Медленно киваю и, обернувшись, изо всех сил впечатываю ее в себя. Я понимаю… Именно на такой случай я ее и подпитывал.

— Я в долгу перед Данилом. Ты правильно воспитала сына.

Таня кивает головой, и некоторое время мы молчим. Просто впитываем нашу близость, наслаждаемся тем, что нам никто не может помешать.

— О чем ты думаешь? — интересуюсь через некоторое время.

— О детях.

— Они у тебя чудесные, — повторяю в который раз.

Таня кивает головой и, словно желая заглянуть мне в глаза, немного откидывается в моих руках.

— Конечно. Но я не об этом.

— А о чем же?

— Как так получается? Почему в неподходящих парах вообще рождаются дети?

— Потому что это обычная физика, опять же не имеющая отношения к магии. Помнишь, мы уже говорили о том, что мужчина — накопитель и преобразователь космической энергии? Он может ее просто концентрировать, или же передавать.

— Женщине. Я помню.

— Да. Она захватывает эту энергию посредством матки и яичников, чтобы воплотить её в физическом плане. При оплодотворении возникает якорь — материальный объект-носитель, на который «записывается» тот, кому суждено родиться. Проще говоря, в процессе секса вихрем энергии захватывается Душа будущего ребенка.

— А чем отличается процесс зачатия в магическом сексе?

— Ничем и всем сразу.

Хреновое объяснение, я понимаю. Таня неуверенно кивает и, не задавая больше вопросов, вновь кладет голову мне на грудь.

— Ты не подумай, я ничего такого не планирую… Интересно просто, — вдруг выпаливает она.

— Чего такого? — осторожно уточняю я.

— Ну… детей там… И… В общем, я не стала бы привязывать тебя к себе ребенком.

Это больно. Это, мать его, очень больно. Осторожно запрокидываю ее лицо.

— Ничего не привяжет меня к тебе сильнее, чем ты сама. Даже если мы родим десяток детей, которых я, признаться, очень бы хотел.

— Хотел бы?

Не знаю, почему ее голос звучит настолько шокированно.

— Да. Я хочу детей. Потому что я люблю тебя. Потому что общий ребенок станет точкой закрепления нашего Эгрегора и его проявлением. Обладая абсолютно другим уровнем сознания, он будет совершенно особенным. Я в этом не сомневаюсь.

— Вот и все отличия? — через некоторое время потрясенно шепчет она.

— Да, в конечном итоге, — чередую слова и мягкие поцелуи. Наш разговор о детях немного притушил мою ярость, направив мысли в совершенно ином направлении.

— Я ведь старая, Стёпа… Никогда не думала, что решусь на это еще раз…

— Ну, какая старая? Ну, что ты опять выдумала? Ты у меня самая красивая, нежная, ласковая… — перечисляю, осторожно ее лаская. — Я люблю тебя. К тому же нам абсолютно некуда спешить. Впереди у тебя масса времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью.

Дыхание Тани замирает, а после срывается с губ с легким всхлипом. Подхватываю ее под попку, довольно ворчу, когда она послушно оплетает меня ногами, и делаю шаг к разворошенной постели. Опускаюсь на кровать вместе с ней. Веду руками вверх по спине, ощущаю хрупкие дуги ребер:

— Осталось еще шесть процедур массажа.

— Я помню.

— Тогда напомни и мне, потому что с тобой я забываю совершенно обо всем.

Опускаю голову, провожу носом между полных грудей, покрытых испариной, вдыхаю ее сумасшедший сладкий аромат, раскрываю пальцами припухшие от желания губы. Соприкасаемся с ней, совпадаем. Вдруг Таня толкает меня, опрокидывая на спину и, смеясь, нависает сверху. Хватаю ртом изнывающий сосок и резко втягиваю в себя.

— Нет, — возмущается она, тяжело дыша, — сегодня я главная.

Все, что хочешь, любимая. Абсолютно. Замираю под ее исследующими мое тело губами. Дрожу от ее нежности. Таня спускается вниз по груди, к бедрам, минуя самое интересное. Щекочет языком кожу на коленях, сползает вниз по икрам. Обхватывает ступни с поджавшимися от удовольствия пальцами. Втягивает ртом большой, чуть прикусывает. Запрокидываю голову, чувствую, как натягиваются сухожилия на шее и мое далеко не бесконечное терпение. Сливаясь, наша энергия устремляется по бесконечному кругу. Предвкушаю, что будет, когда мы все сделаем правильно.

— Перевернись на живот.

