— Когда мы сможем его увидеть? — с трудом спросила она у Кори.

— Как только его переведут в послеоперационную палату. — Кори повернулась к девице. — Здесь, между прочим, больница.

— Здесь не больница, а настоящая скотобойня, если у тебя, док, нет немного колес для моих бедных нервов, — не унималась та.

Брат пациента, тоже не замечая девицы, спросил:

— Он действительно уже вне опасности?

— Вперед нужно заглядывать не больше, чем на один шаг, — посоветовала Кори. — Пока что вашему брату удалось выкарабкаться, об остальном говорить рано.

— Только благодаря вам, доктор, это вы его вытащили…

— Ну же, давай, док, хотя бы одну пилюльку!

— Я не могу дать вам ни одной таблетки, пока не осмотрю, — твердо сказала Кори.

— Я умру, док…

Кори, не отвечая, повернулась к родственникам больного.

— Почему бы вам не выпить кофе, — сказала она. — Его вывезут из операционной не раньше, чем часа через три. — Она обернулась назад, к девице. — Если немедленно не потушите сигарету, я вызову охранников!

— Вы святая, доктор…

— Мясники…

Подошедшие охранники вырвали из рук девицы сигарету и проводили ее обратно в приемное отделение, откуда она и появилась. По дороге девица продолжала выкрикивать ругательства.

Кори не особенно взволновала эта сцена — ей и раньше часто приходилось видеть подобное. Что ж, жизнь есть жизнь. В коридоре к ней подошла пожилая медсестра, одна из тех, которые способны сделать любую хирургическую процедуру лучше врача, практикующего первый год.

— Вон там вас ждут брат и жена того больного, что с огнестрельным ранением, — сказала она.

Ничего не понимая, Кори удивленно произнесла:

— Но ведь я только что говорила с ними…

Медсестра сначала подняла глаза к небу, потом показала в сторону плачущей женщины и сдерживающего слезы мужчины и только после этого сказала:

— Вы говорили с его подружкой и приятелем. А жена и брат стоят вон там…

Подходя к еще одной паре, поджидавшей ее, Кори решила, что не станет отказывать в информации и «фальшивым» жене и брату. В конце концов, горе есть горе, а любовь есть любовь вне зависимости от того, кем приходятся люди друг другу.


В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году политическая ситуация в Буэнос-Айресе стала стремительно ухудшаться. Проводились повсеместные обыски. Людей, включая женщин и детей, арестовывали по малейшему подозрению. Несколько дней пыток или несколько недель в одиночной камере — и человек мог выдать и оклеветать своих друзей и свою семью, лишь бы прожить еще несколько дней или же просто для того, чтобы его больше не пытали, а убили быстро.

Палмер Виатт решил забрать свою дочь из университета Буэнос-Айреса и перевести ее в университет Кордовы, казавшийся более безопасным. Именно там Кориандр Виатт и встретила Дэнни Видала.


Пациента уже успели подготовить к операции — дали кислород, подвели множество трубок, поставили капельницы. Смерть, еще час назад казавшаяся неизбежной, стала лишь возможной в результате инфекции, ошибки хирурга или же просто оттого, что врачи были уже не так внимательны, как в начале смены. «Похоже, ему придется распрощаться с правой почкой», — подумала Кори, выходя из операционной в смотровую, где обычно она пыталась оценить, стоит ли на травму больного, лежащего на столе, тратить время и силы, и действительно ли необходимо имевшееся в ее распоряжении оборудование. — Не забудьте вставить трубку в трахею и открыть дренаж, — напомнила Кори бригаде, которая везла мимо нее пациента на каталке. — Следите за давлением и за пульсом в ходе операции.

Кори прекрасно знала, что ни один из членов бригады никогда не забывает этих правил, — эти люди помнили о них всегда. Что ж, такова судьба людей, постоянно имеющих дело с авариями и несчастными случаями. У всех сегодня праздник, но ты, будь любезен, спасай чужие жизни, если понадобится, отдай собственную кровь. И жди следующего раза, когда очередной пациент предстанет перед тобой все с теми же объяснениями: «Я просто стоял там, док». Или: «Я просто проходил мимо».

В этот момент, когда Кори выходила из травматологии, санитары выкатили ей навстречу каталку, на которой лежала полная женщина с одной ногой. В глазах женщины застыл ужас загнанного животного. Кори взяла у фельдшера карточку женщины и пошла вслед за каталкой.

