один вопрос? — спросил он.

Кори кивнула.

— Как вы выдерживаете каждый день такую нагрузку?

— Думаю, я просто привыкла.

— А вы никогда не боитесь?

— Всегда боюсь.

— И как же вы преодолеваете страх?

— О, я изобрела собственную иерархию страхов.

— Как это?

— Я всю жизнь чего-то боялась, вот я научилась делить страхи на более и менее страшные. Когда я была ребенком и мы часто переезжали, я каждый раз боялась, что не смогу ни с кем подружиться на новом месте. А потом мы перестали переезжать — и вскоре умерла моя мама. — Кори сделала паузу. — Когда я приехала в Нью-Йорк и начала работать ординатором, то все время боялась, что не справлюсь. Потом, когда я начала специализироваться в хирургии, боялась, что совершу ошибку и убью пациента. — Снова пауза. — Все эти годы я любила Дэнни и боялась, что никогда не смогу с этим справиться. А потом он объявился в Нью-Йорке, и мы поженились. — Она посмотрела на Адама. — А теперь это…

— А вы никогда не думали о том, что Дэнни снова бросит вас?

— Нет, я не думала об этом. Когда пробуешь начать все сначала, то гонишь от себя все мысли о том, что снова может случиться что-то плохое.

— Он был единственным мужчиной, которого вы любили? — продолжал расспрашивать Адам.

Интересно, что же такого было в этом человеке, что заставляло Кори ему довериться?

— Единственным, — эхом отозвалась Кори.

— И не было больше никого за все эти десять лет?

— Это звучит странно, да?

— Не то чтобы странно, но немного необычно.

Кори молча протянула ему ключи.

— Вы поведете машину?

Адам отпер дверцу, подождал, пока Кори усядется, и сел за руль. Они молчали, пока выезжали со стоянки, пока двигались по узким улочкам с названиями Нью-Йорк, Флэтбуш и Нострэнд-авеню. Они обгоняли «хонды» и «шевроле», которые везли рабочих с заводов и фабрик, а белые «ниссаны» с затемненными окнами и пассажирами, возможно одурманенными кокаином, шурша шинами, обгоняли их.