— Что ты несешь? — взбунтовался уравновешенный и сохраняющий непоколебимость во всех делах. — Моя дочь не пакет акций или товар. Для меня она — бесценна. Ясно?

— Какую же цену вы ожидаете услышать, если за проведенное вместе время ваша дочь стала дороже мне, чем деньги? — заявил Ральф. — Стал бы я так рисковать собой, оставляя в доме девушку, за которой гонялись вооруженные бандиты? Вряд ли бы после моей смерти они бы мне потребовались, эти деньги.

— Интересно, — протянул Джованни Сальери, выпуская дочь из крепких объятий. Морганит прикусила нижнюю губу от охватившего волнения. — В моем доме на моих глазах ты намекаешь, что тебе нужно что — то больше. Продолжай, парень, посмотрим, куда зайдешь дальше. Рассчитываешь на ставку покрупней?

— Рассчитываю на ваше согласие, — встретил его вызов без страха Ральф. — Цена спасение вашей жизни — это ваша жизнь. Которую вы вернете мне. Я хочу жениться на Морганит.

Глава девятая

Все равно на то, что она думает или скажет, что чувствует на данный момент, выпрямившись во весь рост. Руки сцеплены, выдавая панику. Он смотрел на нее. В зеленые глаза, откровенно торжествуя, что Морганит Сальери никогда не видит всей той жгучей ненависти, горящей в его зрачках. Сжигающих ее до пепла. Не ошибся. Бабочке суждено сгореть в пламени. Дотла. Дочь человека, который никогда не становится на колени и не склоняет голову, падет перед ним. До последнего вздоха будет умолять его.

Да, он будет счастлив. Наслаждаться, глядя на то, как страдает единственная дочь его врага. На самом деле, сделает абсолютно все, чтобы только видеть, как она страдает. Сжал кулаки, нехотя вспоминая, как нежно эти пухлые губы изучали его лицо. Легко и невесомо касались. Эта страсть. Это желание. Эта зарождающаяся зависимость. Все. Все до капли растворились в ненависти. Как он может жалеть ее, когда ее отец не сжалился над его матерью? Как может хотеть ту, в чьих жилах течет грязная кровь? Отравляющая.

— Жениться хочешь? — бледное лицо мужчины вытянулось. Побагравело. По правде, Ральф и сам не понял, как подобное предложение вырвалось. Уничтожить. Разорвать в клочья все, что имеет связь с Джованни Сальери. Да, у него был план. Немного другого рода. Втереться в доверие. Стать правой рукой. Тем, на кого можно положиться. Пусть на это потребовались бы даже года — доказать лживую преданность этому ублюдку, а после — отнять все до копейки. Так же, как он поступил с его отцом. Законно. Через генеральную доверенность, а любимую доченьку разоренного отца сделать любовницей. Шлюхой. Кажется, во второй части плана преуспел, не осознавая того. Еще и винил чертову фортунку, которая привела ее прямо к нему в руки. Без усилий.

— Разве это высокая цена? — презрительно бросил Ральф. Тщательно укрыл нотки отвращения в голосе, заменяя твердостью. — Синьор Сальери, прежде чем вы начнете смеяться, не забывайте, что я вам сказал. Ваша жизнь была у меня в руках целые сутки. Двадцать четыре часа. Я мог распоряжаться ею на свое усмотрение, ведь я спас ее.

— Ты воспользовался моей дочерью, сукин сын? — подскочил к нему побагровевший Джованни Сальери, еще готовый несколько секунд разразиться в громком смехе. Унизить его. Какое первое правило вражды? Никогда не стоит недооценивать своего врага и ожидать удара. Воспринимай всерьез и первый начинай. Не позволил ему схватить за воротник рубашки, удержав скрюченные пальцы мужчины. На расстоянии, отчего желваки заходили на скулах его давнего врага. Никто еще не обращался с ним так. Не разыграл первую партию.

— Я, бедный парень, зарабатывающий на кусок хлеба музыкой и песнями, — вдруг сменил тему Ральф. — Я бы хотел изменить свою жизнь — это правда. Жить в богатстве — кто не мечтает?..Но подбирайте выражения, синьор Сальери, потому что моя гордость — мои родители, особенно моя мать.

— Ты изнасиловал мою дочь, — яростно продолжал он, едва ли не захлебываясь гневом. — Я посажу тебя. Ты сгниешь. Ты не жилец, слышишь? Охрана!

Интуиция не подводила. Просчитывать шаг наперед, прикидывая в уме, как поведет вторая сторона — его работа. Профессия. Появится третье мнение. Решающее. И он знал — она заговорит. Примет сторону того, от кого лучше держаться. Не предугадывая, как собственноручно роет яму. Добровольно идет в его ловушку. У него есть мозг. У нее же только сердце, которое откликнется на происходящее. На него.