— Как вы себя чувствуете, миссис Родригес? — спросила Кориандр по-английски, а затем повторила тот же вопрос по-испански: — Como esta, Senora Rodrigues?

Губы и язык женщины были сильно распухшими, а тело практически неподвижно. Увы, довольно мало шансов на успех операции.

— Она не может говорить, — сказал фельдшер. — Cпазм сосудов головного мозга — удар, — пояснил он, как будто Кори не разбиралась в медицинской терминологии.

Кори с иронией взглянула на фельдшера. Члены бригад «скорой помощи», привозившие пациентов, обожали почему-то читать лекции штатным сотрудникам больницы. Итак, женщину привезли не туда. Что же теперь? Что должна сделать Кори? Сказать: «Извините, сеньора Родригес, я понимаю, у вас — спазм сосудов головного мозга, но дело в том, что здесь, к сожалению, не занимаются подобными вещами. Видите ли, сеньора Родригес, вам не сюда, поскольку эта часть больницы отведена для пострадавших от пуль и ножей»?

Не то чтобы Кори принимала так близко к сердцу дела любого больного, доставленного в отделение. Просто ее не могла оставлять равнодушной судьба каждого человека, которому уже не на что было надеяться и который попадал к ней по дороге на «свалку для отходов» городской бесплатной медицины. Кори взяла женщину за руку и увидела, как глаза миссис Родригес наполняются слезами.

— Вы можете писать? — тихо и ласково спросила Кориандр.

Женщина кивнула.

— Напишите мне телефон кого-нибудь из родственников или какой-нибудь подруги.

Слезы покатились по щекам женщины. Кори дала ей лист бумаги и карандаш и подождала. Женщина вывела дрожащей рукой большими буквами: «НИКОГО». У Кори защемило сердце. Снова взяв несчастную женщину за руку, она сказала медсестре:

— Зарегистрируйте поступление миссис Родригес. Запишите меня и как принимавшего, и как лечащего врача.

Затем, оставив миссис Родригес, Кори отправилась дальше — навстречу новым несчастьям и травмам. Ей не пришлось идти далеко. Ее тут же окликнула медсестра, и пришлось вернуться в смотровую.

— У нас тут новый пациент с ножевым ранением, доктор Виатт, — сообщила медсестра. — Рана не очень серьезная, пациент амбулаторный, дошел до больницы без посторонней помощи. Не могли бы вы осмотреть его и поставить диагноз?

Легко сказать — поставить диагноз! Ведь настоящим диагнозом всех пациентов Кори были скорее всего наркомания, политика или просто человеческая злоба.

На этот раз Кори пришлось задержаться в смотровой — ведь больной был амбулаторный. Вокруг — раны пострадавших, а за их ранами — их политика.

Кори принялась ощупывать пациента, он улыбался. А почему бы и нет? Ведь он остался жить!

— Нож вошел в нижнюю левую часть, возможен разрыв селезенки. Живот мягкий. Сделайте рентген, но только старайтесь поменьше его двигать и проследите, чтобы на пленку обязательно попала левая часть. — Кори выпрямилась. — Подключите его к монитору.

— От пациента пахнет спиртным, — объявила медсестра. — Его можно подключить к капельнице? Хуже не будет? Так ставить или не ставить капельницу? — чуть ли не зевая, спросила медсестра.

— Ставьте, — распорядилась Кориандр. — Пусть уж все перемешается — наркотики, алкоголь, лекарства, а когда состояние стабилизируется, проведем детоксикацию.

Кори страдала оттого, что не могла повлиять на исход событий для большинства из этих людей. Она часто корила себя за то, что, уходя из больницы, не вспоминает о виденных здесь ужасах до следующего дежурства. Кори чувствовала себя виноватой перед этими людьми, потому что жила в другом мире, в Манхэттене, на Пятой авеню, в квартире с окнами на Центральный парк. Когда-то давно, еще в Буэнос-Айресе, глядя через окно лимузина на детей из трущоб Сан-Телмо и Мосеррат, Кори чувствовала свою беспомощность и одновременно почему-то злость. Лимузин даже не замедлял скорость, проезжая через эти районы по дороге в аэропорт. Кори доставляли прямо к самолету, чтобы она могла лететь в больницу, в которой проходила стажировку.

