— Это она?

Журден кивнул головой.

— Миледи, — изобразив радостный вид, но не вставая со своего места, сказал Луи, — счастлив познакомиться с вами. Прошу вас, садитесь, — он указал на стул рядом с собой.

Генриетта встала напротив него, возле стола. Из-под вуали она внимательно следила за бесцеремонным поведением графа. Наглость графа, равно как и явное неуважение, бесила Генриетту едва ли не больше полученных пощёчин.

— Благодарю за приглашение, — не скрывая сарказма, ответила Генриетта, — но я привыкла есть стоя.

Казалось, этого мерзавца ничто не могло смутить. Луи пожал плечами.

— Вы уж простите, миледи, я привык обедать сидя! — Луи с видимым удовольствием переключил внимание с Генриетты на лежавшую перед ним пищу Не оставалось и малейшего сомнения в том, что для него предпочтительней в данную минуту. Однако чуть позже он вновь устремил на неё притворно радостный взгляд и обратился с вопросом к Генриетте:

— Позвольте спросить, миледи, у вас траур?

— Нет, граф, причины совсем иные!

Граф де Сансер отодвинул тарелку с остатками пищи от себя.

— С вашего позволения, миледи, я бы хотел приступить к официальным ухаживаниям. Для вас не секрет, что герцог Орлеанский, ваш батюшка, одобрил мое стремление стать вашим супругом. Надеюсь, вы будете столь благосклонны ко мне, сколь был ваш отец, — Луи лгал свободно, не чувствуя угрызений совести.

— Любезный граф, — послышался голос из-под вуали, — с вашей стороны так благородно жениться на мне, зная о страшной трагедии, которая меня постигла.

— Трагедии? — переспросил Луи, чувствуя смутное беспокойство. — Что вы подразумеваете под этим словом, миледи?

— Оспу, граф! Надеюсь, отец сообщил вам, что я переболела этой страшной болезнью? Он не скрыл от вас, что после болезни у меня на лице и на всем теле остались глубокие следы?

«Я пропал! — с отчаянием подумал Луи. — Вот какую подлость задумал король. Какой бы она ни была дурой, от брака ни за что не откажется. Вряд ли ей выпадет еще один шанс. Я знал, знал… я чувствовал, что у неё есть недостатки… но такие? Будь всё проклято! Будь проклят мой дядюшка! Что мне делать? Что? Я должен немедленно что-то предпринять… немедленно, иначе… мне придётся жениться на этой… этой… он даже слова подходящего найти не может…

Проклятье, мне придется жениться на уродине!» Генриетта наблюдала за графом де Сансер так, как коршун наблюдает за своей будущей добычей. Она надеялась, очень надеялась, что её игра останется незамеченной. И уповала на то, что её слова достигнут намеченной цели. В эти несколько мгновений, после нанесения ею нацеленного удара, Генриетта ощущала напряжение во всём теле. Но оно начало уходить, как только она заметила перемены на лице графа. Улыбающееся, самоуверенное лицо графа стало меняться. На щеках появилась лёгкая бледность. Взгляд помрачнел. Аппетит, по всей видимости, пропал. Граф перестал есть, хотя по-прежнему ковырял ложкой в тарелке. Граф продолжал меняться на глазах. Вскоре Генриетта увидела, что он совершенно расстроился. Каждая подобная перемена в графе проливалась целебным бальзамом на душу Генриетты. Поглощённая наблюдением за графом, она не замечала взгляда своего слуги. Журден смотрел на неё едва ли не с ненавистью. Затем он бросил ободряющий взгляд на графа де Сансера, словно пытаясь сказать ему: «Пожалуйста, не сдавайтесь. Мы рядом с вамп. Мы поможем вам, только не сдавайтесь».

Граф де Сансер поднялся. Выглядел он совершенно мрачным и расстроенным. Генриетта злорадствовала. «Посмел поднять на неё руку? Посмел унизить её при слугах? Так получите счёт, господин граф! И это всего лишь начало плана возмездия. Если ты только посмеешь остаться здесь, во дворце, — я уничтожу тебя. И никто, ничто тебя не спасёт. Но ты не посмеешь», — Генриетта проводила выходящего графа молчаливым, полным злорадства взглядом. Её счастье, что графу невозможно было заглянуть под вуаль.

— Вы покидаете меня, граф? — Генриетта остановила его притворно жалобным голосом.

Граф де Сансер на мгновение остановился и, не глядя на Генриетту, едва выдавил из себя ответ:

— Мне… мне необходимо уехать. Рад был… познакомиться, миледи!

