При их приближении к воротам толпа разделилась и разошлась по обе стороны дороги. Красавица различала женщин в белых чепцах и в деревянных башмаках, мужчин в коротких кожаных куртках и сыромятных сапогах. Ее окружали румяные веселые физиономии, настолько довольные увиденным зрелищем, что от смущения у девушки замерло дыхание и она опустила глаза, глядя себе под ноги.

Когда они проходили через ворота, раздался рев трубы, множество рук потянулись к невольникам потрогать их, толкнуть или дернуть за волосы. Чьи-то пальцы, точно грубая кисть, то и дело задевали ей лицо, кто-то шлепал по бедрам. Красавица вскрикивала в отчаянии, тщетно пытаясь уворачиваться от назойливых неуемных рук, толкавших ее вперед, пока, наконец, вокруг не разразился громкий, неистовый хохот, сопровождаемый насмешливыми выкриками и гаденькими издевками.

Слезы градом катились по ее щекам, хотя Красавица их даже не замечала, с опаской озираясь вокруг. В груди и висках отчаянно пульсировала кровь. Огромную рыночную площадь окружали фасады высоких и узких деревянно-каменных строений. Невдалеке возвышалась массивная дощатая платформа с виселицей. Сотни людей высовывались из верхних окон и теснились на утлых балконах, размахивая белыми платочками, в то время как бесчисленные зеваки наводняли ведущие к площади улочки, локтями пробиваясь поближе к несчастным королевским рабам.

Их затолкали в небольшой загон возле платформы, от которого вверх, к дощатому помосту, вела шаткая деревянная лесенка. Чуть поодаль громоздилась виселица со свисающим с нее длинным кожаным шнуром. Возле самой виселицы стоял, в ожидании сложив руки, мужчина. Когда наконец заперли дверцу загона, вновь раздался звук трубы. Толпа мигом окружила их тесный закуток, где не было ни малейшего пространства, чтобы как-то отделиться от веселящихся простолюдинов. Несчастные сбились в плотную кучку, но до них все равно дотягивались руки горожан. Красавицу то и дело щипали за ягодицы и дергали за волосы.

Девушка кое-как протолкнулась в середину и попыталась отыскать глазами Тристана — но увидела его лишь в тот момент, когда принца грубо вытолкнули к деревянным ступеням.

«Нет, надо, чтобы меня продали вместе с ним», — подумала она и рванулась было к лесенке, однако стражник бесцеремонно пихнул ее обратно в закуток, а толпа радостно взревела и загикала.

Рыженькая принцесса, что расплакалась еще по пути сюда, теперь и вовсе ревела безутешно, и Красавица прижала ее к себе, чтобы как-то укрыть от нахальных рук и успокоить. У этой принцессы была восхитительная высокая грудь с очень крупными розовыми сосками; рыжие пряди волос, точно ручейки, сбегали по ее заплаканному личику.

Глашатай тем временем что-то произнес, и толпа вновь взревела и заулюлюкала.

— Не бойся, — шепнула рыжей Красавица. — Все будет почти что как в замке. Нас будут так же наказывать и заставлять повиноваться.

— Нет, как в замке тут не будет, — тихо возразила принцесса, стараясь не выдать себя движениями губ. — Всегда считала себя ужасной бунтаркой, упрямой и решительной…

Труба третий раз высоко взревела, издав пронзительную трель, тут же на площади повисла тишина, и громкий голос торжественно возвестил:

— Весенний аукцион объявляется открытым!

Вокруг поднялись шум, болтовня, все заглушающее многоголосье, в котором Красавица уже не слышала собственного дыхания. И то, как от частых вздохов и испуганного биения сердца вибрировала ее же собственная грудь, потрясло девушку. Быстро оглядевшись, она увидела, как десятки глаз ее внимательно осматривают, изучая и оценивая ее обнаженные прелести, и десятки ухмыляющихся ртов ее обсуждают.

Между тем стражники третировали опальных принцев. Тех, у кого гениталии уже приняли состояние готовности, надзиратели легонько постегивали кожаными ремешками по пенису и похлопывали ладонями по качающейся мошонке, тех же, у кого все еще было в упадке, нещадно охаживали хлыстом по заду. Тристан стоял спиной к Красавице — она видела его стройные мускулистые ноги и крепкие ягодицы, дрогнувшие, когда стражник, раздразнивая его, грубо постукал хлыстом между ног. Теперь она ужасно жалела об их недавней запретной близости: если он не сможет немедленно принять готовность, виновата в том будет именно она.

