Король от словообилия епископа поморщился. Он прекрасно знал нрав его преосвященства, который мог восхвалять его с утра до позднего вечера. Не дав королю заговорить, епископ продолжал гневным голосом:

— Я имел в виду нечестивца, именуемого граф де Сансер, — едва епископ произнёс это имя, как среди придворных прокатилась волна вздохов, — этого богохульника, этого безбожника.

— Что он на сей раз натворил? — раздражённо спросил король. — И будьте кратки, ваше преосвященство. Время ужина. Сегодня я ужинаю с королевой и не желал бы задерживаться.

— Ваше величество слышало о ссоре между этим нечестивцем и бароном дю Рено? — спросил епископ, приступая к изложению дела.

— Моё величество всё слышит, — ответил король.

— Следовательно, вашему величеству известно о непристойных словах графа, брошенных в лицо барону дю Рено — этому добропорядочному католику.

— При всём уважении к святой церкви я не понимаю, каким образом слова графа задели её, — король не скрывал раздражения.

— Я прошу выслушать одного из наших братьев, ваше величество, — торжественно попросил епископ.

Король кивнул с явной неохотой. Через мгновение присутствующие увидели невысокого полного монаха, который, испуганно озираясь, входил в зал.

— Я понятия не имею, что у него спрашивать! — заявил король.

— Терпение, ваше величество, — епископ строго посмотрел на монаха.

— Брат Бенедикт, расскажи его величеству всё, что рассказал мне!

— Слушаюсь, ваше преосвященство! — ответил монах и дрожащим голосом начал рассказывать, оглядываясь по сторонам. Видимо, он так и не разобрался, кто в зале является королём.

— Несколько дней назад в церковь пришёл молодой человек.

— Это был граф де Сансер! — воскликнул епископ. — Брат Бенедикт, рассказывайте дальше.

— Он попросил меня исповедовать его… я… я спешил — барон призвал меня к баронессе, которая была больна.

— Я ничего не понимаю, — перебил говорившего король, — что за барон и о какой баронессе идёт речь.

— Дю Рено, ваше величество, — ответил за монаха епископ, — брат Бенедикт является исповедником баронессы.

— Вот как? — король явно заинтересовался, не говоря уже о придворных.

— Продолжайте, брат Бенедикт, — епископ ободрил оробевшего монаха взглядом.

— Я пытался отказаться, но молодой человек настаивал, говорил, что его гнетёт данная им клятва. Из сострадания я согласился исповедовать его.

— Тайна исповеди священна! — заявил король.

— И несмотря на то, что всем нам чрезвычайно интересно, мы не можем требовать продолжения рассказа.

— Только не эта тайна, — возразил королю епископ, — ибо налицо страшный обман.

— Вот как! — повторил король. — Ну что ж, в таком случае мы выслушаем брата Бенедикта.

— Он сказал, — запинаясь, продолжил брат Бенедикт, — что дал клятву распить две бутылки вина со служителем церкви.

— И вы отказались? — король в упор смотрел на монаха.

— Конечно, отказался… но он так просил!

— Понятно, — король незаметно для окружающих улыбнулся, — а что же было дальше?

— Дальше? — с беспокойством переспросил брат Бенедикт.

— Дальше! — повторил король.

— Я не очень хорошо помню, — пробормотал брат Бенедикт, — помню, что проснулся на следующее утро раздетым под распятием Христа.

— Я предполагал нечто подобное, — пробормотал его величество, и присутствующие заметили, что он едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

— Слышали? — закричал епископ. — Этот нечестивец раздел его и положил под распятием, но даже этот грех несравним с тем, что он сделал после. Граф облачился в святую одежду и под видом исповедника проник в замок, где несчастный барон, ничего не подозревающий об обмане, собственноручно отвёл нечестивца в опочивальню к своей супруге. Этот нечестивец провёл более часа в опочивальне баронессы. Барон, как добрый хозяин, самолично проводил лжесвященника до ворот, где тот ему вручил некий предмет из одежды баронессы, не оставляющий сомнений в том, какого рода вещами занимался этот нечестивец с баронессой. Ваше величество, я требую немедленного наказания графа! — восклицая, закончил свою речь епископ.

— Требуете?