«Посмотрите на него, Виатт!» И у нее действительно было полное право посмотреть именно на этого абсолютно голого мужчину с перфорированной почкой. Ведь это именно ее Господь Бог избрал для того, чтобы она засунула руку в разрезанную грудную клетку пациента и не дала ему умереть. В конце концов, разве не Дэнни, когда-то давно, в Аргентине, рассказал ей о том, как влияет на человеческое сердце прикосновение женских рук. Это было задолго до того, как Кори прикоснулась к сердцу в буквальном смысле… Кори откинула волосы со лба и глубоко вздохнула. Она не спала уже двадцать семь часов. И не заснет еще часов девять. А ведь могла бы нежиться сейчас рядом с мужем на одном из пляжей Акапулько…

4

После нескольких спокойных часов снова началась суматоха. Между двумя часами ночи и девятью часами утра в травматологии обычно наступало короткое затишье. К двум часам первую порцию пострадавших от неумеренного потребления спиртного и наркотиков успевали принять, осмотреть и отправить на операционный стол, в морг или же просто обработать раны и отпустить. Зато к девяти утра в отделении снова становилось людно. Видимо, как раз к этому времени концентрация возбуждающих веществ в крови алкоголиков и наркоманов достигала уровня, при котором обычно совершают противоправные поступки.

Полицейский нерешительно отделился от группы толпившихся у дверей товарищей, пришедших вместе с ним. Всякий раз, когда Кори видела большое количество людей в синей полицейской форме, у нее создавалось такое впечатление, словно она случайно забрела в самую гущу спортивной команды, готовящейся к игре в боулинг.

Кори осмотрела руки полицейского — они плохо сжимались в кулаки после того, как ему «пришлось подраться». Кори с сомнением отнеслась к словам полицейского, что его руки действительно пострадали во время защиты, а не нападения.

— Так при каких же обстоятельствах вы повредили руки? — спросила Кори у полицейского, но ее прервала медсестра.

Она протянула Кори медицинскую карточку и сказала:

— Койка номер три. Там лежит заключенный, пристегнутый к кровати наручниками. Его надо срочно осмотреть.

Кори пробежала глазами карточку и снова повернулась к полицейскому.

— Это что, и есть один из ваших «драчунов»? — спросила она.

— Сопротивление при аресте, док…

Кори прочла карточку повнимательнее и удивленно подняла глаза:

— Судя по тому, что здесь написано, этот человек едва жив.

— Этот парень не человек, док. Он — настоящее животное. На наших глазах он бросил свою подружку в лестничный пролет только для того, чтобы получить возможность удрать через окно с грузом наркотиков.

О Боже! Сколько раз приходилось ей выслушивать от полицейских подобные истории. Она готова была порой возненавидеть этих людей, выбравших эту ужасную профессию.

— А где девушка? — спросила она.

— Не волнуйтесь за нее, док, — ответил полицейский. — Таким, как она, ничего не делается. Они падают как кошки, на них даже не остается синяков.

— Чего нельзя сказать об этом парне с третьей койки, — возразила Кори.

Полицейский следовал за ней по пятам.

— А как же мои руки, док?

— Попросите кого-нибудь из санитаров проводить вас на рентген, — сказала Кори.

— А больничный? — настаивал полицейский.

Кори оглянулась только у кровати с раненым, которого отделяла от них тонкая занавеска.

— Сначала — результаты снимков, — отрезала она.

— А как насчет моего арестованного? — Полицейский показал пальцем в сторону занавески. — Когда я смогу его забрать?

— Если бы это хоть как-то зависело от меня, вы бы не получили его никогда, — ледяным тоном ответила Кори, скрываясь за белой занавеской.

Видимо, перед ней лежал один из тех, кто падает как кошка, обходясь при этом даже без синяков: у него были разорваны печень и селезенка, рассечена губа, а глаза закрывала гематома настолько, что всю левую сторону его лица не было видно. Кори как можно осторожнее сняла с него покрывало и начала тщательно обследовать, пытаясь обнаружить скрытые переломы и внутренние повреждения. Неожиданно занавески раздвинулись. Подняв глаза, Кори увидела Лотти, свою лучшую подругу по больнице. С нею она познакомилась восемь лет назад, когда только начинала здесь работать.