Генриетта широко зевнула. Она уже собиралась встать перед Жюли, чтобы та приготовила её ко сну, когда где-то внизу раздался оглушительный грохот.

Генриетту мгновенно охватило негодование. Кто посмел нарушить её покой? Не медля ни мгновения, она ринулась из своей опочивальни. Выйдя в коридор, она торопливо последовала к лестнице. Жюли, оставив ночное платье, последовала за ней. Она едва поспевала за Генриеттой. Жюли слышала гневное бормотание Генриетты:

— Я покажу этим нерадивым олухам. Я покажу этим бездельникам…

Они достигли лестничной площадки и начали спускаться вниз. У Генриетты был весьма грозный вид, и Жюли явно опасалась за участь провинившихся. Она знала, что виновные будут наказаны. Генриетта никому ничего не прощала. Однако всё оказалось не совсем так, как представляли себе обе женщины.

Ещё издали Генриетта заметила толпу сгрудившихся слуг. Они стояли спиной к ней и лицом к входной двери, возле которой, несомненно, что-то происходило. Что именно, Генриетта не могла видеть. Спины слуг ей мешали. Она незаметно спустилась в холл и, остановившись буквально в нескольких шагах от молчаливо застывших слуг, грозным голосом спросила:

— Что здесь происходит?

Её голос заставил слуг мгновенно сдвинуться в сторону. У всех на лицах был написан явный испуг. Они смотрели то на герцогиню, то на входную дверь. Вернее, на то, что лежало перед дверью. Прежде, чем обрушиться на слуг, Генриетта проследила за их взглядами и… остолбенела.

Перед дверью лежали два существа. Один наверняка был мужчиной, если его можно было так назвать. Другое тело «несомненно» принадлежало женщине. Вернее, они уже не лежали, а пытались подняться, при этом цепляясь друг за друга. И женщина, и мужчина находились в отвратительном состоянии. От них несло спиртным за несколько лье. Об одежде этих людей вообще не приходилось говорить. Она находилась в ужасающем состоянии.

— Да что здесь происходит? — вне себя закричала Генриетта, обретая наконец речь. Она поверить не могла, что кто-то из слуг осмелился явиться в таком виде к ней в дом.

Слуги молча опустили головы.

— Мерзкое отребье, да я прикажу вас высечь!

— Высечь? Меня? — раздался грозный рык, а вслед за ним мужчина, неожиданно сделав усилие, поднялся, заодно приподняв вместе с собой и свою спутницу. Оставив её шататься на месте, он нетвёрдым шагом подошёл к Генриетте.

— Опять ты, — Луи с явной неприязнью взирал мутными глазами на Генриетту.

— Это вы…

Генриетта в себя не могла прийти. Этот граф… этот мерзкий граф… он не только не уехал, но и посмел явиться в её дом в таком виде и… с этой непотребной девкой. Генриетта почувствовала, как ярость застилает её глаза.

— Мерзкий граф. Чудовище. Грязный пьяница. Греховодник. Прелюбодей. Низкий, бесчестный человек. Вон немедленно из дворца. Сейчас же, — ярость Генриетты изливалась и пугала всех вокруг, но граф… он в ответ на слова Генриетты лишь нагло усмехался. Так, по крайней мере, показалось Генриетте.

— Мегера, — коротко выразил своё мнение Луи, — под стать своей госпоже.

Неизвестно почему, Луи принял Генриетту за служанку герцогини.

— А ну пошла прочь с моих глаз, — Луи взял её за плечо и легко оттолкнул, — и не смей больше показываться мне на глаза, — предупредил он со всей серьёзностью, на которую был способен в данную минуту.

— Да как вы смеете? — Генриетта едва не потеряла дар речи от бушевавшей в ней ненависти. Да как смеет этот грязный пьяница обращаться с ней таким образом? Никакой пощады. Никакой. Она убьёт его. Убьёт. Только так она смоет с себя оскорбление.

— Я всегда смею, — развязно ответил Луи и, махнув рукой на Генриетту, повернулся в сторону слуг. Некоторое время он всматривался в них, затем поманил пальцем Журдена. Тот, кланяясь, подошёл к нему. Луи обнял его и заговорил трогательным голосом:

— Друг мой, Журден, знаешь ли ты, какой сегодня день?

— Нет, мой господин!

— Сегодня состоялась заупокойная месса по несчастному графу де Сансеру Несчастный скончался от горя. Он скончался в тот миг, когда узрел это отвратительное существо, именуемое «герцогиней Орлеанской». Понимаешь ли ты, мой друг? После всех этих красоток, которые и сейчас мечтают заполучить меня в постель, — она. Уродливая, отвратительная, наверняка бездушная… что говорить, — Луи безнадёжно махнул рукой, а затем показал рукой на свою развязно улыбающуюся спутницу, — она более достойный кандидат на место графини де Сансер.