— Папа, он ничего не делал без моего согласия! — как всегда — не ошибся. Дрожащий голос ворвался в их беседу, полную яда и ненависти. Джованни Сальери резко обернулся на такое признание. Кровь отхлынула от его лица. Сталкиваясь с истиной, что лилась из уст обожаемой дочки. Шах и мат. Пусть и по — другому плану. Составленному слишком быстро.

— Не защищай его! — процедил сквозь зубы, обводя Ральфа гневным взглядом. Встретил смело, принимая вызов. Встречаясь с той скрытой беспомощностью, что рвала изнутри Джованни Сальери. Ничего изменить же не мог. Невинность его дочери отнята. Забрана.

— Папа, я не лгу! — стеклянные, покрытые невидимой пеленой зеленые глаза уставились на них. Наивна и глупа. Он своего добьется непременно. Не сомневается. Какой сюрприз ее ожидает. Изощренная пытка. Семейная жизнь. С ним. И каждая ночь будет проходить без сна. Без слов. Засунет наваждение глубоко и далеко. Будет мстить открыто. Нет спасенья.

— Все, что между нами было, взаимно, — нервничала, тщетно пытаясь собраться, и Ральф сжал кулаки от неизвестно откуда взявшегося не вовремя порыва подскочить. Схватить и впиться в дрожащие непослушные губы. — Он не принуждал меня. Он не причинял мне…боли. Мне было хорошо с ним! Папа, я впервые в жизни почувствовала себя…полноценной. Такой, как другие девушки. Благодаря нему.

— Какой позор! — ошеломленно воскликнул Джованни Сальери. — Моя дочь, мой чистый бриллиант, который я бережно хранил, потеряла стыд, и сейчас стоит и в глаза мне говорит, что переспала с каким — то парнем! Всего за один день! Оказавшись вне стенах дома, ты сразу же отдалась первому проходимцу! Слепая дочь не ответственность! Слепая дочь — это проклятье семьи!

— Папа, как ты можешь говорить такие вещи? — Ральф перевел хладнокровный взгляд на прикусившую губу девушку. По ее позе трудно не заметить, сколько прилагала усилий — лишь бы не расплакаться. Это только начал. Знал, как больнее ей урок преподать. Вместо удовлетворения во рту появился неприятный вкус горечь от набежавших слез на щеках девушки. Плевать. Его не волнует.

— Я бы принял, что он…воспользовался твоей недееспособностью, слабостью, — тон Джованни Сальери изменился, и Ральф отметил, как всегда широкие плечи, высокомерно держащиеся прямо, сникли. — Я так боялся за твою жизнь. Я так обрадовался, что ты вернулась ко мне живой. Я искал тебя, чтобы узнать о таком грязном поступке. Что значит — было хорошо? Ты даже не видишь того, с кем…Какой позор!

— Я чувствовала его, — тихо прошептала Морганит, и Ральф вздрогнул, стоило девушке повернуть голову в другую сторону. В противоположную к отцу, будто она через тьму пыталась обратить призрачный взор к нему. — Слышала его голос. Мне не жаль, папа.

Ральф уловил изменение в прищуренных голубых глазах ее отца. Будто на краткий миг о чем — то задумался с сожалением. Затем мрачно нахмурился и шагнул к дочери, замахиваясь для удара. По этой атласной коже. Оставит другой след, покрывающий отпечатки его губ. Сотрет как напоминание. Не позволил, равняясь с Джованни Сальери. Перехватывая занесенную ладонь. Тот замер, однако Ральфа удивило удовлетворение, промелькнувшее на ненавистном лице. Нет, это он должен делать ей больно. Получить законное право. Быть всем. Притяжением и вожделением. Кислородом, какой бы она жадно вдыхала и не насыщалась, потому что перекрывал бы желанный воздух. Крылышки сломает он.

— Пойдем в мой кабинет, — опустив руку, изрек Джованни. — Обсудим твою награду.

Глава десятая

Морганит потеряла голову. Снесло крышу. Лишилась здравого разума. Быть настолько бесстыдной и смелой в присутствии отца и трястись от страха от каждого шороха. Превратил ее в распутную девку, не стесняющуюся своего же отца. Ужасное — она не находила в этом смертельного греха. Не видела, какой порочной становится. Неправильной. Сильнее ее. Послушание. Реальность. Серьезно. Все перестало иметь к ней отношение. Он сделал ее такой за какие — то проклятые двадцать четыре часа. За сутки.

