— Если тебе не нравится, как я обращаюсь с тобой, почему ты позволяешь мне тебя целовать?

— Удобный случай и страсть.

Гхм... это прозвучало язвительно.

Он вздрогнул, словно я ударила его, и отвел взгляд. Из-за его реакции у меня заболело сердце, поэтому я сделала гигантский вздох сожаления.

Слова вырвались сами собой.

— Это не правда. Извини. Мне не стоило этого говорить. Правда...

Он поднял взгляд, и его неприкрытые эмоции заставили меня забыть все. Забыть об осторожности. Совершенно не думая о том, что собиралась сделать, я выдала ему всю горькую правду.

— Ты умный — это факт, у тебя бывают проблески гениальности, что огромная перемена для меня, ты веселый и очаровательный, когда захочешь этого. Со мной ты добрый и уважительный. А еще ты отлично целуешься. Сначала я думала, что это из-за отсутствия у меня опыта, но теперь понимаю, что ты действительно отлично целуешься. Мне нравится целоваться с тобой. Мне нравится, как это ощущается. Я люблю, когда ты прикасаешься ко мне. Но то, что ощущается хорошо, не всегда хорошо для меня, и я не готова оставаться с кем-то, кто иногда обращается со мной хорошо. Лучше я буду одна.

В конце моей незапланированной речи онемение вернулось вновь. Я всматривалась в него, надеясь, что он понял бы, насколько мы были несовместимы, и потянулась за книгой. Все это время я пыталась подавить румянец унижения.

— А теперь, извини меня, Портос такой очаровательный, я хотела бы дочитать эту главу прежде, чем мы уедем.

Мартин переводил взгляд с меня на книгу. Прежде чем я поняла, что происходило, он вырвал книгу у меня из рук и отбросил ее. Я взвизгнула от удивления, но не смогла достать книгу, поскольку он шагнул вперед, заполняя собой все пространство. Он схватил меня за талию, притянув ближе к себе, так, что он оказался у меня между ног, а моя грудь напротив него.

Мой разум, может, и был в шоке, но трусики точно нет. Я резко вдохнула от этого контакта, все скручивалось и затягивалось, словно готовясь к его прикосновениям.

Он долго смотрел на меня, за это время — стыдно признаться — мой пульс подскочил, а тело отреагировало, еще больше прижавшись к нему. Когда он прошептал, его голос был раздраженным и враждебным.

— Послушай меня, одну, блядь, секунду, хорошо?

Я тоже прошептала, но только потому, что он шептал:

— Только если ты перестанешь использовать это слово на букву «Б», словно тебя платят за то, что ты говоришь это.

— Я, блядь, буду говорить те слова, блядь, которые хочу, блядь, говорить, — прошептал он в ответ.

Я покачала головой и сказала, словно обращаясь к другой стиральной машине и паре сушилок вдоль стены.

— И опять же это подтверждает мою точку зрения: ты придурок.

— Кэйтлин, мне это надоело.

— Взаимно, придурок.

— Особенно, когда ты права.

— Ну, ты можешь...— Я замолчала, заморгав от его шокирующих слов. — Постой, что?

Он осматривал мое лицо, пока говорил это, и его тело немного расслабилось. Краем глаза я заметила, как он скользнул рукой вдоль завязок моего бикини, к обнаженной спине.

— Извини, — он опять говорил этим раздражающим шепотом.

Я прищурилась, всматриваясь в него, словно ища обман. Помимо этого я пыталась игнорировать волну мурашек по коже там, где его ладони соприкасались с моей спиной, и порхающих бабочек в животе.

Красивый, как дьявол, мужчина мог стать самым мощным оружием.

Секунды тикали,пока мы неотрывно смотрели друг на друга. Я задумалась,выглядела ли я также враждебно, как и он.

Я ответила:

— Ты знаешь, за что извиняешься?

— Да, — опять ворчание.

— И за что же?

— За то, что я бросил тебя, когда мы пришли сюда. Я должен был быть рядом с тобой и не позволять Даниэль приближаться ко мне, не тогда, когда мы вместе.

Мой мозг запнулся на слове вместе, и я в замешательстве нахмурилась от такого точного списка.

— Эти внезапные извинения как чудо.

Он стиснул зубы.

— Ты серьезно собираешься отчитывать меня за извинения?

Я покачала головой.

— Нет. Нет. Я принимаю твои извинения. Спасибо.

Его глаза метались между моими, в итоге опустившись на мои губы.

— Теперь твоя очередь.

— Моя очередь?

