— Эх! Какая жалость, что занят!

— А ты его знаешь?

— Нет, зато знаю Маринку, которую он сюда привел. Прикинь, он сам на героине восемь лет сидел!

— Восемь лет?! — Ляля решила, что ослышалась. — Такое бывает? Какие же дозы?

— Ну и дозы нехилые, подружка: по три грамма в день. Маринке рассказывал, что, когда он всерьез лечиться начал, врачи от него отказались. Мы, мол, мертвых не воскрешаем. И матери парня предложили: заводите себе другого сына, этого не спасете все равно…

— Давно это было? — спросила Ляля, повнимательнее приглядываясь к парню. По идее героинщик с таким стажем должен был быть похож на обтянутый кожей скелет.

— Маринка говорит, лет восемь назад. Сейчас-то ему лет тридцать… Ну правильно, где-нибудь в шестнадцать подсел, в двадцать четыре слез… Бывают же чудеса на свете!

Ляля мысленно поблагодарила Бога за то, что узнала об этом «чуде». Даже занятие в группе не внушило ей такого оптимизма, как то, что она услышала от Маши. Если этот парень сумел выкарабкаться, то она выберется непременно!

Вечером, как и намечалось, к девушкам пожаловали гости из мужской палаты. Конечно, не было ни музыки, ни выпивки, да и персонал попросил вести себя потише. Просто сидеть и смотреть друг на друга было как-то непривычно, и молодежь не знала, чем себя занять. Общаться друг с другом пациентам никто не запрещал, и рассказывание наркоманских баек в список табу не входило. Ребята попались общительные, и один за другим принялись вспоминать всякие курьезные случаи.

— А кто-нибудь лежит второй раз? — поинтересовался у собравшихся высокий блондин, которого звали Костя.

— Я, — тут же заявила Маша. Она радовалась возможности лишний раз привлечь к себе внимание понравившегося парня.

— Я вот тоже лежал, правда, не в такой навороченной, а в государственном наркологическом диспансере. Там приколы еще те! Хотите, пару солдатских историй расскажу? — Костя окинул взглядом слушателей.

Все, кто был в палате, навострили уши. Как известно, нет ничего приятнее для пациента больницы, чем послушать про тех, кому еще хуже, чем ему. Народ хором одобрил Костино предложение, девчонки пододвинулись поближе, и парень начал:

— Короче, лежал я в палате, нас там человек восемь было. На соседней койке гендос валялся просто конченый. Он в этом диспансере от армии косил и заодно кайф ловил. Его друзья медсестер подкупали и наркоту прямо в палату проносили. Так, ребята, прикиньте, этот типчик герыч шприцем прямо в баллон с физраствором вгонял, потом лежал под капельницей и делал вид, что, типа, организм очищает. А сам перся со страшной силой.

Ляля чуть не ойкнула. Она вспомнила седовласого доктора из токсикологического отделения. Она-то думала, что про героин в капельнице — это шутка просто или преувеличение.

— Это еще что! — подхватила Костину эстафету Маша. — Я когда первый раз лежала, познакомилась с одним крутышом. Он бывшим корешам денег должен был немерено и от них в клинике гасился. Как-то вечерком — а там от скуки помереть можно было — подходит ко мне и спрашивает: «Маш, ты на качелях каталась?» Я не врубилась сначала. «Нет», — говорю. А парень мне: «Пойдем, прокачу». Я уж было подумала, что гонит, но в подвальчик все равно спустилась. Так вот, достает он два мешочка, небольшие, бархатные такие, и крошечную ложечку. Раскрыл сверточек, а там в одном — героин, а в другом — кокаин. В общем, мы сначала с ним медленного нюхнули, а потом — быстрого. — Машка аж глаза прикрыла, вспоминая про свои ощущения. — Я вам скажу, ребята, что простой кайф по сравнению с этим рядом не валялся. Качели, они и в Африке качели.

Ляля порадовалась про себя, что у нее не имелось такого богатого наркоманского прошлого. Она лениво слушала рассказчиков. «Анекдоты» ее не забавляли, но портить удовольствие остальным не хотелось. Поэтому она исправно кивала, поддакивала и подхихикивала в нужный момент. Но уже через час дежурный набор страшилок был исчерпан, и кто-то предложил перекинуться в картишки. Сначала хотели играть на деньги, но потом решили, что интереснее будет на раздевание.

Лялю такая перспектива не пугала. Бабушка с дедушкой, к которым она каждое лето ненадолго приезжала в деревню, могли провести за карточной игрой весь вечер. Ляля поневоле стала профессиональным игроком в дурака и прочие игры, не требовавшие особых интеллектуальных усилий. Соперники у нее были неслабые, так что мама с папой, которых она дома обыгрывала постоянно, шутили, что из Ляли «сделали профессионального шулера». Ляля обижалась: она всегда играла честно.

