Пенни Рейд - Накал страстей

— Пожалуйста, пожалуйста...

Мартину не нужны были уточнения.

Он поднялся на колени, его каменнотвердый, внушительной формы член возвышался надо мной. Он вытер тыльной стороной ладони рот. Его глаза были полуприкрыты, когда он рассматривал мои раскрытые ноги, вытянутые руки и мою кожу. Я была открытой для него. Его правая бровь выгнулась, совсем немного, а улыбка превратилась в сексуальную ухмылку.

Размеренными замысловатыми движениями он подкрадывался к моему телу, располагаясь у моего входа. Я почувствовала набухший кончик, толкающийся в меня, пока он нависал надо мной, глядя на меня с жадным, зачарованным интересом.

— Пожалуйста, Мартин, — стонала я, мои руки были на его бедрах. Мое нутро и таз ощущались болезненными и пустыми. Я изменила положение бедер, подавшись вверх, скользя напротив него.

Я видела, как он задрожал, низко прорычав. Потом, показным терпением, он наклонился, целуя меня — мягким, податливым, ищущим поцелуем — и секундой позже, пока его рот все еще любил меня, он протиснулся в меня одним быстрым толчком.

Я напряглась, сжимаясь от резкой боли между ног, и захныкала.

— Я люблю тебя, — прошептал он, его глаза удерживали мой шокированный взгляд. Потом он толкнулся глубже.

Я чувствовала, как растягивалась. Это было невозможно и неприятно, я не могла дышать. Это было больно.

Но каждый раз после того, как он входил, на две или три секунды он останавливался, и я была благодарна. Медленными, скользящими движениями он возвращал меня к удовольствию, настроенному его руками и ртом.

Часть меня просто хотела, чтобы все закончилось, хотелось оттолкнуть его, заставить его остановиться.

Но его глаза, такие заботливые и взволнованные, многообещающие и благоговейные, остановили меня. Затем он пригнулся к моей шее, выпуская горячее дыхание прямо под моим ухом, кусая меня и жарко любя.

Он снова прошептал:

— Я люблю тебя, Кэйтлин. Я люблю тебя. Ты идеальная, и твое тело идеальное. Я люблю тебя.

В конце концов, от толчков внутри уже не было так больно, и хотя по-прежнему было неприятно, я не чувствовала резкую боль.

С каждым осторожным толчком его таза он оставлял мягкий поцелуй на моем лице: на подбородке, щеке, носу — легкими, как перышко, прикосновениями заставляя меня чувствовать себя любимой и желанной.

Я и близко не достигла пика, но любопытство и какой-то инстинктивный ритм разбудили меня от моего оцепенения, и я начала поднимать свои бедра навстречу ему.

Его рука прижала мои бедра, останавливая мои движения.

— Кэйтлин, не делай этого. Если ты... Блядь, я собираюсь... Я не могу...

Я раздвинула ноги пошире, сжимая внутренние мышцы, наслаждаясь яростным — Возмущением? Предостережением? Желанием? — в его глазах. Я ответила ему прищуренным взглядом и волнообразными движениями бедрами, заставляя его соответствовать моему ритму.

— Остановись, Паркер, тебе нужно...Ох, Господи...

Потом его толчки стали грубым и требовательным. Он стал жестким. Он стиснул зубы и застонал.

Ия наблюдала за всем этим, как он полностью терял контроль от стонов женского удовлетворения, что для него было идеальным катализатором своего оргазма.

Его тело упало на мое, словно нечто большее, чем сила тяжести, потянула его вниз. Он поместил руку между моей спиной и кроватью, обнимая меня, его дыхание было тяжелым. Я не возражала против временного давления его веса и гладкости его горячего тела. Быть со всех сторон окруженной Мартином— это, пожалуй,было лучшее чувство за все время.

Он поднял голову, его взгляд был изучающий и серьезный. Он скользнул рукой из- под меня, сжимая пальцами мои волосы и щеку.

— Ты в порядке?

Я кивнула, задумавшись над этим вопросом, после чего сказала:

— Да. Просто прекрасно.

Его взгляд потемнел.

— Просто прекрасно?

Я кивнула, похлопав его по спине:

— Ты молодец, Мартин. Это было больно. Не буду врать. Но я не травмирована.

Он смотрел на меня, выглядя одновременно обиженно и удивленно. Когда он заговорил, его тон был пронизан требовательной решимостью:

— Мы не покинем этот катер, пока у тебя не будет многократных оргазмов от моего члена.

