Но на сей раз она ошиблась. И если бы прислушалась, то нашла бы в услышанном кое-что интересное.

— Ты что, оглохла? — Аглая окликнула Шурочку во второй раз. — Я говорю, что вчера здесь была Надька Желтова, ты ее должна помнить по «Хангри Дак»!

— Хангри… что?

— Господи… По «Голодной утке», которая возле «Детского мира»!

— А-а, вспомнила! Безумная девка, она тогда еще на столе отплясывала… И что?

— Крутая стала, только и всего. Вообрази, машинку новую купила — полный отпад: «хаммер» в люксовом исполнении…

— Ух ты!.. А раньше-то, помнишь? Такая нескладная была! Вечно у нее все ломалось, терялось, падало. Колготки рваные, белье наружу… Катастрофа, а не баба.

— Точно… Глянь-ка, кто к нам пожаловал! Стас собственной персоной, к любимой женушке!

Последняя фраза все-таки достигла Настиного слуха, и она моментально вскочила, чтобы разглядеть таинственного мужа хозяйки. Стас оказался высоким темноволосым джентльменом со слишком, как ей показалось, суровым выражением лица. Не смягчившимся даже в тот момент, когда он увидел спускавшуюся по лестнице навстречу ему Вику. «Интересно, — подумала Настя, — это он вообще такой сдержанный или у них отношения плохие?»

И недолго думая Настя, ни на секунду не отдавая себе отчет в том, до какой степени в духе салона подобный поступок, сорвалась с места и с нарочито деловым видом направилась в сторону холла. Халат и швабру она оставила в «своем уголке». В конце концов, ее рабочее время кончилось.

— До свидания, Виктория Сергеевна, — минуя хозяйку, Настя еще раз глянула на Стаса и слегка улыбнулась редкому, судя по всему, посетителю.

Своей цели она достигла и удовлетворенно кивнула, услышав уже на выходе брошенную им фразу:

— А это что за роскошная фемина? — Стас смотрел ей вслед с неподдельным интересом.

— Сотрудница. Можешь попробовать угадать, кто она. — Виктория усмехнулась, равнодушно наблюдая за мужем.

— Ассистент парикмахера… нет, массажистка, если судить по фигурке.

— Не угадал. Уборщица.

— Шутишь?

— Ничуть! Работает со вчерашнего дня.

— Разве можно топ-моделей в уборщицы определять? — усмехнулся он. — Воистину, у богатых свои причуды!

— Лучше скажи, почему ты без звонка? Случилось что-нибудь?

За разговором они поднялись наверх и дошли почти до кабинета Виктории.

— Случилось, только не у меня, а у тебя, вчера… Я беспокоюсь, вот и заехал.

— Я здесь еще, как минимум, час. — Она остановилась перед дверью. — Валентин еще здесь…

— Панкратов? — Стас внимательно посмотрел на жену. — Сюрпризов от него никаких?

— Ничего определенного… пока.

— Вот что, — он придержал жену за локоть. — Не могу сказать, что так уж жажду с ним встретиться… Ты не против, если я сейчас слиняю, а через часок вернусь и мы рванем на дачу?

— Не против. Тем более что Панкрат обещал мне прямо сейчас, как он выразился, «предварительные результаты»… Пока!

И высвободив локоть из крепких пальцев Стаса, она толкнула дверь своего кабинета.

Валентин, разглядывающий вид из окна в ожидании хозяйки, неторопливо повернулся ей навстречу. И Виктория, едва глянув в лицо майора, поняла, что ему действительно есть, что сказать. Это настолько ясно читалось в его глазах, что она едва сдержала улыбку: все-таки Валька в чем-то просто на редкость наивный.

— Ну? — Виктория деловито прошла к своему столу.

— Баранки гну! — ухмыльнулся он. — Машину замминистра обороны, надо полагать, мы оставим в покое, верно? Короче, «хаммер» принадлежит одному оч-чень крупному криминальному авторитету. Фамилию называть?

— Не надо, это не мой круг.

— Да? — Панкратов прошелся по кабинету. — Заметь, приезжала сюда лучшая подруга этого авторитета. А это — уже твой круг, в том смысле, что твоя клиентка… некая Надежда Желтова. Она же Любовь Тимченко, она же Шина. Семьдесят третьего года рождения, окончание последнего срока — 25 августа девяносто седьмого…

— К-какого срока?! — Викины глаза, беспокойно следившие за вышагивающим Панкратовым, округлились.

— Приличного! По 106-й, часть вторая… Убийство, между прочим. Якобы непреднамеренное. Но это ее адвокаты отмазали… Похоже, по ее заказу за тобой и следили.