Сместив вес на предплечье, медленно подчиняюсь. Таня ложится на меня, позволяя почувствовать каждый миллиметр ее тела. Совершенно невольно мои бедра дергаются, хлопок простыней царапает плоть. Губы Тани нежно ласкают спину. Мне даже интересно, чем обернется ее исследование. Мягкие ладошки опускаются на поджарые мышцы ягодиц, слегка царапают их и в нерешительности застывают.

— Анальный секс в Тантре…

— Да?

— Какой он? Только ли мужчина может… хм… взаимодействовать с женщиной подобным образом?

Мое тело дрожит от желания, но я должен ответить на Танин вопрос. Знаю, как нелегко ей было на него решиться. Упираюсь лбом в бицепс согнутой на подушке руки.

— Нет. Ты тоже можешь меня ласкать, задействуя чакру Муладхара.

Дыхание моей любимой сбивается, ей едва хватает сил, чтобы продолжить:

— Как? Как я могу тебя ласкать?

— Языком, или пальцами. Включая их в нашу любовную игру. Например, когда я погружаюсь в тебя, ты можешь стимулировать мою простату. Говорят, это очень приятно.

— Говорят?

Я не слышу ее последний вопрос, я его чувствую.

— Я не практиковал такого рода любовь, — поясняю, чтобы унять все сомнения Тани и страхи.

— Никогда? Почему?

— Физическая сторона любви никогда не играла для меня такой уж существенной роли. Я хочу и могу любить только тебя. На определенном уровне самосознания сексуальный механизм становится совершенно другим.

— И… только со мной тебе хочется…

— Стимуляции простаты? — смеюсь в предплечье. Обучение Тани доставляет мне непередаваемое удовольствие.

— Степан! — одергивает меня она, но, все же посмеиваясь, укладывается рядом на бок. Поворачиваю к ней лицо. Отбросив все шутки, разговор у нас выходит довольно серьезный.

— Пойми, секс сам по себе абсолютно неинтересная штука. Другое дело — Магический секс, который несет в себе довольно многоуровневый смысл. В физическом плане — это продолжение рода, в эмоциональном — получение колоссального удовольствия, в энергетическом — регулировка всех систем организма, но главное — это мощнейший толчок к развитию Сознания, рождению Эгрегора, через которого человек начинает воспринимать окружающий мир впоследствии. Эти эгрегориалыные состояния и есть тот самый улет, о котором ты, должно быть, наслышана. И которые, я знаю, успела испытать. — Таня кивает головой, опаляя мой бок своим учащенным дыханием, а я продолжаю: — Периодически испытывая их, человек привыкает и постепенно начинает воспринимать собственный Эгрегор, образованный всеми структурами прошлых воплощений.

Отвлекаюсь на мгновение — уж слишком большое искушение — моя возбужденная женщина. Немного меняю ее позицию, так, чтобы она легла на живот. Смещаюсь и опускаюсь ниже, чуть отвожу в сторону ее идеальную ножку.

— Резюмируя вышесказанное и возвращаясь к вопросу стимуляции простаты, — снова беспричинно улыбаясь, целую Таню в коленку, — все эти ухищрения имеют смысл только в случае, если человек способен ощутить движение энергии по кокону. Когда энергия Ян и Инь движется между различными энергетическими точками пары.

Опускаюсь еще ниже, обхватываю ладонями полумесяцы совершенной попки, осторожно касаюсь ануса пальцами, а следом и языком. Таня настороженно замирает под моими ласками, чтобы со стоном капитулировать уже через пару минут. Я знаю, как ей хорошо. Мы чувствуем это вместе. Это может продолжаться бесконечно, но я вынужден отступить. Секс такого рода требует дополнительной подготовки — и я готов подождать, чтобы она могла не беспокоиться об этом. После… мы сделаем все правильно после. Сгибаю ноги в коленях, опираюсь предплечьем о кровать и мощно в неё врываюсь.

Оргазм отнимает Танины силы. Она проваливается в сон, а я выбираюсь из нашей постели. Совершенно определенно, еще не время расслабляться. По крайней мере, мне. Нащупываю телефон, выхожу прочь из комнаты. Первым делом звоню знакомому слесарю. Хороший парень, который часто шабашит в нашем спорткомплексе. Он без проблем соглашается мне подсобить с замками в квартире Тани. Второй звонок тоже касается ее безопасности.

— Сан Саныч, привет. Опять Судак беспокоит. Извини, что так поздно звоню.

— Степка? Вот это новости! Это чем же я заслужил такое внимание? Второй звонок за пару недель!

— Топтуны нужны, Сан Саныч. За девочкой одной приглянуть.