— Прошу, ваше величество, — поправился епископ. Король после короткого молчания ответил епископу непререкаемым тоном:

— Я рассмотрю все стороны этого случая и сообщу моё решение вашему преосвященству

— Я уповаю на справедливость вашего величества, — епископ ушёл так же внезапно, как и появился, прихватив с собой брата Бенедикта.

После ухода епископа король откинулся на спинку трона и от души расхохотался. Словно ожидая этого, весь зал засмеялся вслед за королём. Смеялись все, за исключением герцога Орлеанского, который о чём-то напряжённо размышлял.

Его величеству понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя.

— Каков пройдоха, — не переставая смеяться, заговорил король, — признаться честно, я ему немного завидую… Надеюсь, — король оглядел присутствующих, — никто из вас не станет передавать мои слова королеве.

— Герцог Бурбонскпй, — раздался возглас дворецкого. — А! — воскликнул король. — Весьма кстати. Герцог Бурбонский с поникшей головой встал перед королём.

— Так значит, монсеньор, вам всё известно?

— К сожалению, сир, — негромко ответил герцог Бурбонский, — мне стыдно за моего племянника.

— В прошлый раз, — негромко заговорил король, — я удовлетворил вашу просьбу, но с одним непременным условием, как вы помните. Графу надлежало избавиться от дурных наклонностей, — король встал со своего места и начал медленно прохаживаться перед герцогом Бур-бонским, заложив руки за спину.

— Однако все наши попытки образумить графа не увенчались успехом, к сожалению. В данной ситуации я вижу единственный выход, — король остановился перед герцогом Бурбонскпм, — мы отправим графа в из-

38

гнание, ибо не можем в дальнейшем позволить ему оскорблять наш слух недостойным поведением.

— Не могу не признать справедливости решения вашего величества, — покорно произнёс герцог Бурбонский.

— Вот и хорошо, — одобрительно произнёс король, — надеюсь, пятилетний срок изгнания окажет благотворное действие на графа де Сансера и он сможет наконец избавиться от своих весьма пагубных наклонностей. Вы не возражаете, монсеньор?

— Нет, сир, мой племянник полностью заслужил это наказание.

— С вашего позволения, сир, я возражаю, — раздался отчётливый голос.

Король обернулся, словно ужаленный, желая знать, кто посмел ему возразить. Прямо в него упирался взгляд герцога Орлеанского.

— Вы? — поразился король. — Вы заступаетесь за графа де Сансер, но почему?

— Несколько слов, сир, — герцог Орлеанский подошёл к королю и что-то быстро зашептал на ухо. Вначале лицо короля выражало непонимание, затем удивление, которое перешло в крайнее изумление. Как ни старался герцог Бурбонский вместе с остальными придворными подслушать разговор, у него ничего не получалось. Когда герцог Орлеанский отошёл от его величества, тот с мгновение стоял с крайне изумлённым видом, а затем разразился таким хохотом, что видавшие виды придворные невольно испугались за короля. Король, хохоча, едва дошёл до трона и буквально упал в него. Все вокруг переводили взгляд с хохочущего короля на серьёзного герцога Орлеанского и терялись в догадках, что же такого мог сказать герцог королю.

От смеха у короля выступили слёзы.

— Давно я не смеялся так весело, — король утёр платком выступившие слёзы, — я весьма обязан вам, монсеньор, ибо вы дали мне возможность сыграть знатную шутку.

— Для меня это вовсе не шутка, сир, — подал голос герцог Орлеанский.

— Знаю, знаю, — ответил король и продолжал, обращаясь к придворным:

— Вам всем, вероятно, очень интересно, что же сказал его высочество?

— Мне — очень! — не выдержал герцог Бурбонский. — Ведь вопрос касается моего племянника, сир?

Король кивнул.

— Вы угадали, монсеньор! Его сиятельство предложил в качестве наказания женить его на моей строптивой племяннице. В последнее время я только и слышу о графе и о моей племяннице. Сведём их друг с другом, пусть повоюют между собой, а мы какое-то время проведём в относительном спокойствии.

— Он не женится, сир, — уверенно предположил герцог Бурбонский.

Король хитро улыбнулся.

— Уж не думаете ли вы, монсеньор, что ваш племянник откажется выполнить приказ короля? К делу, мон-сеньоры. Битва начинается.