— Господи! — Виктория беспомощно посмотрела на Валентина. — Ты это точно знаешь?

— Не то чтобы точно. Но цепочка получается интересная: кошелек вполне может быть Желтовой. Понятно, что сама она за ним не явится…

— Да почему именно она?!

— А ты рассуди. Постоянных клиентов мы отбрасываем. Из редких посетителей трое были вне подозрений сразу, четвертому я успел дозвониться и отбросил тоже. Остается Шина… Ну, а дальше сплошная логика. Листок с распечаткой и фото ей, судя по всему, передали непосредственные исполнители… Неясность только в том, случайно или нарочно сия роковая дама уронила кошелек. Если второе, понятно, что в целях запугивания жертвы.

— Чушь! — резко щелкнув зажигалкой, Виктория нервно прикурила. — Есть куда большая неясность: на кой черт я понадобилась этой бандитке? Чепуха несусветная! А если нет — объясни.

— Необъяснимых вещей, Вика, на свете не бывает… — Панкратов остановился напротив ее стола. — Да не нервничай ты так!

Ему вдруг стало жаль эту такую красивую, уверенную в себе, богатую женщину, словно теплая вспышка воспоминаний о совсем иной Вике на мгновение осветила сегодняшний день. И, так и не найдя нужных слов, он пробормотал до тошноты банальное: «Все будет хорошо…»

И судя по тому, как она ответила, понял, что и Вика на какую-то долю секунды очутилась в давнем прошлом. А иначе и не к чему, и не к кому было отнести эти ее слова: «Хорошо уже было…»

На самом деле майор Валентин Панкратов никогда еще не был так далек от истинного понимания Виктории Сергеевны, как в этот момент…

10

Прежде чем войти в подъезд, Настя подняла голову и, что-то шепотом пересчитав, нахмурилась. Потом проделала свои подсчеты еще раз и расстроилась окончательно: Пашины окна были темны, значит, его нет дома… Настя присела на скамейку возле подъезда. Слишком прямая по натуре, она и не пыталась объяснить свое враз испортившееся настроение чем-нибудь вроде основательно поднадоевшего за эти дни ворчания бабы Дуни. Или, например, усталостью.

— Я влюбилась, — тихо прошептала девушка. — Нет, я не влюбилась, я его просто люблю… люб-лю…

Она словно пробовала это округлое, как морские камешки, обточенное вечностью слово на вкус, осторожно перекатывая его губами. «Люб-лю…» И вновь подняла голову: вначале к Пашиным окнам, а потом еще выше — к небу.

«Погода хорошая, а звезд почему-то не видно…» — с некоторым изумлением подумала она.

«Господи! Сделай так, чтобы он был у нас!» — подумала Настя, поднимаясь наверх в скрипучем лифте. Видно, Бог услышал ее! Потому что именно Павел и выглянул в прихожую, едва Настя переступила порог. Ее радости не помешал даже тот факт, что лицо его было хмурым и озабоченным. И только войдя в гостиную, Настя и сама почувствовала что-то неладное. Вопреки обыкновению, Мария Петровна не хлопотала возле стола в ожидании Настиного прихода. С побледневшим и заметно осунувшимся лицом, она лежала на диване, а возле нее суетилась Ромашка, перебирая какие-то пузырьки на маленьком, придвинутом к дивану столике. Настя охнула и с беспокойством уставилась на Пашу. Эти лекарственные пузырьки были слишком хорошо знакомы ей по маминой многолетней болезни.

— Сердце?! — В мгновение ока она оказалась возле своей хозяйки.

— Успокойся, Настена. — Мария Петровна улыбнулась. — Ничего особенного… Помнишь картину, где больной Некрасов принимает друзей? По-моему, похоже.

— Сердце — это всегда особенное… Павлик, что случилось?

Ответила ей озабоченно хмурившаяся Ромашка:

— Итог визита старого друга Самсонова!

— А-а-а… Теперь ясно, — покачала головой Настя.

— Глупости! Ничего тебе не ясно, — возразила Мария Петровна. — У меня это иногда бывает, и с визитом Самсонова никак не связано… Мы очень мило посидели, вспомнили былое…

— Вот-вот, — кивнула Ромашка. — Наверняка о Джоне говорили!

— О Джоне? — Настя недоуменно посмотрела на Снежану. — А кто это?

— Тайна сердца! — Мария Петровна сердито глянула на Ромашку и села вопреки попытке Павла помешать ей это сделать. — Вам, девушка, все-таки следует хотя бы изредка придерживать язычок!

— Простите, ради Бога… — Снежана смешалась и отошла к окну.