— Твоя очередь извинится.

Мои брови подскочили на дюйм вверх.

— За что я должна извиниться?

— За то, что всегда думаешь, что я мудак.

Настала моя очередь пялиться на него, пока он молчал, приближая подбородок ко мне, наши рты оказались всего в нескольких дюймах друг от друга.

— Я не оставлю тебя, потому что я пытался быть придурком. Хотел дать тебе пространство. Думал, если я немного отступлю, а потом найду тебя... чтобы ты поняла, что я доверяю тебе. Я не знаю, как быть рядом с тобой, не будучи при этом собственником, потому что каждый раз, когда парни смотрят на тебя, я хочу поотрывать им головы. До этого я никогда не ходил на вечеринки с кем-то. Я не знаю этих ваших девчачьих правил. Это в новинку для меня. Я не целовал Даниэль. Она поцеловала меня, а я оттолкнул ее, а ты, по-видимому, уже ушла, когда несколько секунд спустя я сказал ей, что не заинтересован.

Мой рот открылся и снова закрылся. Я была в шоке. Его слова шокировали меня.

Он еще не закончил.

— Ты пообещала мне, что дашь этому шанс. Но ты уже составила обо мне свое мнение. Сидеть здесь, избегать меня — это не попытка. Увидеть, что другая девчонка целует меня, и уйти— это не попытка. Ожидать только худшего от меня — это не попытка. Либо ты делаешь это по-настоящему, либо отказывайся от своих обещаний. Но не сваливай все на меня. Я тебе не чертов ясновидящий.

Я пробормотала, ошеломленная:

— Хорошо, извини. Извини, что ожидаю от тебя худшего. Мне не следовало этого делать.

— Извинения приняты. Теперь поцелуй меня.

Я уклонилась от его губ, упираясь ладонями в его грудь.

— Постой, подожди минутку. Я не знаю. Что ты хочешь от меня? Мне пойти и вырвать этой девчонке волосы?

— Да, — заявил он решительно, вместе с этим кивая головой и опустив взгляд к моей груди. Маленькие треугольнички едва прикрывали грудь; я чувствовала себя так, словно на мне были декоративные накладки на соски с ниточками. Казалось, Мартин любит и ненавидит мое бикини, потому что он издал расстроенный, разочарованный звук и поднял на меня взгляд. — Да, если это имеет для тебя значение.

— Мартин... Я... — Я покачала головой, затрудняясь найти правильные слова. Они закрылись в шкафчиках в моем мозгу, маленькие негодяи.

Наконец я справилась:

— Мне не нравится это. Я не вступаю в гонку, которую мне не выиграть.

Его руки двигались по моей спине, большим пальцем вырисовывая кружочки на моих ребрах, щекоча меня, прикасаясь ко мне, чувствуя меня.

— Тебе определенно стоило побороться с ней. Она плохой борец. Она предпочитает правую сторону.

Я рассмеялась, поскольку то, что он сказал, было нелепо и смешно, и с облегчением увидела, что даже после нашего грубого обмена любезностями, он пытался снять напряжение юмором.

— Это не то, что я имела в виду. Я смогла бы ее вырубить. Она же днями ничего не ест, бедняжка.

— Тогда, что ты имела в виду? Потому что ты единственная лодка в этой регате.

Я покачала головой, чувствуя себя одновременно слабой и сильной, и всем, что между.

— Я не знаю, как это делается. Я из девушек, которые изящно выглядят, не из тех, кто дерется за парня на вечеринке. Не тогда, когда моя конкурентка супермодель.

Взгляд Мартина был серьезный и строгий, а его палец замер на моей коже.

— Если бы мне нужна была супермодель, я бы не был здесь с тобой.

Я сморщилась от этих слов. С одной стороны, это звучало как комплимент, но с другой — как оскорбление. У меня не было никаких иллюзий насчёт моей внешности, но для моих ушей его заявление звучало как, если бы он хотел кого-то красивого, то он бы не был со мной. Я знала, что неправильно и несправедливо искажать его слова, поэтому выбросила это испорченное толкование в помойку, где ему и место... Но моё сердце замерло.

Он зарычал и закатил глаза.

— Это не... вышло неправильно. Я имею в виду, да, конечно, я хочу быть с кем-то красивым.

Но ты гораздо больше, чем это. Зачем мне ялик для гонки с восемью людьми? Незачем.

— Алик?

— Ялик. Лодка с одним гребцом и двумя вёслами. Гоночная лодка с восемью людьми всегда побеждает ялик.