И вновь по площади разнесся могучий голос глашатая:

— Всем жителям городка знакомы правила проведения аукциона! Этих ослушавшихся рабов Ее королевское величество милостиво приговорило к наказанию тяжким трудом, и ныне они будут распроданы за наибольшую предложенную цену на срок не менее трех месяцев и станут служить новым своим господам так, как те сочтут для себя нужным. Эти непослушные негодники станут у них безгласными слугами, и всякий раз, когда новый господин или госпожа того захочет, их будут доставлять к Позорищной площади, где они будут потешать толпу к собственному же исправлению.

Стражник отошел от Тристана, игриво стегнув того напоследок и что-то сказав принцу на ухо.

— На вас возлагается обязанность заставлять этих рабов работать, — продолжал вещать с платформы глашатай, — наказывать их, не терпеть ни малейшего неповиновения и не позволять им ни малейших речей. Любой хозяин или хозяйка может в любой момент продать своего невольника другому жителю городка за любую угодную ему сумму.

Рыженькая принцесса нагой грудью крепко прижалась к Красавице, и она наклонилась поцеловать бедняжку в шею. Бедром она почувствовала упругие кудряшки у той на лобке, ощутила влажный жар ее близкого лона.

— Не плачь, — вновь шепнула она рыжей.

— Когда мы вернемся, я буду безупречно слушаться! — призналась та и вновь зашлась рыданиями.

— Что же толкнуло тебя к неповиновению? — спросила ее на ухо Красавица.

— Сама не знаю, — всхлипнула девушка, подняв на нее большие голубые глаза. — Хотела посмотреть, что из этого выйдет. — И она снова жалобно заплакала.

— Следует помнить, — разносилось тем временем с возвышения, — что всякий раз, наказывая одного из этих недостойных рабов, вы исполняете волю Ее королевского величества. Именно Ее величество движет вашей рукой, когда вы бьете этих негодяев, и говорит вашими устами, когда вы их браните! Раз в неделю невольников следует обязательно доставлять в городские конюшни для омовений и ухода. Рабы должны быть накормлены, им необходимо давать время для сна. На теле у них неизменно должны быть видны следы порки. Дерзость и бунтарство должны пресекаться на корню.

Снова взвыла труба, в воздухе замелькали белые платочки, и сотни рук, вздымаясь одни над другими, беспорядочно захлопали глашатаю.

Внезапно рыжеволосая принцесса резко вскрикнула: какой-то молодой человек, прижавшись к ограждению, ухватил ее за бедра и притянул к себе. Стражник добродушно отчитал его за выходку, велев отпустить девчонку, но тот все же успел скользнуть ладонью по ее влажной промежности.

Тристана тем временем уже препроводили на деревянный помост. Голова его была высоко поднята, руки, как и прежде, сомкнуты за шеей, и своим видом он являл достоинство несмотря на то, что хлыст звучно отплясывал на крепких ягодицах принца, пока он поднимался по скрипучим ступеням.

Только теперь Красавица увидела под самой виселицей и ее кожаными петлями чуть выступающий из платформы поворотный круг. Туда-то и толкнул Тристана высокий сухопарый мужчина в ярко-зеленом бархатном камзоле. Грубыми пинками он раздвинул принцу ноги пошире — будто тому нельзя было велеть это сделать простой командой!

«С ним обращаются, точно с животным», — возмутилась, глядя на это, Красавица.

Отступив назад, высокий распорядитель аукциона заработал ножной педалью, приводящей в действие поворотный круг, и Тристан довольно быстро на нем завертелся. Красавица лишь мельком ловила его раскрасневшееся лицо, золотистые волосы, полуприкрытые веками синие глаза. На груди и животе у него поблескивали капли пота. Член его, как и добивались того стражники, был большим и крепким, ноги слегка дрожали от напряжения, будучи расставлены чересчур широко.

При виде его в Красавице опять забурлило желание, и, чувствуя бесконечную жалость к принцу, она в то же время ощущала, как ее лоно вновь набухает и пульсирует.

И тут девушку охватил жуткий страх: «Меня не могут так выставить одну перед этим сбродом. Меня не могут так вот продавать с молотка. Я не смогу так…» Но сколько раз, еще в бытность в замке, она твердила себе подобное…

Громкий взрыв смеха на одном из ближайших балконов застал ее врасплох, вырвав из тягостных мыслей. Народ вокруг переговаривался, кто-то друг с другом о чем-то спорил, а деревянный диск с принцем все вращался и вращался, и от быстрого кружения белокурые пряди соскользнули с шеи Тристана, отчего он стал казаться еще более нагим и уязвимым.