Где же понимание испорченности? Эти эмоции. Ощущения. Неверные и стирающие границы овладели полностью. Оттеснили манеры и нормы, что внушали ей с детства. Превратили любимую папину дочку в грязную девчонку, которую впервые в жизни отец назвал проклятьем. Слепым и негодным человечком, умудрившимся еще испортить репутацию влиятельного миллиардера. Оказалась не просто слабой. Беззащитной перед собственными желаниями. От всего огражденная столкнулась со страстью. Первородной и ослепительной.

— Нянечка, Вы здесь? — услышав, как хлопнула дверь ее спальни, Морганит резко поднялась с кровати. Вместо того, чтобы чувствовать себя освеженной после теплой ванны с пеной и лепестками роз, какую всегда приготавливала для нее заботливая пожилая женщина, ощущала утомленность. Дрожащие после всего случившегося руки не слушали ее, поэтому няня переодела потрясенную девушку в шелковые домашние штанишки и легкую футболку. Расчесала спутавшиеся влажные пряди волос, заплетая их в толстую косу. Молчала, и Морганит тоже не решалась завести с ней разговор. В ушах до сих пор звучал его требовательный голос. С очевидным нажимом и упорством предъявлял право на нее. Хотел получить. Неужели тоже не понимал, о чем просил? На что идет…

— Вы меня осуждаете? — глубоко вздохнула Морганит. Она бы так же презрительно отнеслась ко всему рассказу, случись это не с ней. Не потеряй последние остатки рассудка после его предложения. Откровенного. Брак. Замужество. Точно не про нее. Не относится к слепой девочке, приученной к одиночеству. Смирившейся с тем, что вряд ли ей предстоит пойти с кем — то под венец. По любви без всяких сомнений жирное «НЕТ».

— Когда те бандиты тащили меня, я испытывала такое отвращение к их грубым рукам и противному запаху, — честно призналась Морганит. Обхватила плечи, будто защищаясь от тех, кто остался там. В злополучном вечере, наполненном ужасом. Животным страхом. — Я чудом вырвалась от них и убежала. Они могли бы расправиться с такой, как я, в два счета. Но появился Ральф…Он совсем не хотел становиться героем или спасать меня — просто так вышло. Все произошло случайно. Я, наверное, слишком эмоциональная, потому что…много чего нафантазировала. Много чего позволяла ему запретного.

Вспоминая, как мужские горячие губы ласкали груди. Зубы прикусывали кожу, заводя до предела. Вторгаясь в интимные места пальцами. Руками. Ртом. Поднимая волну возбуждения. Показывая другую сторону тьмы. Окуная в новый поток ощущений, пусть и не изгоняющих мрак, но взрывающий целую гамму чувств.

— Никогда не забуду эту ночь, нянечка, — в горле образовался комок, мешая четко выговаривать фразы. — И утро. Время, проведенное с ним, останется моим самым ярким воспоминанием. Бурной фантазией. Я не смогла ничего увидеть глазами, но…почувствовала сердцем. Он сам мне сказал. Чувствуй — я почувствовала, клянусь Вам, нянечка. Папа был прав. Я совершила аморальный поступок, позорящий его. Я ведь никогда не узнаю, как он выглядит. Только его имя, создающее в голове образ. Ральф.

— Такое сильное желание узнать, какой я? — хриплый голос, раздавшийся совсем близко. Непозволительно рядом. Опасно. Вновь сжигающее пламя вспыхнуло напротив нее. Окутывая языками пламени. Словно в подтверждение, горячее дыхание обожгло ее ключицу. Стиснула кулаки, впиваясь ногтями в ладони. До боли. Лишь бы отогнать нарастающий жар. Тепло, разливающееся внизу живота. Всего — то дыхание, а она буквально сгорала от взбунтовавшейся фантазии. Бешеного сердцебиения и осознания — он все слышал. Он был напротив. Всего в нескольких шагах стоял и слушал ее исповедь. Не предназначенное для него. Играть с огнем нельзя. В конце — по — любому сгоришь или очень сильно можно обжечься. Остерегаться и не раздувать пожар. Затушить искры.

— Что ты делаешь в моей спальне? — пытаясь тщетно собрать, остатки самообладания спросила Морганит. Не в силах отойти, позволяя дыханию переходить от ее шеи к мочке уха, вновь и вновь исследуя глубокими вздохами ее кожу. — Ральф, уходи, иначе…я позову папу и охрану.

— Разве тебе неприятно? — его теплые пальцы проникли под футболки. Коснулись ложбинки, и Морганит с трудом подавила стон. Нельзя. Сказка закончилась. Пора входить в жестокую действительность. Пока не поздно самой разбить иллюзии. Остановиться. Он, словно плавает вокруг. Входит в грудь яростным огнем вожделения. Неосязаемо.

— Ты выйдешь за меня замуж, — то ли спрашивал, то ли ставил в известность. Она схватила его за запястье. Не дала ладони, проделывающий дорожку от болезненно ноющей груди к животу, продолжить.