Как же ей хотелось вернуть то время и заболеть после не удавшегося побега! Почему она не слегла тогда с сильнейшей простудой, что удержало бы ее в постели и не дало возможности Джин приблизиться? Если бы она была больна вместо Яна! Даже представила, как бы она радовалась этому.

Ночью она просыпалась от снов: она тонула, и вокруг, в огромном пространстве, не было никого, кто мог бы ее спасти, потом явилась Джин, которая пронеслась на моторной лодке мимо, ее рассерженное лицо, кроме радости отмщения, не выражало ничего более, несмотря на мольбу Дианы о помощи, она пронеслась мимо, и Диана осталась одна.

Она проснулась и обнаружила, что руки и лоб влажные от пота, прошло много времени, прежде чем она опять смогла уснуть. На этот раз ей снилось, что Ян держал ее на руках, и она проснулась оттого, что говорила вслух: «Я люблю тебя! Ты разве не понимаешь? Я люблю тебя!»

Утром она проснулась с сильной головной болью и темными кругами под глазами. Доктор приехал в полдень и тут же сказал ей, что выпишет лекарство, если она не будет на следующий день выглядеть лучше. Но когда он спустился вниз после посещения Яна, прежде чем она успела задать постоянный вопрос о том, как здоровье Яна, он произнес:

— Я придумал для вас лекарство получше. Если хотите, вы сможете повидать больного, но всего пару минут.

Диана покраснела и с бьющимся сердцем пошла за ним наверх.

— Мы ему еще не говорили, что вы здесь, — сказал доктор. — Мы подумали, что, может быть, он будет волноваться о том, что вы здесь одна. Я не хочу сказать, что я вправе устраивать ему подобные сюрпризы, но беру на себя этот риск, боюсь, у меня будут два пациента вместо одного.

В предвкушении встречи Диана ничего ему не ответила. Сестра Вильямс бесшумно повернула ручку двери, и они вошли в комнату.

Жалюзи были полуприкрыты, но в комнате не было темно. Ян лежал на кровати с закрытыми глазами. Он показался Диане настолько бледным, что у нее сжалось сердце. Его левая рука была перевязана, лоб забинтован.

Она робко подошла поближе к кровати. Что же он скажет, увидев ее? Даже доктор не знал о том, как они расстались. Иначе он не разрешил бы ей войти. Она боялась расстроить Яна, но не могла отказаться от того, чтобы его увидеть, она так давно ожидала этого момента. Доктор стоял рядом, и она слышала, как он очень мягко проговорил:

— Ян, мальчик мой, тут к тебе посетитель.

— Ради всего святого, не пускайте вы соболезнующих, — произнес Ян. Голос был слабым и тихим, он с трудом произносил слова, но он попытался улыбнуться собственному замечанию.

— Ну, я бы не назвал это соболезнованием, — ответил доктор. — Она ждала достаточно терпеливо, чтобы увидеть тебя.

Ян медленно открыл глаза и устремил свой взор на Диану. Он вздрогнул и, казалось, оцепенел.

— Вы! — произнес он слабо.

Доктор отодвинулся в сторону при его последнем замечании, чтобы пропустить Диану поближе. Он тактично отошел к туалетному столику, поинтересоваться графиком температуры, который стоял, прислоненный к зеркалу.

— Вы почему здесь? — проговорил Ян, и Диана растерялась. Его вид настолько подействовал на нее, что она сама этого не ожидала.

Он выглядел настолько больным, так отличался от того сильного мужчины, к которому она привыкла, что она почувствовала, что задыхается. Она сжала руки, стараясь сдержать свои чувства, которые переполняли ее.

— Я вернулась… — наконец произнесла она с трудом.

— Вы должны уехать, — перебил ее Ян. — Вы слышите меня? Вы сейчас же должны уехать.

Его голос звучал слишком громко, и, услышав это, доктор поскорее поспешил через комнату.

— Тихо, тихо! — проговорил он, нащупывая у него пульс. — Вы не должны волноваться.

— Она должна уехать, — повторил Ян. — Вы слышите? Она должна уехать отсюда домой.

— Тихо, успокойтесь!

Ян был явно растерян. Он пытался приподнять голову с подушки. Диана стояла, словно окаменев, она не смогла удержать слез, которые застилали ей глаза.

Она выбежала из комнаты, чуть не сбив сестру Вильямс, которая стояла в дверях, встревоженная голосом Яна. Она бежала, не видя ничего вокруг, по коридору в свою комнату, и слышала в отдалении любимый голос, выкрикивающий:

— Она должна уехать… должна уехать сейчас же!