Граф де Сансер поспешно покинул столовую. После его ухода Генриетта, пришедшая в прекрасное расположение духа, обратилась резким повелительным голосом кДиманшу:

— Принесёшь поесть в мою комнату. И ещё… после того, как этот мерзавец уберётся из дворца, — а я уверена, что это произойдёт с минуты на минуту, — мы с тобой побеседуем на тему, каким должен быть слуга в моём доме. И кого он должен слушать. Кому служить. А ещё лучше, — продолжала Генриетта с жёсткой интонацией в голосе, — если ты начнёшь подыскивать себе другое место.

Диманш склонил голову перед Генриеттой.

— Хорошо, миледи!

Не забыв бросить презрительно-надменный взгляд на слугу, Генриетта покинула столовую и поднялась к себе. В столовую тут же ворвались несколько служанок и закидали Диманша вопросами. Облик Диманша почти в точности соответствовал облику графа, когда тот покидал столовую. На все вопросы он коротко ответил:

— Граф уезжает. Я тоже!

Эта новость вскоре облетела весь дворец. Воспарившие было духом после приезда графа слуги снова впали в уныние. Ничего не менялось. Эта ведьма снова, в который раз, взяла вверх.

Виконт де Валиньи, от которого укрылось происшествие в столовой, спускался по лестнице, собираясь выйти во двор. По дороге в холл дворца он высматривал фигуру своего друга. Но Луи, по всей видимости, всё ещё находился в столовой и беседовал со своей будущей супругой.

Де Валиньи вздохнул вначале, а потом широко улыбнулся. Он, несомненно, сочувствовал своему другу, прекрасно зная его ненависть к такому тонкому понятию, как брак. Но не мог сдержать улыбку, представив себе Луи, пытающегося произвести дурное впечатление на герцогиню Орлеанскую.

У подножья лестницы он едва не споткнулся об одного из слуг. Слуга, стоя на коленях, вытирал статую молодой девушки, выполненную в римском стиле. Точно такая же статуя стояла с другой стороны лестницы. Статуи красиво вписывались в архитектурный стиль дворца. Обе как бы давали начало широкой лестнице и в то же время приглашали пройти наверх. Валиньи сделал последний вывод исходя из позы статуи. Правая и, соответственно, левая рука статуй были направлены в сторону лестницы.

Де Валиньи обошёл слугу. При этом его явно удивило выражение лица последнего. Оно было донельзя расстроенным.

«Наверное, попало от хозяев», — подумал было Валиньи, но тут увидел двух служанок, несущих постельное бельё. Они прошли мимо него с точно такими же расстроенными лицами. И уже у входа в столовую он увидел Журдена. Тот выглядел ещё более расстроенным.

Виконту де Валиньи оставалось только поражаться — настолько изменилось поведение и облик дворцовой прислуги за те несколько часов, что они провели здесь. Вначале — любопытные и явно весёлые. Сейчас — замкнутые и расстроенные.

«Да что, чёрт побери, происходит в этом дворце?» — де Валиньи был крайне заинтригован происходящим. Но не стал размышлять на эту тему, а остановил Журдена и спросил:

— Любезный, вы случаем не видели моего друга, графа деСансера?

— Онуехал, ваша светлость!

Отвечая на этот вопрос, Журден ещё больше помрачнел.

— Уехал? — словно эхо, повторил де Валиньи. — Странно, что он меня не предупредил. А вы не знаете, куда именно отправился граф, любезный?

— По всей вероятности, домой!

Виконт де Валиньи, услышав эти слова, расхохотался.

— Ну уж нет, любезный. Это единственное место, куда граф наверняка не отправится. В ближайший месяц, по крайней мере. Наверняка, он находится в одной из харчевен. Исходя из этих соображений, я бы попросил вас, любезный, подсказать, есть ли более-менее приличное для дворянина местечко поблизости от дворца?

Журден с некоторым удивлением слышал речь виконта де Валиньи. Едва тот закончил, как Журден с непоколебимой уверенностью ответил:

— Ваша светлость заблуждается. Граф покинул дворец. Он уехал из Орлеана. Я уверен в этом.

— Уверены? Вот как? — виконт де Валиньи явно наслаждался заблуждением этого человека. Он знал Луи более пяти лет и тем не менее никогда бы не смог с уверенностью предположить, что тот собирается сделать в следующую минуту.

— Да, ваша светлость!

— И почему же, интересно, вы решили, что граф покинул Орлеан? — поинтересовался де Валиньи, не переставая при этом насмешливо улыбаться.

Журден опустил голову и негромко ответил:

— Произошли неприятности, ваша светлость. Эти неприятности расстроили монсеньора. Вот он и покинул нас.

Де Валиньи перестал насмешливо улыбаться. До него наконец дошло, почему все обитатели дворца так опечалены. Они считают, что Луи покинул их. В который раз де Валиньи поражало впечатление, которое производил его друг на окружающих. Всего несколько часов прошло, а все обитатели дворца едва ли не влюблены в него. Он мягко похлопал Журдена по плечу.