— Между прочим, не мешало бы позвонить Самсонову, — заметил Павел.

— Зачем? — Мария Петровна недоуменно посмотрела на него.

— Вы с ним сколько лет не виделись? Тоже мог переволноваться…

— Семнадцать. Ты за него не беспокойся, он из гестапо выбрался живым и здоровым. Всех нас переживет!

— И Капитан пропал, — пожаловалась неожиданно Ромашка. — Звоню ему, звоню, а трубку никто не берет… Вдруг тоже что-нибудь?!

— Не нагнетай! — Павел сердито глянул на Снежану. — А вы куда? Лежать!

— И не подумаю! — Мария Петровна и впрямь предприняла попытку встать. — У меня уже все прошло!

— Я кому сказал — лежать? Вот так-то лучше… А вы, Снежаночка, идите, отдыхайте… Мы с Настей тут подежурим.

— А-а-а… — усмехнулась Ромашка и направилась к двери. — Конечно, конечно…

Настя почувствовала, как краснеет под пристальным, со значением взглядом актрисы и мгновенно засуетилась:

— Я сейчас чай организую.

Но Паша, как назло, ее остановил:

— Погоди… Во-первых, чай готов. А во-вторых, Мария Петровна сейчас уснет… Ведь уснете, Мария Петровна?

— Ну ладно, — вздохнула учительница. — Если доктор настаивает…

— Доктор настаивает!

Настя удивилась, поскольку таких твердых и даже жестких интонаций до сих пор в Пашином голосе не замечала. И, покорно кивнув, кинулась на кухню, где ее и впрямь ожидал только что заваренный чай.

Спустя несколько минут они сидели вдвоем в Настиной комнате, чутко прислушиваясь через распахнутую настежь дверь к тишине в гостиной. Настя, разливавшая чай на правах хозяйки, уже было поставила перед Павлом чашку с душистым напитком, как вдруг какая-то мысль осенила девушку и она опустила чашку прямо посреди стола.

— Послушай… — Она посмотрела на него и внезапно покраснела.

— Что? — Павел с трудом отвлекся от собственный мыслей и вопросительно уставился на Настю. — Что с тобой?

— Ничего…

— Нет уж, говори, если начала!

— А ты не будешь надо мной смеяться?

— Ни за что! — искренне пообещал Павел. — И?..

— Я сейчас поняла, что такое счастье…

— Ого! — Он все-таки ухмыльнулся. — И что же это?

— Не скажу! Ты меня засмеешь…

— Клянусь, больше не буду! Ну скажи, а?

— Ладно, — сдалась она. — Счастье — это… сидеть с любимым человеком и пить чай… Еще, смотреть в окно на ночной город, на огоньки, а после…

— И что же после? — Голос Павла вдруг стал хрипловатым.

— А после лечь в постель!

Выпалив эту фразу, она одновременно почувствовала, как екнуло от ужаса ее сердце, а горячая волна залила лицо, которое Насте немедленно захотелось закрыть руками. Она бы и закрыла, если бы Пашин голос не был таким отрезвляющим.

— М-да… — Он откашлялся. — Послушать тебя, так можно подумать, что тебе не восемнадцать, а все тридцать восемь.

Она осторожно посмотрела на него и перевела дыхание.

— Я просто говорю, что чувствую, но ты, наверное, прав: внутренне я очень взрослый человек…

— А я — наоборот.

— Знаю…

— Что ты знаешь?

— Что ты еще пацан!

Они рассмеялись, и обстановка за столом мгновенно разрядилась.

— Да-а, — признал Павел, — с тобой трудно соскучиться… Кстати, совсем забыл: я же тебе тут кое-что приготовил!

Павел достал откуда-то из-под стола свой дипломат и извлек из него пачку бумаги.

— Держи, сиротинушка! Это компьютерная распечатка адресов и телефонов всех Викторов Васильевичей Петровых, проживающих в столице нашей Родины!.. Семьсот двенадцать человек!

— О Боже! — Настя всплеснула руками. — Так много?

— Пусть тебя утешает мысль, что Ивановых было бы еще больше.

— Думаешь?

— Не думаю, а знаю: я проверил из любопытства!

— И один из этих Петровых — мой папа?

— Очень может быть!

— Паша… Ой, Пашенька, можно, я тебя поцелую?!

— Ни за что!

Поняв, что Настя именно с этим намерением и вскочила из-за стола, доктор Павел Ветров ощутил что-то похожее на панику. Нужно сказать, на свете нашлось бы не так уж мало прекрасных дам, которые ни за что бы не поверили своим глазам при виде Павла, сбегающего от девушки, вознамерившейся его поцеловать!