Глава 6

После знаменательных событий, произошедших в замке дю Рено, Луи приехал в свой замок. Предоставив управляющему вести дела, как он и делал во время своего отсутствия, Луи предался прелестям деревенской жизни, справедливо предполагая, что за его поступок он понесёт наказание. Он не сожалел о сделанном, потому что считал барона негодяем. Попытка превращения в деревенского жителя прошла для него вполне удачно, и очень скоро он привык к этой жизни. С самого первого дня своего приезда он завёл привычку по утрам отправляться верхом к речке, протекавшей невдалеке от замка. Луи присмотрел удобное место. Берег там был каменистый. Женщины из окрестных деревень использовали это место для стирки, появляясь на берегу около двух раз в неделю в силу необходимости. Первое появление незнакомого молодого человека они приняли с недоумением. Но что с ними стало, когда он, ничуть не стесняясь, под взорами десятка женщин разделся донага и полез в воду купаться! Женщины бросились с криками бежать прочь от этого места, словно увидели привидение. Граф с весёлым хохотом провожал это бегство. Уже к вечеру все вокруг знали о прибытии графа и о его необычных манерах. Первоначально его поведение вызывало у женщин замешательство, но постепенно они привыкали к появлениям у реки красавца графа и больше не убегали, когда он раздевался, скорее, наоборот. Они смотрели, как струйки воды медленно стекают по обнажённому телу графа. Зрелище, поистине достойное для деревенских женщин. Вскоре стирки участились, превращаясь в повседневное занятие. Женщины хорошо изучили время появления графа и с нетерпением дожидались его. Итогом всего этого стала безукоризненно чистая одежда, в которой ходили абсолютно все жители из окрестных деревень. По обыкновению граф сперва купался сам, а затем купал своего коня, который настолько пристрастился к купанию, что входил в воду раньше своего хозяина. Конь тряс шеей и фыркал в ожидании момента, когда им займутся. После купания Луи возвращался в замок, ставил коня в стойло, следил за тем, чтобы он был хорошо накормлен, а затем шёл завтракать сам. За столом компанию ему составлял виконт де Валиньи, приехавший из Парижа вместе с Диманшем. Старый слуга по-прежнему не переставая ворчал, но дело своё знал. Одежда и оружие Луи всегда находились в безукоризненном порядке. Он же следил за приготовлением пищи, всё время надоедая поварам своими советами. Кроме него в замке находилось около пятнадцати слуг, из них трое — молодые женщины. Глядя на них, де Валиньи всё время многозначительно покашливал. Зная характер своего друга, он не сомневался, что вскоре все трое окажутся в его постели. Луи делал вид, что не замечает многозначительных намёков друга. После завтрака и до самого обеда граф упражнялся в поединках на шпагах, в чём неизменно одерживал верх, и стрельбе из лука, упражняясь в меткости и сноровке. После обеда сон или небольшая прогулка пешком. Более всего Луп угнетали вечера. Привычный ритм парижской жизни выработал у него привычку постоянных действий в ночное время, опасности, приключений, любовных похождений — всего того, без чего он не мог существовать. В деревне, вдалеке от Парижа, он был лишён всего этого и принуждён был мириться с подобным положением дел.

Очередной день в замке начался для Луи не совсем приятно. Прибыв к реке, он обнаружил, что там никого нет. Купание стало для него единственным развлечением. Ему нравилось, как смотрят на него женщины. Ему доставляло удовольствие следить за красными от смущения деревенскими лицами. Вздохнув, Луи разделся и полез в воду. Конь по обыкновению пошёл вслед за ним и ткнул его мордой в спину

— Дождись своей очереди, — назидательно обратился к коню Луи.

Оставив коня, он широкими гребками поплыл, рассекая воду. До противоположного берега было совсем недалеко. Луп добрался до него и сразу же пустился в обратный путь. Не доплыв до места, где стоял конь, он перевернулся на спину и позволил течению нести своё тело. Ничто не действовало на него так благотворно, как утреннее купание. Почувствовав, что тело совершенно расслабилось, Луи поплыл к берегу. Он подплыл к коню. Нащупав ногами землю, Луи поднялся и занялся конём, который нетерпеливо ждал. Пока Луи купал коня, тот всё время ржал.