Ирина Мясникова - Найти чемпиона

– Арсен, я серьезно. Женатым быть очень даже неплохо. Скорее очень даже хорошо.

– Завидую тебе. Я вот тоже, как только ее найду, сразу женюсь, не раздумывая.

– Кого найдешь?

– Помнишь, ту, в автобусе. С синими глазами. Ай, никак из головы не идет!

– Ты офигел? Это когда было? Я и забыл даже.

– А я не забыл.

– Да ты ее не узнаешь ни за что, это во-первых. Она может оказаться круглой дурой, это во-вторых. И у нее могут быть короткие ноги, это в-третьих! – Вовка сделала ноги иксом, присел и пошел вокруг Арсена, изображая бедную коротконожку.

Арсен заржал и попытался дать Вовке пинка.

На свадьбе Сусанны с зажиточным программистом Ивановым дым стоял коромыслом. Все армянские родственники мужского пола наперебой ухлестывали за Светкой. Она, безусловно, была эталоном красоты для настоящего знойного мужчины. Миниатюрная, складная, с яркими белыми волосами. Да еще короткое черное платьице с голой спиной и огромные каблуки. Единственное, что могло бы не понравиться патриархально воспитанному мужчине так это то, что Светка курила одну сигарету за другой, пила водку и громко хохотала заливистым смехом с легкой хрипотцой. Хотя, последнее, наверное, тоже все-таки относилось к ее достоинствам. Это Вовка не любил, когда она громко заливалась этим хриплым хохотом при посторонних. Дома – пожалуйста! Сколько угодно хохочи себе на здоровье, а на людях надо все-таки вести себя поскромнее. Ведь у Вовки у самого от этого ее хохота мурашки по спине бежали. А тут мужчины знойные кругом!

Жених Сусанны, Сергей Петрович Иванов, Вовке очень понравился. Обаятельный, общительный и очень даже симпатичный, хотя и постарше Вовки с Арсеном лет на десять. Жених, несмотря на собственную свадьбу, тоже своим вниманием Светку не обошел. Ну так у чемпиона Вовки Чернышева и должна быть самая красивая жена. А как же иначе? Кроме того, Вовка в своей жене был абсолютно уверен, ни минуты не нервничал, а просто гордился ее красотой, тем более что она ни с кем из мужчин не танцевала. Только с Вовкой.

К концу мероприятия жених изрядно нагрузился, болтал что попало, и Вовка увидел на лице Сусанны некоторую растерянность.

«Ничего, – злорадно подумал он. – Родственники помогут, быстро разъяснят ему, что к чему. Хотя супротив нашего русского зеленого змея родственники, скорее всего, бессильны! Даже армянские».

Петрович проставлялся по поводу свадьбы. Он к удивлению всех сотрудниц института, наконец женился. На какой-то армянке.

«Интересно, почему это он, как пыльным мешком ударенный?» – думала Полина, глядя, как Петрович выгружает из сумки выпивку и деликатесы.

Потом она вместе с девчонками раскладывала все это по тарелкам, все время ощущая на себе его тоскливый взгляд. Это Полине совсем не понравилось. С чего бы это? Так на нее Петрович никогда не смотрел. Он вообще на нее не смотрел. Не замечал. А тут здравствуйте, приехали! Женился и начал на Полину пялиться. Да, еще так откровенно и с тоской во взоре.

Наконец все расселись. Ясно было, что после обеда работы уже не будет и можно под шумок ускользнуть пораньше. Полина за столом оказалась прямо напротив Петровича и уже не знала, куда деваться от его откровенных взглядов.

– Петрович, ты бы рассказал нам, как дошел до такой жизни, где с невестой познакомился? Наверное, она очень красивая? – поинтересовалась Полина, чтобы скрыть свою неловкость.

На самом деле личность невесты Петровича и все, что с ней связано, были Полине по большому барабану, но как-то же надо человеку напомнить про повод мероприятия. Того и гляди, совсем распояшется и начнет к Полине прилюдно вязаться.

Петрович встрепенулся и достал свадебный альбом. Невеста оказалась ослепительно красивой, жених из Петровича тоже был очень даже импозантный. Однако Полину больше всего заинтересовала другая пара. Из гостей. Какой-то очень знакомый Полине невероятно симпатичный парень прижимал к себе яркую блондинку. Блондинка была довольно приятной, но для парня явно мелковатой. Полине всегда было нестерпимо жалко, когда высокие парни хороводились с миниатюрными девчонками. Ведь столько роста зря пропадает. Где-то же небось высокая девочка с каким-нибудь недомерком без каблуков мучается. А эта вон какие каблучищи нацепила.

