Она опять набрала номер Скворцова и опять услышала все те же слова о недоступности абонента. Полина походила по прихожей туда-сюда и набрала номер милиции. В милиции Полину поздравили с Новым годом, сообщили, что супруг ее наверняка загулял, мол, дело это житейское и под Новый год совершенно обычное, сказали, что заявление о пропаже примут, только если Скворцова не будет три дня. В завершение вежливо посоветовали на всякий случай поискать по больницам и моргам. У Полины сердце ушло в пятки. Она лихорадочно открыла телефонный справочник и принялась обзванивать больницы. В одном из моргов с ее помощью попытались было опознать труп какого-то неизвестного мужчины, после чего Полина вообще перестала соображать и рассуждать логически. Труп, слава богу, Полиной не опознался, и она продолжила дальнейшие поиски. Периодически она набирала номер Скворцова, но безрезультатно. Глянув на часы, Полина ужаснулась: до Нового года осталось пять минут. Она кинулась в гостиную, включила телевизор, принесла из кухни шампанское и начала ковыряться с пробкой. Открыть шампанское к двенадцати ей не удалось, и она слушала бой курантов по телевизору, размазывая по лицу слезы и свой прекрасный макияж. Наконец пробка поддалась, с хлопком отлетела в сторону, и Полину окатило шампанским. Ей было уже все равно. Она даже не стала выливать остатки шампанского в бокал, а стала пить его прямо из горлышка, жалея, что в доме нет водки. Сейчас бы в самый раз.

Раздался телефонный звонок, Полина схватила трубку. Оказалось, что это свекровь. Она поздравляла Полину и Скворцова с Новым годом. Видимо, тоже не смогла дозвониться до сына. Полина решила ничего свекрови пока не говорить, прибавила громкость в телевизоре и прокричала в трубку ответные поздравления, сказав, что должна бежать. Потом позвонили родители, им Полина тоже ничего не сказала. Зачем людей расстраивать, да еще в Новый год. Потом она продолжила обзванивать больницы. За этим занятием и заснула на диване в гостиной прямо в своем вечернем платье и парадных туфлях. Проспала Полина почти до обеда, разбудил ее телефонный звонок. Опять звонила свекровь.

– Поля, тут такое дело… – начала она, как-то странно смущаясь.

– Что с Вадиком?! – не выдержала Полина.

– Ничего, ничего – засуетилась свекровь. – С ним все в порядке. Жив, здоров. Только что мне звонил.

– Все в порядке?! – завопила Полина. – Где он, сволочь? Я всю ночь по больницам и моргам звонила. Меня в милиции послали.

Полина заревела. Сказалось все вместе: и ночное напряжение, и обида за испорченный праздник, да и платья, залитого шампанским, было нестерпимо жалко.

– Полечка, Полечка, успокойся, – залепетала свекровь. – Он меня просил тебе передать, что он от тебя ушел.

– Как ушел? – остолбенела Полина, вмиг перестав реветь.

– К другой женщине, – тихо сказала свекровь.

– К другой женщине?! – удивилась Полина.

– Да. Он просил передать, что ты его никогда не ценила и не понимала. И вот он нашел ту, которая ценит. Поля, я полностью на твоей стороне. Ты мать моего внука, а ту я знать не знаю и знать не хочу, – начала оправдываться свекровь.

– Вот сволочь! Сволочь и трус. Ушел и не сказал ничего. Даже гитары свои сраные бросил! Мамочку вместо себя объясняться послал! – неистовствовала Полина.

Внутри себя ей почему-то было совершенно не больно оттого, что Скворцов от нее ушел. Можно сказать, бросил. Просто было противно оттого, как он это сделал. Вот ведь мудак какой! Действительно мудак, по другому и не скажешь! Мудак и гитараст! А она-то хороша! Столько лет с таким подлюгой прожила. И ведь говорили же ей. И мама говорила, и подруги. А главное бабушка, царствие ей небесное, вообще его в упор не видела. Прямо как знала заранее. Хотя ничего она, конечно, не знала. Просто бабушка умная была. А вот Полина дура! Как есть дура. Самая настоящая.

Свекровь в трубке тихо всхлипывала.

– Знаете что… – Полина приняла решение и моментально успокоилась. – Я сейчас все его вещи соберу и на лестницу выставлю вместе с гитарами. Их тут целых две штуки остались. Гитарасту без гитар никак! Если кто-то подберет, я не виновата. Если ему надо, пусть бежит забирает. Ну, или вас пришлет. И пусть спасибо скажет, что я барахло его с пятого этажа на площадь не повыкидывала. А очень хочется! Очень!

