— Ты не благородный герой, чтобы кидаться под пули, — его же словами резанула Морганит, осторожно проведя кончиками пальцев по гладковыбритому подбородку мужчины. В сотый раз убеждаясь, кошмар остался позади. Пережитый ужас отступал от близости, как и страх уступал место раздражению. Пряча под ним другие бушующие эмоции. Выворачивающие наизнанку.

— Какая вы странная семейка! — слегка оттолкнул ее Ральф, торопливо зашагав в противоположную сторону. До слуха доносилось, как он, тихо ругаясь, открыл дверцу шкафа. — Вместо благодарности за спасенные жизни говорите совсем не по теме. Ладно, твой отец, но что с тобой не так? Неужели тебе сложно сказать «спасибо»? Если бы я не бросился под пулю, то или твой папочка лежали бы с дыркой во лбу или…ты.

— Ты спас меня? Снова? — то ли у себя, то ли у него спрашивала Морганит, судорожно вздохнув. Рыдания подкатили к горлу, мешая продолжить. Действительно, она сходит с ума. Еще час назад казалась проваливалась в бездну отчаяния, подхваченная лишь надеждой встретиться с ним вновь. Дергалась от любого шороха, отдаваясь полностью ожиданию прихода. Сейчас в его присутствии подменили на опять притворно отстраненного и безразличного игрока. Заглушала раздирающие изнутри признания. Обнажающие слабости. Показывающие, насколько бессильна перед страхом потери.

— Нет, я не твой герой, — возразил Ральф. — Забудь. Считай, что я исполнил долг мужа. Черт побери, где мое полотенце? Ты не видела…Проклятье! Извини, я…

— Не извиняйся, — прошептала Морганит. — Ты никогда не просил прощение, не надо и сейчас. Тебе досталась не только неблагодарная, но слепая жена. Никчемная.

Неужели она так сильно хочет его отдалить? Держать на расстоянии. Не подпускать ближе, невзирая на то, что сердце колотилось от случайного прикосновения. Дрожь охватывала от пряного аромата корицы. Пока он не пришел — тьма пугала сильнее. До чего тошно скрывать. Прятаться. Нет больше желания делать первые ходы. Бежать.

— Я очень плохая жена, — признала Морганит, и по щеке скатилась слеза. За ней вторая, переходя в громкий плач. Не сдерживалась, уткнувшись лицом в ладони. Рухнула на колени, горько принимая поражение. Ее слабость — это он. Ее сила тоже в нем. Что — то больше, чем любовь. Любовь — нечто легкое и невесомое, пробуждающее трепет. Он в ней возбуждал вихрь противоречивых чувств. Острую нужду. Зависимость на границе с болью.

Скорее почувствовала, чем слышала, как мужчина садится рядом на ковре. Шумно вдыхает, опуская ладонь на ее макушку. Поглаживает по волосам, пытаясь притянуть ближе, но она тряхнула головой. Выплакаться. Излить слезами всю боль. Выразить то, чему трудно подобрать верные слова. Любить — больно, но еще хуже сталкиваться с угрозой потерять.

— Ты не плохая, бабочка, — понизил голос Ральф. Все — таки удалось прижать к груди, и она с жадностью вдыхала запах его кожи. — Запомни — меня ты устраиваешь именно такой, какая ты есть. Разве я тебе не говорил, что выбираю всегда лучшее? Если бы ты не была особенной, то не стала бы моей женой. Я не представляю другую женщину возле себя.

— Почему ты считаешь меня лучшей? — по — детски шмыгнула носом Морганит, впитывая все, что он говорил. Необычно и непохоже на него. В тоне нет прежнего сарказма или грубости, присущей ему. Нет того холода, что порой исходил от него явно. Ледяное равнодушие, обычно, заменяющееся вожделением по ночам, уже растаяло. В теплых объятиях, согревая ее.

— Потому что ты остаешься настоящей, — пробормотал Ральф, поднимая ее лицо. — Красота — хрупкая и показная. Призрачная. Но то, что внутри тебя, это важнее. Твоя несокрушимость. То, как ты противостоишь мне, готова играть, только по — честному, важно. От того, что у тебя нет зрения, ничего не меняется. Не плачь. Терпеть не могу твои слезы.

— Будто ты часто видел меня плачущей? — выдавила, приложив усилия, сквозь слезы улыбку Морганит. — Я никогда не плакала ни перед кем, особенно перед тобой.

— Не сдавайся и теперь мне, — легко скользнул по ее губам. Не впился, как всегда, грубо, пробуждая в ней ответную реакцию. Жестокая страсть — название их отношением, только не в данный момент. Происходило иначе. Намного мягче и плавнее даже, чем поцелуи в той долине. Бушующий пожар превращался в пламя свечи. Впервые не обжигая, а именно придавая тепло.