Глава 22

Доктор все подготовил к отъезду Дианы на следующий день. Она была так расстроена, что совершенно не могла сделать что-либо сама.

Она не хотела уезжать из замка, но не могла настаивать на том, чтобы остаться, доктору и обеим сиделкам были известны возражения Яна. До самого последнего момента она надеялась, что он позовет, а оказавшись с ним наедине, она сможет его убедить разрешить подождать его выздоровления.

Когда доктор наконец пришел, чтобы проводить ее в своей моторной лодке до Торвиша, она сказала:

— Я не хочу уезжать, ужасно не хочу уезжать. Не могли бы вы попросить Яна?..

— Я уже просил, — перебил он ее, и она поняла, что ее последняя надежда улетучилась.

— До свидания, — сказала она, грустно улыбнувшись, когда поезд прогромыхал, въезжая на станцию, — и спасибо вам, что вы были так добры ко мне.

— Да сохранит вас Бог, голубушка, — ответил он, держа ее руку в своих руках, — и помните, что ошибки можно исправить, но для этого требуются терпение и выдержка.

— Я буду об этом помнить, — пообещала Диана и, поддавшись порыву, поцеловала его.

— Ну, ну, милочка! — сказал он, помогая ей войти в вагон. А потом стоял и махал рукой до тех пор, пока поезд не увез ее.

Даже когда поезд наконец исчез, он продолжал стоять какое-то время, погруженный в глубокие раздумия, потом медленно ушел.

Промелькнувший замок заставил Диану почувствовать, что часть ее осталась там. Даже если Ян забудет о ней, если она никогда не вернется на Ронсу, она знала, что никогда больше не будет тем человеком, которого тайно увезли на самолете около месяца тому назад.

Она не знала, как провести те четыре недели, которые остались до возвращения ее родителей из Америки. Она была полностью предоставлена самой себе, и не было ничего, что бы ее удерживало от поездки куда-нибудь. Однако сейчас свобода не привлекала ее. Она чувствовала себя слишком уставшей и утомленной от жизни, которую она ведет, от ее веселых друзей, она перебрала более рассудительных из них и почувствовала, что не сможет выносить знаки внимания, которые они будут оказывать ей, при малейшем намеке на желаемые спокойствие и отдых.

Она знала, что ее репутация веселого человека позволит им приписать подобное желание неудачному роману.

Однако приехав на Гросвенор Сквер, Диана узнала о том, что Элен серьезно больна, она простудилась, у нее острый ревматизм. Будучи очень старой и болея уже много лет, Элен не имела сил бороться с болезнью, и доктор честно сказал Диане, что нет надежды на то, что можно спасти ей жизнь.

Ничто не могло расстроить Диану так сильно, как мысль о потере Элен, она только сейчас поняла, когда было уже поздно, как мало она давала взамен на самоотверженную двадцатипятилетнюю привязанность к ней Элен. Диана не могла вспомнить такого времени или момента в своей жизни, когда бы не было Элен, чтобы утешить ее или помочь.

Она вспомнила, как любила ее, будучи ребенком. Леди Стэнлиэр, как большинство мам, появлялась в детской пару раз в день, Элен всегда была здесь, готовая помочь ей, неуверенно шагающей, а позже и участвовать в формировании ее характера, сделать все, что было в ее силах.

Наверное, было бы лучше, если бы она не так сильно любила Диану. Разумеется, она ее избаловала, но Элен любила ее по-матерински, она была бы идеальной матерью, если бы приняла предложения выйти замуж, которые ей делали.

Но она перестала думать о себе, как только стала заботиться о Диане, которая очень привязалась к Элен.

Леди Стэнлиэр даже немного ревновала к Элен, зная, как привязан ребенок к няне. Однако Элен была настолько надежна, что можно было только благодарить судьбу за то, что ее дочь была под хорошим присмотром.

Теперь Элен лежала хрупкая и истощенная, не в состоянии кого-то обслуживать, но все равно с мыслями о Диане.

Доктора проследили за тем, чтобы последние часы жизни не были болезненными, и Диане было разрешено пройти к ней, как только она приехала. В ее глазах были слезы, когда она наклонилась над старушкой.

— Ты несчастна, моя голубка, — прошептала Элен очень слабым голосом.

— Я не перенесу твоих страданий, Элен, — ответила Диана.

Элен была мудрой женщиной, она посмотрела на Диану, зная все ее чувства.

— Это не только я, — сказала она. — Это и что-то еще.

