Но факт остается фактом: молодой и, несомненно, доказавший не раз на деле свое мужество доктор именно так и поступил: сбежал. Оставив растерянную, не знающую, плакать ей или смеяться, Настю посреди комнаты…

В конце концов Настя, повинуясь врожденной жизнерадостности, весело рассмеялась вслед позорно ретировавшемуся Павлу.

Наконец она успокоилась и взяла в руки распечатку. Неужели ее детская мечта действительно так близка к осуществлению? И все это благодаря ему, Павлу… Конечно, семьсот двенадцать человек — это очень много! Но она, Настя, упорная. Будет изо дня в день понемногу обзванивать всех подряд и рано или поздно найдет. Обязательно найдет своего отца!


Дон Антонио обвел глазами притихших женщин: улыбавшуюся чему-то своему Марию Петровну, уютно устроившуюся в уголке дивана. Бледную Ромашку, с грустным замкнутым выражением лица. Настю… Даже эта юная «чирикуша» и та выглядела сегодня какой-то напряженной… Очередной четверговый вечер, во всяком случае, в начале, явно не заждался.

— Среди роз один барбос… — пробормотал Антонио, имея в виду явно себя. — Где все мужчины?

— Кедыч задерживается, — вздохнула Ромашка, — а у Капитана телефон не отвечает…

— А Паша? — Настя вопросительно посмотрела на Снежану, но та лишь пожала плечами.

— А Паша, Анастасия, вообще-то, не член нашего тесного кружка, — пояснил Дон Антонио. — Хотя видеть его мы всегда рады!.. А ты, Ромашка, зря за своего Капитана волнуешься. Не стоит!

— Почему?

— Потому что легче от наших волнений никому не бывает. Зато нам самим…

— Перестань! — Она снова пожала плечами. — Абсолютно верные, но при этом абсолютно пустые слова!

— Знаешь, — Мария Петровна повернулась к Снежане, — я сейчас как раз вспоминала, как мы с Капитаном познакомились. Это было… Да, точно, зимой восьмидесятого. Представьте себе — ночь, жуткий мороз, а моя машина намертво застряла на пустой дороге в абсолютной Тмутаракани… Ну, приготовилась я там до утра торчать, а что поделаешь? Сижу. И просто так включаю-выключаю фары: три длинных — три коротких… И вдруг вижу какую-то фигуру в тулупе, капюшоне — только усы торчат! Оказывается, он стоял у окна своего деревенского домишки, который гордо называет дачей. Ну и увидел, что кто-то сигналы «СОС» подает… Мы с ним потом всю ночь на его кухне чай пили…

— Он что, моряк? — Настя тоже включилась в разговор.

— Он музыкант! — вмешался Дон Антонио. — И золотой мужик…

— А почему же тогда все его Капитаном называют?

— Потому что он служил в оркестре Министерства обороны, звание имел, но… Увы, проклятый алкоголь!

— Это было в прошлом! — Мария Петровна с беспокойством посмотрела на Снежану. — Так же, как и служба… Он уже лет десять в «завязке», ветеринаром за эти годы стал…

— А если он того… «развязал»?! — В глазах Снежаны отразилась паника. Мария Петровна не успела ответить.

— Найдем того, кто в этом виноват, запрем на трое суток с Капитаном… — перебил ее Дон Антонио.

Ромашка тоже не успела ничего сказать, так как именно в этот момент раздался звонок, заставив всех женщин одновременно привстать со своих мест.

— А вдруг он? — Ромашка с Настей произнесли это одновременно, но в отличие от Снежаны Настя бросилась вслед за Марией Петровной в прихожую. На пороге стояли Кедыч с Павлом.

Однако всеобщей радости хватило не надолго: едва Мария Петровна включила свет, как обе дружно ахнули: рубашка Павла была вся в крови…

— Господи, Паша! — в отчаянии воскликнула Настя. — Ты опять во что-то вляпался, дрался, да?

— Нет…

— Погоди, расскажешь потом, — вмешалась Мария Петровна. — Живо снимай рубашку, ее надо застирать прямо сейчас!

— Я сама. — Настя решительно потянула Павла за рукав, и тот, пожав плечами, подчинился.

— Ладно, стирай… Пойду пока домой, переоденусь.

— Что за переполох? — Дон Антонио с удивлением посмотрел на прошедшего через гостиную голого по пояс Павла.

— Пашка явился весь в крови, подрался с кем-то…

— Женщины! — повысил голос Кедыч, чтобы быть услышанным. — Вы хоть слово дадите сказать? Вот, спасибо… Не дрался он ни с кем! Там, на улице, женщину сбило машиной… Открытый перелом, кровищи — море… Пока «скорая» подъехала, Павел ей шину наложил и перевязку сделал.

— Здорово! Какой же он… — Настя, успевшая простирнуть Пашину рубашку, не находила от восхищения слов, чем и вызвала незамеченную ею ухмылку на лице Дона Антонио.

— Все, ребята! — Дон решительно вернулся за стол. — Сейчас будем петь в честь Павла Ветрова исключительно мужские песни… Паша, вам водки налить?

— А есть? — вошедший в этот момент в гостиную Павел на предложение прореагировал заинтересованно.