Я почувствовала, как мой лоб сморщился, а брови взлетели вверх:

— Многократные? Это возможно? Уверена, я читала, что это миф.

— Паркер... — Он опустил голову к моей шее, покусывая мочку уха, заставляя меня рефлекторно пожимать плечом и дрожать от восторга.

Он продолжил шепотом:

— Если многократные оргазмы — это миф, тогда можешь называть меня Геркулесом.

 Небо было пасмурным, когда Мартин разбудил меня поцелуями и покусываниями за плечи. Он настоял, чтобы мы поплавали, пока не начался гром или дождь.

Позже я поняла, что это была своего рода уловка, потому что он прыгнул в океан голышом.

Я нет.

Я надела свое бикини на веревочках, изящно обмакнув пальцы в воду, и спустилась вниз по лестнице в задней части лодки. Мартин наблюдал за мной сквозь мягкие волны не более десяти секунд, после чего нырнул под воду. Потом он бросился ко мне, догнал, схватив меня и легко срывая мое бикини, прикоснулся ко мне.

Мы не дошли до кровати. Вместо этого нас накрыло безрассудное чувство крайней необходимости, мы набросились друг на друга в воде, потом на лестнице, ведущей на палубу, потом на палубе. Он притянул меня к себе на колени, и я оседала его, когда он сел на мягкую скамью в конце кормы. Мое дыхание и движения были безумными, хаотичными, и когда я опустилась на него, мы оба выругались.

Не буду врать, поначалу было больно. Но было что-то в том, чтобы находиться под открытым небом, липкими и мокрыми от морской воды, изучать друг друга, видеть любовь и похоть в его глазах, быть смазанной в нужных местах. Он направлял мои бедра, пока я не нашла свой ритм.

Но я отвлекалась на болезненность между ног, на то, как моя грудь подпрыгивала и раскачивалась, когда я двигалась, пока Мартин откинулся назад на локте, его большой палец двигался по моей вершинке, его глаза пожирали меня, и он удовлетворенно прорычал.

— Это. Ты. Здесь. Сейчас... Черт, Кэйтлин. Вот оно, все это.

Я делала все возможное, но у меня не было опыта в скачках на мужчине. Знаю, что сводила его с ума, потому что он закрыл глаза, явно стараясь продержаться как можно дольше, он сморщил лоб, слишком сконцентрировавшись, как я думала, повторял про себя: "Еще нет, еще нет, Господи еще нет".

Я была уже близко, но была разочарована от того, что мое тело нуждалось в ускорении движений. Было хорошо, но далеко от кульминации. Поэтому наклонившись вперед, я прошептала:

— Не беспокойся обо мне.

Его глаза распахнулись, и он уставился на меня со свирепым вызовом.

— Что это, черт возьми, значит?

Я приподнялась вверх затем вниз, наслаждаясь сексуальностью действий, но как-то безропотно, в этот раз будто чего-то не хватало.

Должно быть, он увидел что-то в моих глазах, что ему не понравилось, потому что прежде, чем я успела объясниться, он удивил меня, вставая, поднимая меня вместе с собой, и перенес к столу.

— Ложись, — скомандовал он. И я так и сделала.

Он вышел из меня, развел мои ноги пошире, и встал на колени, продолжая иметь меня, словно завтрак. Это не заняло много времени, я уже была близко, внизу живота все сжималось, предвкушая сладкое, мучительное облегчение. Я вцепилась руками в край стола.

И начала повторять:

— О Господи, о Господи, о Господи! — Затем я кончила.

Но когда я все еще была на пике волны, Мартин встал и наполнил меня, большим пальцем кружа по моему клитору в нещадном ритме вместе с его толчками. И я кончила снова — сильнее, лучше, быстрее, мощнее — кровь гремела у меня в ушах. К болезненности между ног добавилась изысканная боль от нашего совместного удовольствия... усиливающаяся. Все мои мысли были потеряны, кроме сладкого, ошеломляюще жгучего ощущения.

Думаю, я действительно кричала или скандировала, или пела йодлем. Не знаю, что же я делала, но у меня болело горло от усилий. Надеюсь, это был не просто визг.

Он кончил несколько мгновений спустя, выглядя возбужденным, растерянным и истощенным. Снова он упал на меня так, словно сила большая, чем сила тяжести, соединила наши тела вместе. Но в этот раз, он удерживал себя на согнутых руках и целовал мою грудь, шею и плечи.