Действительно, ей даже часы с руки снимать не пришлось. Зато Маша, горестно восклицая, что ей сегодня не везет, скидывала с себя одежду после каждой партии. Сначала стащила с головы резинку, распустив волосы, потом скинула кофточку, оставшись в одной маечке, потом стянула носки. После очередного проигрыша она сказала, что лосины, которые носила вместо больничных штанов, только закатает: мол, перед докторами неудобно. Но по блеску в ее глазах все собравшиеся понимали, что Маша в глубине души радовалась своим картежным неудачам так, как если бы ей раз за разом выпадал «роял флэш». Ее смех, наверное, слышен был по всей больнице. Еще бы! Почти не выходя за рамки приличий, она умудрилась продемонстрировать Косте и пышную копну волос, и роскошную грудь, и тонкую талию, и стройные бедра.

За беседой вечер пролетел незаметно. Под конец посиделок Маша с Костей ненадолго покинули палату. Усилия девушки не пропали даром: вернулась она, сияя улыбкой, на ходу стараясь пригладить взъерошенные волосы. Ляля только усмехнулась: отношение к подобным вещам у нее было «профессиональным», то есть никаким.


Через несколько дней Машку выписали, и Ляля заскучала. Ей пришлось провести в клинике аж две недели, и тянулись они невыносимо медленно. С Натальей им говорить было особенно не о чем. Монотонность лечения прерывали только визиты Андрея, который регулярно навещал Лялю. Он вел себя как настоящий друг: целыми пакетами носил соки, фрукты и разные вкусности, с авторитетным видом общался с врачами и никогда не забывал лишний раз сказать Ляле, что она молодец. Андрюшина забота подкупала ее. Ни один мужчина еще не относился к ней так трепетно и заботливо. Он вел себя как отец, как брат, как… почти как любящий супруг.

Но разве мог он влюбиться в Лялю? Вновь и вновь припоминая и анализируя подробности их знакомства, Ляля старалась найти ключ к разгадке. Что могло привлечь Андрея в грустной, отрешенной от всего мира, скатившейся на самое дно проститутке?

Отчасти ответ на этот вопрос Ляле дал сам Андрей. О своей жизни рассказывать он не очень любил. Но как-то вспомнил девушку-наркоманку, бывшую школьную подругу. У них намечался роман, потом она куда-то переехала. Снова Андрей ее встретил уже через много лет, случайно, в больнице. Понял, что все эти годы ее не забывал. Но от его помощи она отказалась, обещала звонить. Уговоры не помогали, просто не могли помочь. А через несколько месяцев он узнал, что его знакомая покончила с собой во время ломки: у нее просто не было возможности достать жизненно необходимую дозу. Ничего больше узнать о той девушке Ляля так и не смогла, да и не стремилась. Она вдруг поняла, что ревнует Андрея к его воспоминаниям. И сама себе удивилась: раньше она никогда никого не ревновала.


Наконец-то наступил день выписки. Андрей встречал Лялю у центрального входа с букетом цветов, словно супруг, ждущий жену из роддома. Что ж, возможно, она еще и не родила ребенка. Зато во второй раз родилась сама — для новой жизни. Ляля знала, что еще придет в Центр, но уже приняла твердое решение — к прежнему возврата нет. Надо забыть все дурное, случившееся за этот год, и начать жизнь с чистого листа. Она уже никогда не вернется в прежнее забвение. И в будущем не будет места для бед и печалей, для жалости к себе и для слабости. Ляля составила подробный план. Прежде всего надо всерьез заняться учебой, восстановить отношения с родителями. Как здорово, что они ничего так и не узнали! Но Ляля тут же отбросила эту мысль: она должна быть готова и им признаться в своей ошибке. Именно из-за лжи она так долго не могла вырваться из героинового плена. Больше лгать нельзя, даже ради мамы с папой.

Андрей… Ляля мечтала о его дружбе. На любовь надеяться было страшно. Он подарил ей надежду, когда она больше всего в ней нуждалась. Стал подарком, за который Ляля благодарна судьбе и Богу. Сейчас ей еще предстоял долгий путь. И именно на Андрея можно было опереться, ведь он всегда поддержит, не даст свернуть на прежнюю колею. Ляля знала, что ей еще учиться и учиться жить по-настоящему и сейчас ей предстоит встретиться лицом к лицу с реальностью, увидеть ее без прикрас. Это будет непросто. Но Ляля искренне считала себя готовой к этому нелегкому испытанию.

Андрей улыбнулся Ляле, обнял за плечи:

— Ну что? Поехали, будем праздновать твое возвращение.