— Уровень подготовки?

— Стандартный. Там бывший муж — дурачок, а не профессиональный охотник, так что без фанатизма. Заплачу, сколько надо будет…

— Заплатишь, — веселясь перебивает меня Сан Саныч, — у меня опять спина того…

— А я говорил — курс повторить!

— Так дела ведь, Стёпочка, дела! Пока петух жареный в ж*пу не клюнет — сам знаешь.

— Знаю. Ну, так что? Можно кого-нибудь по-быстрому организовать?

— За тем майоришкой приглянуть?

— За ним.

— Будут люди. А к тебе? К тебе кого-нибудь приставить?

— Нет. Ко мне он не сунется. Кишка тонка. А вот за девочкой — боюсь, не услежу. Глаза бы мне…

— Глаза… Ты и без глаз побольше многих видишь. Скажи хоть, где соломки подложить?

— Да что ж я тебе — экстрасенс? Знал бы — не обращался.

— Ага… Ну, ты смотри там, аккуратнее. Адрес твоей девочки найду, фото тоже имеется. Сейчас подыщем кого-нибудь.

— Спасибо.

Наживаю «отбой», набираю еще один номер.

— Стелла? Привет!

— Привет!

— Как карапузик?

— Пинается. Как ты? Как выходной?

— Отлично… Просто отлично. Ты мне вот что скажи… Зеленский трепался насчет мастер-классов по бальным танцам…

— Ииии…

— Мы не могли бы как-то ускориться?

— Ускориться? Зачем? Лето ведь, Стёп. Кто на них ходить будет?

— Моя Таня! Знаешь, как она любит танцевать?

Глава 20


Несмотря на то, что покидать наш со Степаном дом мне совершенно не хочется, к вечеру следующего дня я возвращаюсь в свою старую квартиру. Вынужденная мера, необходимость которой я прекрасно осознаю. В первую очередь, я делаю это ради сыновей, которым действительно нужно привыкнуть к изменениям в наших жизнях. И хоть Степан мягко настаивал на том, что я никому ничего не должна, кроме как быть счастливой, я не могу вот так запросто оставить в прошлом свои убеждения. Даже если они неправильные. Ведь я привыкла сначала думать о детях и муже, а уж потом о себе. Эта привычка укоренялась во мне годами. Теперь её так просто не выкорчевать.

От мыслей меня отвлекает громкий стук во входную дверь.

— И чего ты шумишь? — открываю Дёме и отступаю в сторону.

— Ключи новые забыл!

— А грубить зачем? Вот же они, на полке.

Демид бормочет что-то невнятное и склоняется, стаскивая с ног кроссовки. Я морщусь. Пахнет он не то чтобы хорошо, но и не так уж и плохо. Как любой здоровый ухоженный парень после полуторачасовой тренировки. В голове мелькает мысль, что на почве спорта они могли бы неплохо сойтись со Степаном. Улыбаюсь.

— Я пропустил что-то смешное?

Улыбка тухнет на лице, я в полной мере осознаю, что просто не будет. Вопрос только, насколько все усложнится.

— Ты смешной. Взмыленный и пыхтящий, — пытаюсь перевести все в шутку, лохмачу взмокшие волосы на голове сына, будто ему четыре. Он уклоняется и, нахмурившись, топает в ванную.

— Что-то не так? — кричу ему в спину.

— Ничего. Кроме того, что какой-то мужик распоряжается в нашем доме.

Сглатываю, судорожно подыскивая слова:

— Он не распоряжается, Демид. Он меня защищает.

— От кого? От отца?

Отвожу взгляд. Мне стыдно за то, что случилось, и за то, что невольно в эту грязь были втянуты дети. И я не могу… физически не могу обсуждать с ними эту тему. Особенно с Демидом, который узнал обо всем от брата, и, наверное, все же не в полной мере осознает, какому ужасу я подвергалась.

— Да. От него.

— Дурдом!

Демид захлопывает дверь. Некоторое время смотрю на нее, застыв посреди коридора. Все чаще я замечаю, что когда мне требуется что-то обдумать, принять решение или просто успокоиться, я словно отключаюсь, выпадаю из происходящих событий. В таком состоянии я, например, нахожусь, когда мы медитируем со Степаном. Я чувствую, как становлюсь сильнее, выносливее. Не столько физически, сколько духовно. Что-то во мне необратимо меняется. Те события, которые еще месяц назад надолго бы выбили меня из колеи, теперь не способны вызвать и половины когда-то привычных эмоций. Я стала намного более устойчивой в эмоциональном плане, более стабильной. В моей душе поселилась гармония.