– А это кто? – спросила Полина, ткнув пальцем в фотографию сладкой парочки.

– Компаньон по бизнесу моего деверя, или шурина. Я в этих названиях не силен. Короче, компаньон брата моей невесты и его жена. Очень интересная штучка. – Петрович закатил глаза и стал похож на себя прежнего. То есть веселого и легкомысленного бабника. Потом, видать, сразу опомнился и опять затосковал.

Выпили за здоровье молодых, за их нечаянное знакомство в автосервисе, за будущих детей.

Полина стала подумывать, как бы незаметно свалить, чтобы пораньше забрать из детсада Иннокентия. Ведь Кешка теперь ходил в детский сад.

Бабушка умерла, когда ему исполнилось два года. Умерла тихо, во сне. Врач сказал, что, скорее всего, без боли. Просто заснула и не проснулась. Похоронили ее на Волковском кладбище в могиле дедушки Иннокентия. Кладбищенские власти разрешили, так как со времени смерти деда прошло больше двадцати пяти лет. На похороны с лихвой хватило бабушкиных пенсионных накоплений, переведенных в свое время ею в доллары.

Полина стояла и смотрела, как засыпают землей ее любимую бабушку, но не плакала, стеснялась. Зато мама ревела за двоих и причитала, повиснув на папе. Отец обнимал маму, растерянно глядя вокруг по-прежнему красивыми близорукими глазами. Полина вспомнила бабушкины слова о том, что после ее смерти Полина будет в семье главной, так как она самая умная.

«Пожалуй что так оно и есть», – мысленно согласилась Полина с бабушкой.

Через полгода после бабушкиной смерти отцу предложили возглавить частную клинику в Москве. Ему пообещали очень приличную зарплату и служебную площадь.

– Лучше б, конечно, где-нибудь в Европе, – со вздохом сказала мама. – Но и Москва – это тебе не жук начихал. Ценят все-таки!

Родители съездили в Москву на разведку и вернулись оттуда совершенно счастливыми. Перед отцом открывались блестящие перспективы. Нашлась работа и для мамы. Через два месяца они переехали в Москву полностью.

«Что ни делается, все к лучшему» – думала Полина. Может быть, когда они со Скворцовым наконец смогут жить полноценной семьей без постоянного присутствия родственников, их личная жизнь все-таки наладится? Последнее время они стали постоянно ругаться. В основном из-за Кешки. Скворцов имел на его воспитание собственные взгляды и считал, что Полина с матерью Кешку невероятно избаловали.

После отъезда родителей Иннокентия пришлось отдать в детский сад. Туда он ходил с огромной радостью, однако начал часто болеть, а Полина, к большому неудовольствию Петровича, стала сидеть с ним на больничном. В срок, определенный больничным листом, заболевание Кешки никогда не укладывалось, поэтому Полине приходилось дополнительно брать дни за свой счет. А это не только вызывало неудовольствие начальства, но еще и сильно било по семейному карману. Скворцов на своем заводе в последнее время получал уже сущие гроши. Однако это его не беспокоило, он считал, что главное получать от работы удовольствие. Конечно, удовольствие от работы мастером, как Полина подозревала, Скворцов вряд ли получал, зато от участия в заводской самодеятельности удовольствия этого было море. Вообще, Полине казалось, что ветры перестройки вообще никак не затронули этот скворцовский завод. Разве что на размер заработной платы повлияли, минимизировав ее до невозможности.

После очередного тоста за счастливую семейную жизнь Полина бочком передислоцировалась к своему рабочему столу, собрала сумку и стала перемещаться к двери. Когда она уже практически выбралась в коридор, кто-то схватил ее за руку.

– Куда? – шепнул прямо в ухо хриплый мужской голос. Почти поцеловал.

Полина дернулась и обернулась. Рядом с ней стоял Петрович.

– Туда! – жалостно сказала Полина, пытаясь высвободить руку.

Петрович руку не выпускал. Он вместе с Полиной выскользнул в коридор. Там никого не было. Петрович прижал Полину к стене и завис над ней, дыша перегаром.

– И что? – смело спросила Полина, отворачиваясь.

– Ничего! – сказал Петрович. – Просто я хотел, чтобы ты знала, что все это с моей стороны было несерьезно. Как обычно. Но у нее родственники оказались уж очень влиятельные и убедительные.

– А мне какое дело? Я-то тут при чем? – удивилась Полина.

– Ты тут при том, что я тебя люблю. По-настоящему. Влюбился с первого взгляда.

Полина расхохоталась, Петрович от неожиданности даже выпустил ее.

– Чего смешного? – обиженно спросил он.