— Праздновать?

— Ну да! Ты бы себя со стороны видела. Светишься вся! Вот и ладно. Мы теперь с тобой заживем! Я знал, Людка, что ты справишься!

Похвала особенно обрадовала Лялю. За печальными размышлениями о том, как ей придется теперь собирать свою жизнь по кусочкам, она забыла о главном. Ей есть чем гордиться! Она сама пришла в клинику и сама приняла решение покончить с наркотиками. Теперь главное — и в дальнейшем ему следовать. С Андреем сделать это будет куда легче. А он, по-видимому, тоже хочет, чтобы она оставалась рядом…

Семья

В машине тихо играла музыка. Андрей не торопясь разворачивал джип, а Ляля молча смотрела в окно. Стояла приятная, сухая сентябрьская погода: светило теплое солнышко, его яркие лучи слепили глаза.

— Люда, в бардачке лежат очки от солнца, достань мне их, пожалуйста.

Ляля открыла бардачок. Среди всякого барахла найти оправу оказалось непросто. Она уже собиралась защелкнуть дверцу, как наткнулась на фотографию. Лялька подумала, что стоит сначала спросить разрешения у Андрея, но потом махнула рукой. Достав снимок, девушка начала его рассматривать. На фото были изображены смеющийся Андрюша, привлекательная женщина чуть помоложе его и девочка лет семи. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что это жена и дочь Андрея. Неожиданная находка поразила Лялю. Улыбка исчезла с ее лица, словно и не появлялась. Сердце забилось, к горлу подступил ком. Городской пейзаж за окном вдруг показался серым и печальным, будто небо затянули тучи. Откашлявшись, Ляля решилась все-таки спросить Андрея про снимок:

— Это твоя семья?

— Да, можно и так сказать. Мы уже два года не живем вместе.

Услышав эти слова, Ляля облегченно выдохнула. Вновь расслабившись, она откинулась на спинку кожаного сиденья. Москву опять заливало солнце. Девушка удивлялась сама себе: с какой это стати она решила, что Андрей ей чем-то обязан? И откуда эта бешеная ревность? Ведь еще месяц назад они даже не были толком знакомы. Наверное, дело в том, что Андрей особенный, не похожий на других. Как не хочется его терять… Ляля запихнула фото обратно, поглубже, чтобы больше никогда не видеть, но в бардачке ее ожидал новый сюрприз. Среди путеводителей, музыкальных дисков, газет, тряпок, выдохнувшихся освежителей воздуха, жвачек и множества других милых сердцу автомобилиста вещичек лежала нераспечатанная упаковка дорогого женского парфюма. Она спряталась в глубине бардачка и потому до сих пор оставалась незамеченной. Затаив дыхание, Ляля медленно вынула туалетную воду и, улыбаясь, посмотрела на Андрея вопросительным взглядом. Тот, не отрывая глаз от дороги, одобрительно махнул головой в Лялину сторону:

— Забирай, чтоб не валялось.

— А давно валяется? — поинтересовалась Ляля, еле сдерживая смех.

— Да уж с самого утра. Не понравится — выбросишь.

Ляля была не против столь оригинально преподнесенного подарка. Радуясь приятному сюрпризу, она покрутила коробочку в руках, распечатала и густо надушилась. Ароматы лимона и арбузной корки наполнили салон автомобиля. Всю дорогу улыбка так и не сходила с Лялиного лица.

На одной из центральных улиц, где разогнаться не давали бесконечные пробки, Андрей уверенно свернул во двор.

— Куда мы едем? — поинтересовалась Ляля.

— Покажу тебе мое холостяцкое жилище.

Он припарковал машину и галантно открыл дверь перед Лялей. Та вышла и сделала реверанс. Они стояли перед большим сталинским домом, напомнившим Ляле ее родной на Пречистенке. Консьерж, охранявший огромный подъезд, кивнул Андрею, и они с Лялей поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Просторная комната показалась Ляле необыкновенно светлой и… пустой. Мебели действительно было маловато, но это только придавало жилью Андрея дополнительное очарование. Лялька в первый момент от удивления рот открыла. Она ожидала увидеть шикарный евроремонт, модные штучки вроде домашнего кинотеатра или дорогих имитаций Пикассо на стенах. И тут же поняла, что ей куда больше по душе отсутствие современных наворотов. Усевшись на мягком диване, Ляля тут же обнаружила, что Андрей, плюнувший на шикарную обстановку, по-своему позаботился об уюте. Особенно понравился Ляле камин. Именно он делал дом теплым, семейным. Все тут было по-настоящему: и несколько поленьев, и медная подставка с висевшими на ней каминными принадлежностями. Ляля подвинулась к очагу, потрогала щипцами черные угли.