Мои нервные окончания словно поджарились, поэтому я позволила ему играть с моим телом, лизать мою кожу, щипать за соски, после того как он выскользнул из меня. Его дыхание пришло в норму только спустя три минуты или больше.

Затем, он сказал напротив моих ребер:

— Я люблю тебя. Ты самая красивая...такая идеальная.

Я фыркнула от смеха, мои руки потянулись к нему, играя с влажными волосами на его голове.

— Я не идеальная, но я рада, что ты так думаешь.

Он передвинулся обратно, так что мы оказались лицом к лицу, его взгляд был одновременно любопытным и раздраженным.

— Зачем ты это делаешь? Зачем отмахиваешься от комплиментов? Ты, блядь, чертовски великолепна, Паркер. Ты. Именно. Такая. И ты чертов музыкальный вундеркинд. И тот факт, что ты не сочиняешь музыку каждый день, —это преступление.

Я искоса посмотрела на него, слегка улыбнувшись, мне нужно было тщательнее подбирать слова, потому что он смотрел на меня так, словно выбирал какой-то способ, чтобы заставить меня признать, какая я была необыкновенная.

— Мне нравится, что ты так думаешь, Мартин.

— Кэйтлин...—В его тоне звучало предупреждение.

— Нет, послушай. — Я обняла его лицо руками и подняла голову, потираясь носом о его нос. Оставив мягкий поцелуй на его губах, я сказала: — Я рада, что ты так думаешь, я тебе верю. Но я не могу, словно по волшебству, подумать, что я красивая или идеальная, или талантливая просто потому, что это ты так думаешь. Я должна сама дойти до этого. Мне нужно верить во все эти вещи о себе не потому, что мой парень ценит меня и думает, что я изобрела подушки для шеи в самолете. Если мое самоуважение будет основываться на чужом мнении или взгляде, то мои недостатки тоже будут основыватся на мнении этого человека. И это разрывает меня на части.

Он прищурился, в его глазах неохотно зажглось понимание.

— Ты всегда такая?

— Какая? Гениальная? — поддразнила я.

— Ага... гениальная.

* * *

Я поймала Мартина за тем, что он смотрел на меня не менее двадцати раз за последние несколько часов. И каждый раз он выглядел немного растерянно, как будто был пойман в паутину своего собственного воображения. Иногда я смотрела в ответ, нахмурившись и передразнивая его подозрительный взгляд. Он улыбался, медленно, лениво и сексуально, а потом целовал меня.

Одно было ясно наверняка: Мартин Сандеки использовал свой огромный мозг, чтобы получать громадную прибыль.

Между тем, я работала над своей курсовой работой в перерывах между разговорами с Мартином. Он рассказывал мне о своем видении телекоммуникаций, и что спутники играли бы важную роль.

Наука не была моей страстью, тогда как музыка действительно была, но мне было интересно говорить на научные темы. Он рассказал мне о своем семнадцатилетии — СЕМНАДЦАТИЛЕТИИ!!! — какие патенты он тогда получил. Хотя, когда я спросила его, использовал ли он деньги от своих изобретений как первый взнос к своим шестидесяти миллионам для венчурного капитала, он рассмеялся.

"Изобретать было весело", объяснил он. Это было его хобби, но ни одно из изобретений никогда не приносило достаточно денег.

Когда я спросила его о том, как он определял, достаточно ли было денег, он мрачно ответил:

— Достаточно будет, когда превысит в три раза то, что мой отец заработал за все время.

В виду того, что его отец был миллиардером, этот ответ прозвучал высокомерно и неестественно. Зарабатывать достаточно денег было словно одержимостью и противоречило счастью.

Я не высказала свое мнение.

К середине дня на лодку обрушился проливной дождь; я привыкла к его пристальным взглядам, но, к сожалению, пора было возвращаться.

Мы не собирались возвращаться в большой дом, мы поехали в коттедж на противоположной стороне острова, где Сэм и Эрик были со среды. Надеюсь, она не слишком рассердилась на меня за отсутствие средства связи...

Я чувствовала себя виноватой, плохой подругой.

Сейчас Мартин сидел в капитанском кресле, везя нас обратно, и я пыталась поймать его на чем-то постыдном, устроив ему блиц-опрос.

— Любимый фильм?

— Уолл-Стрит.