– Петрович! Я ведь, наверное, единственная у нас в институте, кого ты не оприходовал. Это в тебе тоска по упущенной возможности и страх перед влиятельными родственниками говорят.

– Дура ты, Полина! Я к тебе всегда относился по-особенному, потому что ты исключительная. С тобой, как со всеми, нельзя. Да я и не хотел с тобой, как со всеми.

– Может, я и дура, только, чего теперь о любви говорить. Все. Дело сделано. Я замужем, ты женат! И никаких вариантов.

– Варианты всегда есть, – Петрович опять придвинулся к Полине.

– Да пошел ты, Петрович, со своими вариантами. Найди себе дурочку попроще.

– Поля, я серьезно.

– И я серьезно. Очень тебя прошу с такими глупостями ко мне больше не подходить. Ты мне всегда был другом и учителем. Вот им и оставайся. Ты мне в этой ипостаси очень даже нравишься, – Полина вывернулась из-под рук Петровича и побежала по коридору.

Всю дорогу домой она вспоминала эту сцену, и ей было очень весело. Надо же! Любит он ее по-настоящему. У, кобелюка!

Воспитательница, отдавая Полине Кешку, заметила, что сегодня он сильно капризничал.

«Не дай бог, опять заболел?» – мысленно ужаснулась Полина.

Дома она первым делом померила Кешке температуру. Температура была нормальная. Однако ел Кешка плохо, все время куксился и тер глаза. Полина решила уложить его спать пораньше.

После смерти бабушки Кешку поселили в ее комнате, и он рассказывал Полине, что в комнате кроме него живет еще и рыжая добрая киса. Полина подозревала, что рыжей кисой может быть ни кто иной, как домовой, или барабашка, ведь барабашек видят только старики и маленькие дети. Она даже стала на ночь включать Кешке бабушкину лампочку. Бабушка называла этот маленький светильник «ночничок» и учила Полину, что дети обязательно должны спать с таким вот ночничком, чтобы, не дай бог, не напугаться чего-нибудь спросонья. Ночничок страшно раздражал Скворцова. Он считал, что с этим ночничком из Кешки никогда не вырастет настоящего мужчины.

Полина уложила Кешку, включила ночничок и стала читать ребенку сказку. За этим занятием ее и застал вернувшийся домой Скворцов. После работы он ходил на какое-то очередное бардовское мероприятие, поэтому вернулся поздно. Он поглядел на спящего Кешку, ночничок и Полину с книжкой в руках, повертел пальцем у виска и направился на кухню. Полина тихонечко, чтобы не разбудить Кешку, встала и пошла следом за недовольным супругом.

– «Какой прогноз у нас сегодня, милый, с чем ты опять проснулся не в ладу?» – пропела она, заходя на кухню. – Есть будешь?

– А как ты думала? – буркнул Скворцов и поморщился. Он не любил, когда Полина пела. Считал, что этим она оскорбляет его абсолютный музыкальный слух.

– Я ничего не думала, – справедливо заметила Полина. – Мое дело не думать, а обеспечить первое, второе и компот!

«Хотя кто сказал, что я обязана это обеспечивать? – раздраженно подумала она. – Хватит с меня, наверное, и того, что я денег на все зарабатываю!» Действительно, денег заработай, ребенка из сада забери, по магазинам побегай за продуктами, приготовь все, подай, а потом еще и убери! Скворцов ни разу даже тарелки за собой не помыл. Нет, должен же все-таки мужчина чего-то в доме делать. Хотя бы кран на кухне починить, что ли? Вон месяц уже как капает без остановки.

Полина поставила перед мужем тарелку с его любимыми кислыми щами.

Скворцов положил в щи сметаны и начал жадно их поглощать. Полина в это время разогревала на сковородке котлеты с гречневой кашей.

– Ты, Полина, все-таки такая же придурошная, как и вся твоя семейка, – заявил Скворцов, отрываясь от тарелки со щами.

– Это в чем проявляется? – решила выяснить Полина.

– Ночнички, барабашки! Что ты с ребенком делаешь?

– Не говори! Еще и сказки ему на ночь читаю. А там и вовсе Змей Горыныч да Соловей-разбойник. – Ей вдруг захотелось чем-нибудь шандарахнуть Скворцова.

– Сказки – это другое дело!

– Почему?

– Сказки – это сказки, а жизнь – это жизнь. А в жизни никаких барабашек нет!

– Здрасьте вам! – удивилась Полина, упирая руки в бока. – Тогда кто по ночам на кухне кастрюлями гремит?

– Никто. Это у соседей. Просто, когда все спят и тихо, становятся слышны ранее не слышимые звуки.