— Я испугалась, — обняла за шею Морганит, проникаясь той нежностью, что дарил ей он. Неизвестно, сколько продлится это мгновенье. Насладиться сполна. Запомнить.

— Может, это была ошибка, что я выжил? — как — то странно бросил Ральф, уткнувшись носом в ее ключицу. Не напоминал обычного высокомерного и привыкшего подчинять мужа, которого постоянно хотелось доводить. Бесить. После — получать наказание в виде томительных медленных прикосновений. В чувственные места.

— Дурацкая шутка! — зарылась в волосы мужчины пальцами. — Я была так слаба, Ральф.

— Я не позволю тебе сломаться, но… — неожиданно отстранил, стирая влажные дорожки слез с ее щек. Выдержал паузу, прежде чем выдохнуть. — Ты боялась за меня?

— Да, за тебя, — не будет больше притворства и игры в безразличие. Не зря же считает ее настоящей. Ответит на каждый вопрос так, как велит сердце. Не мозг.

— Скажи мне, бабочка, какое место я занимаю в твоей жизни? Любовник или…муж? Ты говорила, что никогда не примешь меня, как мужа. Наш брак — игра. Тебе плевать.

Морганит прикрыла глаза, прокручивая мысленно последние события. Все равно, невзирая на сложившиеся обстоятельства, на появившиеся в нем изменения, не ощущала спокойствия. Твердой уверенности во взаимности. Если полюбила она, бросаясь без раздумий во власть незнакомого чувства, признавая и принимая, ответит ли он?..

— Мой законный муж, — от последнего предложения сгреб в охапку, наплевав и на полученное ранение, и то, что они расположились на полу. Настойчиво усадив на колени, давая возможность вплотную прильнуть. Зашипел, видимо, она случайно коснулась больного плеча. Не выпустил и пресек ее попытку занять другую позу. Прижиматься спиной к его груди.

— Ты принадлежишь мне, — его жар передавался ей. Охватывал всю. До каждой клеточки. — Повтори, бабочка, кому ты принадлежишь. Повтори! Сведя меня с ума окончательно!

— Я, Морганит Сальери, принадлежу моему мужу, Ральфу Вуду, — произнесла покорно она, связывая их имена. Прочно. — Кстати, не считаете ли вы, синьор, что мне следует сменить фамилию?

Не поняла, как оказалась вдруг на пушистом ковре. Возвращена в то же положение, в котором сидела. Поднялся на ноги, разбивая иллюзию создающегося счастья. Мира. Слишком быстро лишил ее желанного места в объятиях. Прекратил их душевную близость.

— Ты любишь своего отца? — внезапно спросил Ральф, схватив ее за кисть руки. Без предупреждения поставил на ноги, сметая пребывающее в них наваждение. Мираж. Не понимала, почему закончилось их сближение. Появившаяся искренность. Оборвалось.

— К чему ты сейчас задаешь этот вопрос? — недоуменно обратилась Морганит.

— Фамилию можно сменить, — в его интонации проскользнули железные нотки, знакомые. — Забыть обо всем и начать все сначала. Можно найти оправдание чертовой ошибке природы, но нельзя исправить стойкую позицию. Не понимаешь? Забудь, просто ответь.

— Он — мой отец, — если потом он приступит к допытыванию, как относится лично к нему, то перестанет скрывать правду. Откроется. Что сложится, то и примет, только на сей раз не смирится. Значит — придется завоевать любовь собственного мужа. Не довольствоваться исключительно страстью, а заставить его так же открыть сердце. Добиваясь от нее такого признания. Взращивая его в ней. Не имеет право не откликнуться.

— Ты любишь его? Ты сможешь от него отказаться, если возникнет необходимость? Разочароваться в нем. Потерять веру. Сегодня я хочу слышать только правду.

— Какие глупости ты говоришь, Ральф, — воскликнула ошарашенная девушка. — Конечно, я люблю его! Папа заменил мне маму. Он ни разу не давал мне почувствовать, каково это расти без материнской ласки. Ничто не заставит меня изменить мое мнение, что мой папа — самый лучший отец на свете. Почему ты молчишь? На что ты намекаешь? Ральф!

Ответом ей служил громкий хлопок двери. Последовавший окрик оттуда, сообщающий, что он умывается. Прикусила губу, судорожно размышляя о резком перепаде настроения ее мужа. Чуть не хлопнула по лбу от запоздалой догадки. Нет, разве это может быть?.. Хотя, учитывая собственнический инстинкт Ральфа и его привычку предъявлять право, как на собственность, он ждал иного ответа. Ни с кем не делить. Только его. Всецело.