Полина нажала отбой. Ей захотелось разбить телефон, но она взяла себя в руки. Не спеша она отправилась в прихожую. Там на антресолях она нашла старый бабушкин чемодан и понесла его в их со Скворцовым комнату. Чемодан она собирала тоже спокойно, даже какое-то странное облегчение ощущала, отправляя в чемодан очередную вещь Скворцова. Вещей набралось немало. Бабушкин чемодан, спортивная сумка Скворцова и еще куча всяких курток и ботинок. Ботинки Полина складывала в полиэтиленовые мешки. Все вещи она потихоньку перетаскивала на лестничную клетку. Завершив все, пошла на кухню пить чай. Периодически она выходила в прихожую и смотрела в глазок входной двери на кучу вещей Скворцова, пока не увидела на лестничной клетке свекровь со свекром. Те перетаскивали вещи Скворцова в лифт. Вот и хорошо, потому что Полина совершенно не знала, как поступить в случае, если за вещами приехал бы сам Скворцов. Не исключено, что выскочила бы на лестницу и избила бы его сковородкой. Ну, или гитару какую-нибудь ему об голову сломала. За всеми этими хлопотами Полина даже не заметила, что на ней по-прежнему вечернее платье. Она переоделась, смыла размазанную по лицу косметику и устроила в квартире самую настоящую генеральную уборку, чтобы от присутствия в доме Скворцова не осталось и следа. Обессиленная, она легла спать поздно, а наутро решила устроить себе настоящий Новый год. Она включила в гостиной телевизор, взяла из холодильника кастрюлю с салатом оливье, сделала себе два огромных бутерброда с икрой и семгой и направилась на диван. Салат она решила есть прямо из кастрюли. А чего? Она теперь сама себе хозяйка. И пирожные теперь все сама съест, и икру. Все-таки в разводе есть свои преимущества.

В самый разгар этого пира в дверь позвонили. Полина пошла в прихожую, поглядела в глазок и удивилась. На пороге ее квартиры стоял Дед Мороз. Думая, что это Скворцов, Полина распахнула дверь, чтобы вцепиться ему в ватную бороду, и оторопела от мысли, что это может быть вовсе не Скворцов, а какой-нибудь маньяк. Слава богу, маньяка за дверью не оказалось. Там в костюме Деда Мороза стоял Петрович.

– С Новым годом! С новым счастьем! – завопил Петрович, заходя в прихожую. – Это Дедушка Мороз всем подарки вам принес.

Последнее Петрович прокричал куда-то мимо Полины, глядя вглубь квартиры. Полина проследила глазами по направлению взгляда Петровича и тихо спросила:

– Петрович! Ты чего орешь, как резаный? Там никого нет.

– А?.. – Петрович сделал рукой непонятный жест, который, по-видимому, должен был изображать Скворцова.

– Нету.

– Это хорошо, – обрадовался Петрович, скидывая с себя лапсердак Деда Мороза и свою фасонистую кожаную куртку. Из красного подарочного мешка он извлек вино, шампанское и какие-то коробки. – А где?.. Чего не пришли? Мы вас ждали, было весело. Заказчики были потенциальные.

– Петрович! От меня муж ушел, – трагическим голосом доложила Полина.

– Как ушел? – удивился Петрович, продолжая извлекать из мешка подарки и аккуратно выставляя их на столике у входной двери.

– К другой женщине. – Полина представила Скворцова с манерной барышней, закатывающей глаза и рассуждающей о вечном. Даже кулаки сами собой сжались. Захотелось этой барышне расквасить нос и повыдрать все кудельки из ее головы.

– Ой! Так это ж здорово! – Петрович бросил мешок с оставшимися подарками на пол, схватил Полину в охапку и потащил ее в гостиную. Там он начал ее целовать. – Я тебя, Полина, сейчас лечить буду. Я ведь лечебный пластырь во все тело!

Полина не сопротивлялась. А чего, собственно, сопротивляться? Она теперь женщина свободная. Петрович мужчина хоть куда. Вот только она сама в халате, шерстяных носках, без косметики и с ложкой в руках. Хотя маникюр и педикюр она к празднику все-таки сделала.

Дело, конечно, кончилось на диване, и, к большому удивлению Полины, ей очень даже понравилось изменять мужу. Правда, какой он теперь муж. Так, бывший. К своему стыду, Полина вдруг поняла, что никаких мужчин, кроме своего Скворцова, она никогда не знала. Недаром бабушка ее дурой называла. Бабуля, наверное, все-таки подозревала такое дело. Ох, и умная ж у нее была бабуля! Выходит, что и любовник-то из Скворцова был так себе. На троечку с минусом. Другое дело Петрович. Из его рук-то и вылезать не хочется.

Потом Полина сбегала на кухню, принесла Петровичу еще одну ложку, сделала и ему бутербродов, и они стали перед телевизором прямо из кастрюли есть салат оливье, запивая его вином, которое притащил Петрович. Было вкусно и весело. Даже не заметили, как за окном стемнело.

– Петрович! А где твоя жена? Она не будет волноваться, что ты болтаешься, где ни поподя.

– Не, не будет. Она уехала, – беспечно сказал Петрович.

– Как уехала? Тоже к другому мужчине?

– Если бы! Она на Канары уехала.

– Одна?

– Почему одна? С дочкой нашей и няней.

– Я имею в виду одна, без тебя. – У Полины от удивления глаза аж на лоб полезли. Ничего себе, уехала без мужика на Канары в самый разгар рождественских каникул! Как он ее отпустил только?