— Необычайно сильный и здоровый принц! — выкрикнул распорядитель торга, и его голос, куда более густой и громкий, нежели у глашатая, перекрыл гул толпы. — Длинноногий, с крепким телосложением! Безусловно, пригоден для домашнего труда, особенно же хорош для полевых работ и, разумеется, в конюшнях.

Красавица поморщилась.

В руке у распорядителя имелся инструмент с длинной, тонкой и гибкой полосой кожи на конце, куда более жесткой и упругой, чем обычный хлыст или ремень, и, когда Тристан вновь оказался лицом к загону с невольниками, мужчина шлепнул им по пенису принца:

— Могучий, отзывчивый член, способный на весьма выдающиеся заслуги! Притом чрезвычайно выносливый!

Площадь взорвалась смешками. Распорядитель между тем протянул руку и, ухватив Тристана за волосы, резко согнул его в поясе и в такой позе провернул на диске еще на один оборот.

— Восхитительная задница! — послышался густой голос распорядителя, неотвратимо сопровождаемый резкими щелчками кожаного хлыста, оставлявшего на теле Тристана красноватые полосы. — Мягкая, упругая! — отметил продавец, потыкав пальцем в ягодицы принца. Затем взялся ладонью за его лицо и поднял повыше: — И спокойный, выдержанный нрав, жаждущий смирения! Каковым ему и следует быть!

Снова звучный щелчок и радостный гогот толпы.

«Каково ему сейчас? — подумала Красавица. — Я бы такого не вынесла».

Человек в зеленом камзоле снова сцапал Тристана за голову, наклонив его пониже, и взял в руку черный кожаный фаллос, свисавший у него с пояса на цепочке. И не успела девушка понять, что тот собирается делать, распорядитель резко впихнул его в анус Тристану, вызвав еще больше одобрительных возгласов и улюлюканья со всех уголков рыночной площади, в то время как сам принц так и стоял согнувшись, с неподвижным лицом.

— Что-нибудь еще о нем сказать? — оглядел толпу распорядитель, вытянув фаллос. — Или начнем уже торг?

Тут же со всех сторон заголосили, перекрикивая друг друга и раз за разом называя все большую цену. Сидевшая на ближнем балкончике женщина в платье с богатым бархатным лифом — явно жена лавочника — подскочила на ноги и попыталась перебить торг.

«Какие же они все тут состоятельные, — удивилась Красавица, — и ткачи, и красильщики, и серебряных дел мастера, делающие украшения для самой королевы. И у каждого есть деньги, чтобы кого-то из нас купить!»

Даже жуткого вида женщина с красными руками и в заляпанном чепце выкрикнула свою цену от дверей мясницкой лавки, но ее быстро «задвинули» конкуренты.

Поворотный диск с принцем медленно, безостановочно вращался, распорядитель подбивал торгующихся назначить наивысшую, окончательную цену невольнику. Тонким, обтянутым черной кожей длинным жезлом, который он вытянул из ножен, точно меч, продавец так и эдак охаживал Тристана по ягодицам, тыкал ему в анус, сам же принц стоял, словно смирившись с унижением, лишь пунцово пылающие щеки выдавали его страдание.

Неожиданно с дальнего края рыночной площади чей-то громкий голос назначил цену, намного превышавшую самые большие ставки за Тристана. По толпе пробежал глухой ропот. Красавица приподнялась на цыпочки, чтобы получше видеть происходящее. К самой платформе подступил мужчина, и сквозь мешающие обзору подмости принцесса разглядела незнакомца с совершенно белыми седыми волосами (хотя он и не был настолько стар для такой глубокой седины), которые красиво, с каким-то особенным очарованием обрамляли его правильное и бесстрастное лицо.

— Итак, этого молодого крепкого жеребца желает приобрести королевский летописец! — возвестил распорядитель торгов. — Кто-нибудь готов предложить за него более высокую цену? Кто даст больше за этого великолепного принца? Ну же, смелее…

Кто-то попытался перебить цену, но летописец тут же своим удивительно тихим голосом озвучил новую, гораздо большую сумму, явно намереваясь оттереть своих соперников.

— Продано! — выкрикнул наконец распорядитель. — Принц продан Николасу, королевскому летописцу и главному городскому историку Ее величества за наивысшую предложенную сумму в двадцать пять золотых монет!