Диана не могла ее обманывать, более того, она знала, что это бесполезно. Даже если никто не догадывался, Элен всегда знала обо всем, что происходит с Дианой.

— Да, Элен, — призналась она, — но не беспокойся об этом, дорогая.

— Скажи мне, кто это? — спросила Элен.

— Я не хочу тебя сейчас расстраивать, — проговорила она, но Элен невозможно было переубедить.

— У меня не много осталось времени, — произнесла она, — и я хочу знать все, прежде чем умру… Ну, ну, голубушка, — добавила она, когда Диана вдруг всхлипнула. — Не нужно огорчаться. Мы все там будем рано или поздно.

Диана с трудом сдерживала рыдания. Она знала, что расстроит Элен, если не будет себя сдерживать.

— Кто это? — опять повторила Элен, и Диана, помня совет сиделки: «Вы можете с ней разговаривать, но должны постараться, чтобы она сама много не говорила», — подумала, что будет лучше, если она не станет уклоняться от прямого ответа.

— Это — Ян Кастэрс, — проговорила она, и его имя вызвало боль у нее в сердце.

— Ты любишь его, голубушка?

Элен посмотрела на нее, зная ответ прежде, чем Диана кивнула утвердительно.

— Он единственный из всех, кто достоин тебя, — сказала она. — Все будет хорошо, дорогая, не волнуйся. Он любит тебя… Я знала об этом, когда впервые увидела его, а Элен обмануть очень трудно. Он достоин тебя, — повторила она шепотом и закрыла глаза. Усилия, которые она тратила на разговор, были для нее слишком велики.

Долгое время она лежала так, а Диана сидела рядом с ней. Потом она опять открыла глаза.

— Моя Диана! — произнесла она, говоря как будто сама с собой… — Он прекрасный человек… Мне бы так хотелось увидеть ваших детей.

Она вздохнула и, казалось, заснула. На лице у нее была улыбка весь день, пока Диана сидела рядом с ней в затемненной комнате.

Сиделка попыталась сменить ее, но Диана отказалась, зная, как мало времени отпущено Элен, и ей не хотелось упускать и малую толику.

Как много часов, подумала она, провела Элен над ее колыбелькой, кроваткой, и потом, когда она стала постарше. Не проходило и ночи, чтобы Элен не вставала два или три раза и на цыпочках не приходила к ней в комнату, чтобы посмотреть, все ли в порядке.

Позже, когда Элен уже стала инвалидом, было сложно проследить за тем, чтобы для Дианы все делали как надо. В своей комнате наверху она заваливала горничных вопросами, стараясь узнать, правильно ли затоплен камин, насколько открыто окно, как разложена одежда и поставлено ли молоко около кровати Дианы.

Потом она лежала без сна, если Дианы не было дома, прислушиваясь к звукам проезжающих машин, ожидая ее возвращения, к голосам снаружи, звуку закрываемой входной двери, ее шагам, поднимающимся наверх.

Было совершенно бесполезно уговаривать ее не беспокоиться. Очень часто, с горечью сейчас думала Диана, обвиняла ее в том, что она была надоедлива. Как глубоко она раскаивается теперь в этом!

Она собиралась рассказать Элен всю историю с Яном Кастэрсом, она всегда была откровенна, и Элен знала о Диане все: плохое, хорошее, доброе и злое. Все, что она делала, практически все, о чем думала, рано или поздно рассказывала Элен. Та выслушивала, сочувствуя, порой старалась помочь и посоветовать.

Диане хотелось бы, чтобы Элен услышала ее историю о Ронсе. Никому больше она не могла бы довериться. Элен могла бы ей помочь разобраться в хаосе чувств и мыслей, распутать то, с чем Диана не могла справиться. Но теперь она никогда не узнает об этом, и Диана осталась в одиночестве.

Уже темнело, когда старая женщина пришла в себя. У нее было слегка учащенное сердцебиение, вызвали сиделок. Они приподняли ее на подушках, она открыла глаза, пытаясь увидеть Диану.

— Моя деточка! — произнесла она с любовью. И потом вдруг словно унеслась в далекое прошлое, говоря с огромной нежностью, как будто спящему ребенку:

— Доброй ночи, дорогая, благослови тебя Господь.

Потом тихо вздохнула и умерла.

Последующие дни и похороны были похожи на кошмар. Диана жила как во сне. Она не могла осознать и поверить, что Элен больше не будет рядом. И только когда маленькая комната, в которой она жила последние годы, стала пустой и ее закрыли, Диана осознала потерю очень дорогого, родного человека.