– А! Так она все время одна ездит. Я храплю и воняю. Она со мной в одной комнате спать не может. Дома-то у нас две спальни, а в отеле одна да еще кровать бывает двуспальная, – пояснил Петрович.

– А как же? – Полина ничего не понимала. Вот это высокие отношения. – Петрович! Как же это ты воняешь-то, что с тобой спать вместе невозможно?

– Обыкновенно воняю, как все мужчины. Бывает, перегаром, бывает, вспотею, а бывает, что и пукну.

Полина поглядела на Петровича и приподняла левую бровь. Это становилось интересным.

– А чего? Дело житейское. Можно подумать женщины не воняют? – Петрович развел руками.

– Я – нет, – категорически заявила Полина, хотя про себя подумала, что не исключено, что во сне может и вспотеть. Или даже пукнуть. Всякое бывает. Живые люди, они вообще все время выдыхают углекислый газ, что-то пачкают и ломают.

– Согласен, ты пахнешь исключительно духами Коко Шанель, – не стал спорить Петрович.

– А надолго она уехала?

– На три месяца. Ребенку иначе с акклиматизацией не справиться.

Полина присвистнула.

– Да ты, Петрович, богатый человек. Это ж сколько денег надо, чтобы жену с ребенком и няней на три месяца на Канары отправить?!

– И не говори. Денег надо много, но я бы еще заплатил, если б она на полгода задержалась. Но никак не может, у ее дорогой мамы, у моей свекрови, юбилей. Так что вернется.

– Зачем же ты женился тогда, если готов кучу денег заплатить, чтобы жену подольше не видеть? – удивилась Полина.

– Надо было. Как-нибудь потом объясню, – тяжело вздохнул Петрович. – Я их в самолет загрузил, подождал, пока не взлетели, и тут же к тебе рванул. Повидать хотел, соскучился я. Ну и волновался, чего вы не пришли. А тут видишь, какое дело. Повезло мне.

– Повезло, – согласилась Полина.

– А можно я останусь? – жалостно спросил Петрович. – Не навсегда, конечно.

Полина внимательно посмотрела на Петровича. Уж больно испуганно он исправил свою оговорку. Она задумалась. Прикинула, сколько дней до Кешкиного возвращения, и кивнула.

– Оставайся пока. Потом поможешь мне Кешку с Анной Ивановной из пансионата привезти и уберешься восвояси, – сказала она, представив, что там, на небе, про нее думает бабушка.

Петрович радостно закивал.

– Только учти, если будешь вонять, выгоню тебя, не посмотрю, что ты мой начальник.

Городские

Змей сидел на лавочке, пил пиво и задумчиво смотрел на медленно падающий снежок. Снежок опускался на землю плавно, как бы нехотя, и совершенно не беспокоил Змея. Однако деревья и чугунные ограды, покрытые этим ленивым снежком, казались кружевными и какими-то неземными. Правда, никто доподлинно и не знает, какая она, эта неземная красота? Ведь не видел же никто. Американцы и то, говорят, все наврали и у себя в Неваде вместо Луны высадились. Да и снимки все эти со спутников и прочих беспилотных аппаратов свидетельствуют только о том, что неземной красоты не бывает. Бывает неземная пустота и тоска.

По случаю зимы Змей как следует утеплился. Конечно, синие шерстяные тренировочные штаны образца 1961 года так и остались при нем, но на ногах Змея красовались добротные высокие ботинки на толстой подошве, называемые в народе «говнодавы», а сам Змей был одет в куртку аляска, вошедшую в моду в восьмидесятые годы. Аляской своей Змей очень гордился, так как она была подбита не какой-нибудь синтетической дребеденью, а настоящим гагачьим пухом. И привезена эта аляска была из самой Америки, а не пошита где-нибудь в Китае. На коленях у Змея в виде упитанного рыжего кота угнездился Барабашка с улицы Мира. Он к зимнему гардеробу относился скептически, так как всегда носил свою рыжую полосатую шубу при себе. Однако задницу отмораживать на лавке не хотелось, а на коленях у Змея было очень тепло и уютно. Барабашка даже слегка подтарахтывал и впрямь, как настоящий кот. Только вот пива очень хотелось. Так хотелось, что Барабашка периодически судорожно взглатывал, глядя, как Змей попивает это пиво из своей неиссякаемой бутылки объемом поллитра. Пиво, которое пил Змей называлось «Маша и медведь». На этикетке неиссякаемой бутылки была изображена пивная советских времен с высокими круглыми столами. Так сказать, «в стояка». За столом стоял медведь и пил пиво из большой кружки, а из раздачи с белой заколкой в волосах и большой пышной грудью выглядывала Маша. Наверное, это была именно Маша. Больше на картинке лиц женского пола не обнаруживалось. Маша хитро подмигивала медведю и улыбалась, сверкая золотым зубом, а тот сердился, видимо за недолив. Картинка была некоторым образом живая, и Барабашке нравилось наблюдать за изменением ситуации на этикетке. Это как-то отвлекало его от нестерпимого желания плюнуть на все и выпить со Змеем пива.