Генриетта поверить не могла, что её не только оскорбляют, но и сравнивают с этой непотребной девкой. Она вся покраснела от гнева и ярости, готовая обрушиться на графа в любую минуту. Однако Луи ничего не замечал, кроме собственного горя.

— Друг мой Журден, — продолжал Луи печальным голосом, — найдётся ли во дворце пара бутылочек вина? И не согласитесь ли вы опорожнить эти бутылочки в память о графе?

— Я к услугам моего господина, — кланяясь, Журден знаком показал слугам, чтобы они вывели женщину из дворца. Журден искусно занял Луи незамысловатым разговором. Пока длился этот короткий разговор, женщину вывели из дворца.

— Графа тоже выкиньте из дворца вместе с этой женщиной, — гневно приказала Генриетта, — но прежде всыпьте ему хороших ударов, чтобы никогда впредь не смел оскорблять женщин.

Луи терял хладнокровие. Это было заметно по его лицу, когда он вновь обернулся к Генриетте.

— Похоже, ты не собираешься успокаиваться?

— Я собираюсь тебя убить! — последовал ответ.

— Своим мерзким язычком?

Луи почти вплотную подошёл к Генриетте. Она храбро встретила его взгляд и с неприкрытой ненавистью в голосе начала выливать на него поток площадной брани. Луи вначале широко распахнул глаза, потом нахмурился, а в конце речи Генриетты стал просто чёрного цвета. Жюлп была в ужасе от происходящего. На всякий случай она встала рядом с Генриеттой. Она не имела понятия, как поведёт себя граф.

— В этом дворце даже умереть не дадут без оскорблений.

— Именно, — перебила его Генриетта, — в аду тебе самое место, мерзкий граф.

— Мерзкий граф? — Луи с грозным видом наступал на Генриетту, — знаешь ли ты, что никто из ныне живущих не смел произнести и одного оскорбительного слова в мой адрес…

— Они боялись тебя. А мне вот наплевать и на тебя, и на твой грозный вид, и на твои угрозы, — Генриетта упёрлась двумя руками в пояс и с явным вызовом продолжала оскорблять Луи, — ты мерзкий, похотливый, ничтожный развратник. Грязный пьяница, свинья, никому не нужное отребье. И это ты уродливый и отвратительный, — срываясь на крик, воскликнула с ненавистью Генриетта, ты…

— Достаточно, — заревел от негодования Луи, — ну всё, моё терпение исчерпалось. Я тебя научу хорошим манерам… я вырву твой мерзкий язычок.

Луи бросился на Генриетту. Генриетта вскрикнула и рванулась прочь от него, к лестнице. Луи, спотыкаясь, побежал за ней. Генриетта буквально взлетела по ступенькам наверх. Луи, последовавший за ней, не учёл своего состояния и, споткнувшись о первую ступеньку, растянулся у подножья лестницы. Услышав грохот, Генриетта резко остановилась и обернулась. Грудь её бурно вздымалась. Сердце бешено отсчитывало один удар за другим. Луи сумел по-настоящему напугать Генриетту. Даже сейчас, когда он лежал, растянувшись на полу, и не подавал признаков жизни, Генриетта опасалась его. Она с явным беспокойством поглядывала на него. Она не произнесла ни единого слова, пока слуги поднимали и уносили графа. Оставшись наедине с Жюли, Генриетта ещё некоторое время стояла на лестнице, затем торопливо направилась в свою опочивальню и заперлась.

Следующее утро стало для Луи едва ли не самым мрачным за всю его жизнь. Едва сон покинул его тело, как Луи застонал. В голове плясали тысячи маленьких бесят. Каждый из них вытанцовывал под свою мелодию. Тело одеревенело. А внутри тела Луи чувствовал мерзкий бушующий поток, готовый вырваться в любую минуту. Ему понадобилось добрых четверть часа, чтобы разомкнуть веки. Едва глаза открылись, как он почувствовал сильную резь и боль. Луи схватился руками за голову и глухо застонал.

— В себя приходит… наконец-то.

Ещё не видя говорившего, Луи понял, что голос принадлежит де Валиньи. Вслед за ним раздался другой голос, не знакомый Луи:

— Мы приготовили всё необходимое, чтобы помочь монсеньору Думаю, мы сможем в ближайшее время облегчить его страдания.