— Не берите в голову, любезный. Луи наверняка развлекается в какой-нибудь таверне. Он никуда не уехал. Я в этом уверен. А по поводу неприятностей… не знаю, что здесь произошло, но вряд ли они сравнимы с другими… хм… заботами моего друга.

Взгляд Журдена, который начал понемногу оживать, был устремлён на виконта де Валиньи. Последний видел, что Журден и понятия не имеет о том, кого называет «монсеньором». Настал момент, который, несомненно, можно было использовать для облегчения участи Луи. И, как истинный друг, де Валиньи не преминул воспользоваться им.

— Судите сами, любезный, — с некоторой напускной грустью заговорил де Валиньи, — графа ненавидит король. Его ненавидит церковь. Несколько нотаблей. Му-

жья, с жёнами которых он успел переспать. А это по меньшей мере около ста человек. Если вы помножите число обманутых мужей на количество провинций, которыми они владеют, получится весьма значительная часть Франции, уверяю вас. А теперь судите сами, стоят ли неприятности, о которых говорите вы, тех, что упомянул я. И ещё, — де Валиньи наклонился к уху Журдена и прошептал: — Никому не говорите о том, что вы от меня услышали. Вы понимаете, любезный? Никто не должен знать о том, что граф де Сансер — это самое худшее из того, на что мог рассчитывать Орлеанский дом. А самое главное, не говорите об этом герцогине.

Выговорив эти слова, де Валиньи, явно довольный собой и своими словами, направился к выходу. Он совершенно не замечал, как радостно заулыбался Журден. Как и не знал, что ровно через минуту после его ухода около десятка слуг, сумевших подслушать разговор, сплотились возле Журдена и о чём-то зашептались приглушёнными голосами.

Де Валиньи не видел всего этого. Он пребывал в уверенности, что его слова дойдут до слуха герцогини и она сделает соответствующие выводы. Больше того, он пребывал в уверенности, что его друг получит отказ в ближайшее время. И почти видел, как Луи благодарит его. Поглощённый этой картиной, де Валиньи вышел из ворот дворца. Охрана, стоявшая у ворот, беспрепятственно выпустила его. Она вообще сделала вид, будто не замечает его.

Оказавшись на площади, де Валиньи оглянулся вокруг себя. Куда же мог направиться Луи? Учитывая то обстоятельство, что он находился в незнакомом городе, де Валиньи бодрым шагом направился в сторону близлежащих огней. Огни ярко отсвечивали в темноте, и де Валиньи предположил, что это может быть только харчевня. А если это харчевня, следовательно, весьма вероятно увидеть там Луи. Меньше чем через четверть часа де Валиньи сумел убедиться в верности первого предположения. А чуть позже, когда он уже стоял у дверей харчевни под вывеской «Кабан и Утка», — в верности второго. Ещё снаружи он услышал громкий голос, который, без всякого сомнения, мог принадлежать только графу деСансеру

Дверь харчевни отворилась. На пороге показался пьяный мужчина. Он остановился посередине. Не выходя наружу, но и не возвращаясь обратно. Так он и стоял на пороге харчевни, слегка раскачиваясь по сторонам. Пьяный снял шляпу и вытер ею лицо, а затем уставился на де Валпньп. Тот брезгливо поморщился, а затем вежливо обратился к незнакомцу:

— Не могли бы вы, любезный, отойти в сторону и дать мне возможность пройти?

— Здесь много места, — пьяный, качнувшись, показал на проход рядом с собой. Места хватало для того, чтобы боком протиснуться в дверь.

Де Валиньи счёл такой ответ оскорблением для себя. Не долго думая, он схватил за шиворот пьяницу и вытолкнул на улицу. Пьяница по инерции прошёл несколько шагов и грохнулся оземь. Де Валпньп уже вошёл внутрь, когда услышал вопль того пьяницы, которого отшвырнул от двери:

— Убивают, братья! Помогите!

Де Валиньи расхохотался было, но тут же осёкся и мгновенно выхватил шпагу. На него сквозь полутёмную обстановку харчевни наступала пара десятков пьяных мужчин. Оружия у них не было, однако лица… выглядели злобными и внушали серьёзное опасение. Де Валиньи быстро оглянулся в поисках своего друга. Луи нигде не было заметно, хотя де Валиньи мог поклясться, что слышал именно его голос. Вокруг него было несколько десятков деревянных столов. Все были забиты посетителями. Все как один смотрели в его сторону. И ни в одном из них де Валиньи не увидел сочувствия. Все взгляды, направленные на него, излучали открытую враждебность.