Я покосилась на него и коротко кивнула, зажала губы между зубами, стараясь не смеяться над его мужественной гребной аналогией. Я дала ему знать, что поняла суть его слов и не собиралась держать его в заложниках этого разговора.

Он продолжил:

— Но мне нужно, чтобы ты сражалась, а не изящно уходила от проблемы. Когда ты хочешь что-то, ты сражаешься за это.

Я опустила взгляд к его шее, глядя на то, как он глотнул. Я глубоко вздохнула, не зная, как поступить и что сказать. Не так я представляла себе наш разговор.

— Посмотри на меня, — потребовал он, и я послушалась.

— Когда ты чего-то хочешь, то должна бороться за это, — повторял он, усиливая давление рук на моем теле, тем самым показывая мне, что хотел меня, что боролся бы за меня.

Потом он спросил:

— Ты хочешь меня?

Я потрясенно уставилась на него, в уме я уже сформулировала свой ответ, но медлила. Я чувствовала, что если бы призналась Мартину в том, как хотела его, это дало бы ему власть надо мной, а я была не готова уступать.

Должно быть, он заметил мою борьбу с самой собой, потому что прежде, чем я смогла что-то сказать, он предложил:

— Тебе не обязательно отвечать прямо сейчас. Скажешь, когда будешь готова, хорошо?

Я кивнула, прерывисто вздыхая.

— Мартин...

— Шшш, просто... просто послушай меня. — Он облизал губы, его рот был всего в нескольких дюймах от меня. Его глаза сказали мне, что он был заинтересован во мне, а язык его тела показал мне, что он говорил правду. Может, я и не была газелью, но его тело хотело меня.

В итоге он продолжил соблазнительным шепотом:

— Возможно, ты права. Может, я не знаю, как обращаться с людьми. Но я правда думаю, то что сказал... твою мать, я хочу тебя. Ты мне нравишься. Я весь твой. Я не лжец, я делаю все от меня зависящее. Пойди мне навстречу.

Я кивнула, больше не чувствуя онемения.

Я поняла о его намерениях по глазам, прежде чем он переместился, и я замерла в предвкушении. Он скользнул рукой по моим ребрам до самой шеи и потянул за веревочку, удерживающую мой топ. Он отклонился всего на дюйм в сторону, тут же осуществив задуманное, и маленькие треугольнички упали, обнажая меня.

— Мне нужно прикоснуться к тебе, — сказал он, прежде чем прикоснулся ко мне, поглаживая, массируя.

Я вздохнула, выгнув спину, полностью предлагая себя его мозолистым рукам.

— Мне нужно, чтобы ты прикоснулся ко мне, — прошептала я, задыхаясь. Пальцами он потянул за сосок, посылая жидкий огонь прямо к моему центру.

Наклонив голову, он укусил меня за шею, после чего осторожно поцеловал укусы, оставленные им вчера.

— Мне нравится это. Мне нравится видеть мои отметины на тебе.

Костяшками пальцев он задевал жесткие пики. Я пыталась сильнее прижаться к нему, я нуждалась в его поглаживаниях, не легких, сводящих с ума, и дразнящих руках.

Он проник языком в мое ухо, отчего я задрожала, пока его горячее дыхание не опалило мою щеку и шею.

— Я хочу попробовать тебя.

Словно вспышка, изображения мысли промелькнули у меня в голове, заставив меня застонать. Мартин встал на колени, опустив рот на мой центр, полизывая, потягивая, посасывая, будто дегустируя, пока я полулежала на стиральной машинке, его глаза не отрывались от меня. Темная, сошедшая с ума от удовольствия часть меня была одержима этой фантазией.

— Ох, пожалуйста, да, — задыхалась я. Я потеряла всякую гордость.

Он усмехнулся. Это звучало порочно, хрипло и действительно грешно. Неудивительно, порочный и грешный Мартин Сандеки. Отчаявшись от потребностей моего тела, я прикоснулась пальцами к его груди, потом ниже, к его животу и еще ниже к материалу его купальных шорт.

Он ошеломленно вздохнул, и я почувствовала, как он стал твердым и вытянулся, когда я взяла его в руку и сжала. Ощущение его твердости и толщины привело меня в восторг. Это была жадная часть его, вызывающая всплеск силы, увеличивающая мой сексуальный импульс.

— Трахни меня, — выдохнул он с закрытыми глазами, совершая бедрами грубые и дикие движения.

— Удивлен? — спросила я. Я сама была удивлена своей смелостью.