— Какой милый человек, — подумал Луи, — он заботится обо мне. Надо бы посмотреть на него. Луи сделал попытку встать, но тут же охнул и, схватившись двумя руками за голову, упал обратно на кровать. В голове возникла резкая и ужасающая боль. Луи сдавливал виски, руками пытаясь унять её.

— Друг мой, Луи, ты несомненно и полностью заслужил все свои страдания.

— Помолчи, Антуан, богом прошу. Я ещё не забыл вчерашние твои слова, — голос у Луи был глухой и хриплый. Видимо, сказывалась сухость во рту.

Де Валиньи поднялся с кресла. С того самого кресла, где он провёл всю ночь, тревожась за друга. Немного поодаль от него стоял Журден и с явным беспокойством смотрел на лежащего Луи.

Де Валиньи подмигнул Журдену:

— Уже угрожает. Следовательно, он не так плох, как мы полагали.

Луи снова застонал. Он не отнимал рук от головы и в таком положении беспокойно ворочался в постели. Журден покинул комнату. Он вернулся очень быстро в сопровождении двух служанок. Чего только не было у них в руках. Обе по знаку Журдена захлопотали над Луп. Они начали поить его непонятно пахнувшим настоем. Прикладывали какие-то примочки к голове, поправляли постель. Все эти хлопоты очень скоро принесли свой результат. Луи наконец смог сесть в постели. Ярко выраженная бледность начала уступать место лёгкому румянцу на щеках. Он уже не сжимал голову.

В глазах появилось осмысленное выражение. Не раз за это время Луи взглядом выражал признательность Журдену. Тот в ответ кивал головой, словно говоря:

— Это моя обязанность — заботиться о гостях.

Де Валиньи во время всех этих священнодействий тихонечко посмеивался, чем не раз вызывал неприязненный взгляд Луи. Но его, по всей видимости, чувства Луи по отношению к нему совершенно не волновали.

Журден выпроводил служанок из комнаты, а затем почтительно осведомился у Луи, как он себя чувствует?

— Благодарю тебя, мой друг. Лучше. Намного лучше, — чуть помедлив, признал Луп, — хотя я и далёк от нормального состояния.

Де Валиньи хмыкнул.

— Ещё бы. Ты пропустил не меньше двух бочонков вина. Странно, что ты всё ещё жив. Другой…

— Антуан, если ты не можешь помочь, хотя бы не надоедай мне своими наставлениями, — в голосе Луи послышалось раздражение, — и почему тебе не отправиться к моему дядюшке в Париж? Вы удивительно похожи с ним и можете составить чудесную пару.

— Когда-нибудь я, возможно, воспользуюсь твоим советом. А пока я намерен со всей серьёзностью обсудить твоё поведение. Я считаю его совершенно недопустимым. Ты гость в этом доме, не забывай этого, Луп. У себя в доме ты вправе себя вести как того пожелаешь, но здесь… ты должен придерживаться общепринятых норм поведения. И по меньшей мере оказывать уважение дому, в котором находишься.

Де Валиньи, произнося эту речь, выглядел совершенно серьёзным, что немного удивило Луи. Он не совсем ясно представлял себе, что подразумевает его друг под словами «недопустимое поведение».

— И что же не так в моём поведении? — поинтересовался Луи.

— Ты ещё спрашиваешь? — поразился де Валиньи.

— Луи, я никогда не знал тебя таким. Как можно было опуститься до этой женщины? До всего этого сброда, который ты называл своими друзьями?

— Женщина? У меня с ней ничего не было, — в голосе Луи прозвучала неуверенность. Было заметно, что он сомневается в своих словах. — Во всяком случае, всё, что я помню… — Луи почесал затылок, пытаясь восстановить вчерашние события, и тут же признался:

— Честно говоря, я не помню, Антуан. Но, в самом деле, глупо думать, что я и она… между нами ничего не могло быть. Наверное. А что касается этих остальных… они набросились на меня, едва я вошёл туда. Вот и пришлось проучить этот сброд. Ну и как человек чести, я должен был возместить ущерб, понесённый этими людьми по моей вине. Так что я не совсем понимаю твоего отношения к вчерашнему вечеру. Я не раз такое выделывал. Не понимаю, что тебя возмущает?

— Но ты не справлял по себе мессу, Луи…

— А вот об этом лучше не напоминай, — в голосе Луи прозвучала явная угроза в адрес де Валпньп.

Но де Валпньп, словно не слыша его, продолжал:

— Ты не приводил падших женщин в дом своей невесты. Ты не поносил благородную женщину в присутствии двух десятков слуг. И прежде ты не бросался на молодых девушек с кулаками, пытаясь избить их.