Глава двадцатая

Два часа ночи. Ральф не закрывал глаза ни на секунду, уставившись в потолок. Дело даже не в ноющей боли, не дающей заснуть. Не в том, что отказался от обезболивающего. Хотелось чувствовать физическую боль. Сильнее. Перекрывая душевную адскую, раздирающую ее пополам. Он осознанно выбрал путь, который погубил его жизнь. Месть и ненависть не приносили ничего, кроме зверского удовлетворения, но после непременно наступает расплата. Готовился принять за триумфом пустоту. Заполнить ее воспоминаниями о пережитом. Работой. Чем угодно, но не ожидал столкнуться с пронизывающей болью. От немыслимого притяжения к женщине, в жилах которой текла ненавистная кровь. Частица мужчины, изнасиловавшего его мать. Предавшего отца. Отобравшего коварным и лживым путем имущество. Деньги. Плевать, чья она — дочь. Ральф изменил бы план. Поменял. Выбрал альтернативный вариант, не отпуская ее. В первую очередь теперь, Морганит — его жена. Необычная девушка. Начиная от ее редкого и странного имени и заканчивая ее упрямым характером. Хрупкостью, что таилась под ее непоколебимостью. Не ошибся, считая, что она — идеальная спутница. Его отражение. Лучшее и не испорченное. Не исковерканное и не покрытое шрамами прошлого. Не пропитанная ядом презрения. Преследуя только одну цель. Быть сильной девочкой. У нее получилось. Впервые Ральф согласен изменить собственные взгляды. Принять кого — то, подпуская ближе. Разрешая ей дотронуться до осколков разбитого сердца. Дать попытку склеить. Прекрасно знал, что его жена способна собрать воедино расколотое много лет назад. Оживить. Заново заставить искренне чувствовать. Любить. По — настоящему.

Ирония жестокой судьбы. Никакая чертова фортуна не помогла. Она — Морганит Сальери. Принадлежит ему, как законная жена. Как единственная женщина, сумевшая пробиться через его принципы. Вытаскивать по невидимым кускам из чернеющей отравленной души остатки нежности. Заботы. Отчаянно борясь с ним, превращаясь в противоядие, от которого он обязан отказаться. Сам. Изменить фамилию, чтобы не осталось связи с семьей Сальери, забывая умышленно обо всем, но этого не хочет она. Не откажется. Не предаст. Правосудие, словно смерть, не щадит никого. Ни того, кто собрался его совершить, ни того, кому уготовлено. Ни слабых, ни сильных. Уничтожает всех. Раньше не замечал, с торжеством и высокомерием выходя из зала суда. Непобедимым. Несокрушимым. Не в этом случае. Его дело. В него вмешались. Безжалостно спутывая карты и разрушая стратегию. Вмешался сильный противник. Невидимый, поэтому его сложнее одолеть. Всепоглощающий. Скрывающийся и невидный. Его вспыхнувшее чувство. Именно к ней.

Замер, когда холодные пальцы пробежались по его животу, отодвигая небрежно брошенную шелковую простыню. Поглаживающими движениями поднимались к груди, и он на мгновенье зажмурился. Словно втирала в разгоряченную кожу прохладительный бальзам, убирая сковавшее напряжение. Во рту пересохло. Язык перестал подчиняться, чтобы остановить словом. Принудить ее прекратить угрожающие выпустить на волю с трудом сдерживаемые эмоции ласки. Он и так прилагал нечеловеческие усилия, чтобы лежать рядом с ней. Не трогать. Не обнимать. Просто слушать размеренное дыхание и вдыхать сладкий аромат. Не пытаться даже случайно задеть. Балансировать на грани. Соблазняла. Гладила его тело, изучая. Сколько раз проделывала подобное, доводя до апогея взрывающихся желаний, пока он не брал инициативу. Лежал, не шевелясь, едва различия, как она приподнимается. На локтях. Ощутил, как на грудь медленно опускается ее голова. Принимает удобную позу, скорее инстинктивно, стараясь не касаться его плеча.

— Ты проснулась, — то ли спрашивал, то ли подтверждал Ральф, не торопясь обхватывать тонкую талию. Как обычно, после бурных занятий любовью, когда она устало ложилась на его руку. — Что случилось? Ложись на свою сторону. У меня раскалывается голова.

— Не будь занудой, — поддела Морганит, не скрывая откровенные нотки веселья. Его же маневр использовала. — Моя сторона находится там, где мой муж. Тебе тоже не спится?

— Ты вошла во вкус, играя в королеву, — бросил Ральф, стараясь придать тону хладнокровия. Не вышло. Издевается над ним, изводя мучительными предложениями. Трудно не реагировать на сладкий голосок, признающий, что не только она в его власти. Разделят вместе. Самообман заключен в нем. Привыкший к одиночному существованию, мысль, что вернется в прежнее время, вызывала отвращение. Одиночество не устраивало.