— Должна быть. Я на всякий случай держу тут бутылочку про запас… Когда человек приходит домой в таком состоянии, ему не сухого винца наливать следует, а лучше прямо медицинского спирта… Ну, кто еще с нами по водочке?

— Ладно, Антон, — Мария Петровна подмигнула Насте, — раз такое дело, Давай и мне… Вот только знала бы, так закуску приготовила посерьезнее… А вообще-то, если хотите, можно быстро нажарить котлет! Фарш и вареный рис у меня есть…

— Фу, как буднично, — Дон Антонио подчеркнуто горестно вздохнул. — Но ничего не поделаешь, лично я сегодня к кулинарным подвигам не готов.

— Зато я всегда готова! — вмиг оживившаяся с появлением Павла Настя решительно поднялась из-за стола. — Я быстро!

— Надо же! — Антонио удивленно поднял брови. — И как я про тебя мог забыть?! Но учти, Анастасия: на все про все у тебя ровно… сейчас скажу… двадцать четыре минуты!

— Можете засекать: через двадцать минут будут готовы настоящие классические… ежики!

— В тумане?

— В сметане! Ассистенты не требуются, всем оставаться на местах!

Настя знала, о чем говорила: ежики были из тех блюд, которые они с мамой считали ее фирменными не только из-за вкусовых особенностей Настиного приготовления, но и благодаря молниеносной скорости, с которой она их делала.

И спустя двадцать минут она, как и обещала, внесла в гостиную готовое, да еще уложенное с затейливостью японской икебаны, блюдо. И, разумеется, не преминула воспользоваться всеобщим изумлением, чтобы сесть рядом с Пашей.

— Павлик, — она слегка толкнула в бок увлеченно жующего доктора. — Я сегодня сделала одиннадцать звонков!

— Кому? — Он уставился на Настю, явно ничего не понимая.

— Как кому? По списку, который ты мне дал.

— А!.. И как?

— Пока не очень. Представляешь, все Петровы почему-то страшно легкомысленные! Принимают меня неизвестно за кого: в первую очередь интересуются, что я делаю сегодня вечером…

— Это не фамильное качество Петровых, — ухмыльнулся Павел. — Все мужики такие.

— Кроме Ветровых? — Настя кокетливо прищурилась.

— Ты что, хочешь, чтобы и я тебе свидание назначил?

— Обмечталась…

Честно говоря, делать вид, что это она так шутит, Насте совсем не хотелось. И она уже было собралась продолжить этот очень интересный для нее разговор, но поневоле отвлеклась на Кедыча: обычно весьма мягко и тихо разговаривающий, он громче обычного, и, как показалось Насте, весьма мрачно заявил: «Спасибо, здорово ты мне удружил!»

Реплика адресовалась Дону Антонио. И теперь Настя припомнила, что вроде бы в прошлый раз Кедыч и Дон разговаривали о каком-то подвале, из которого Кедыча несправедливо выперли. То ли он ремонт там сделал, то ли с группой молодых ребят на гитарах репетировал… А точнее, и то, и другое…

— А что? — Дон Антонио недоуменно воззрился на друга. — Твой подвал свободен, можешь вселяться: никто на него больше не покусится…

— Ага, — зло усмехнулся Кедыч.

— Да в чем дело-то?

— В том, что выселил ты не тех, кого надо, и не из того подвала!

— Я?! — Дон Антонио резко отложил гитару. — Вот что, Кедыч, запомни: я никогда и ничего не путаю! Ты сам написал адрес, собственной рукой, и жаловался на отморозков, которые вас оттуда вышвырнули… Сейчас!

Дотянувшись до своей барсетки, Антонио вынул из нее основательно помятую записку.

— Смотри! Твоя рука?

— Моя… — Кедыч растерянно обвел глазами застолье.

Неясная тревога шевельнулась в глубине души Насти, заставив почти забыть про Павла. Незнакомые интонации появились не только в голосе Кедыча, но и Дона Антонио, и определить их девушка не могла, хотя именно они-то и насторожили ее.

— В чем же дело? — Антонио бросал теперь слова сквозь зубы. — Заказ выполнен грамотно! По всей форме и в срок: Пролетарская, четыре, корпус два, подъезд три…

— Дон, ты что?! — Кедыч поднялся из-за стола. — Не четыре, а семь! Это у меня семерка такая…

— Ну, мой дорогой, — хмыкнул Антонио. — С таким почерком только приговор подписывать!

— Ты даешь… — Кедыч покачал головой. — Ребят ни за что побили…

— Побили — не убили. Заселяйся, обратно они не придут.

— Но… Это же не наш подвал!

— Не будь занудой, — Дон Антонио резко поднялся и, выйдя из-за стола, прошелся по комнате. — И без тебя на душе погано.

— Я могу чем-нибудь помочь? — нахмурился Кедыч.

— Пулемет крупнокалиберный есть?.. Тогда не можешь.

Телефонный звонок, прозвучавший в ее комнате, заставил Настю оторваться от этого захватывающего разговора, напомнившего, между прочим, ее подозрения, закравшиеся при знакомстве с Доном Антонио. «Все-таки он и вправду бандит, — она нехотя поднялась из-за стола и направилась к телефону. — А Мария Петровна такая добрая и… наивная, она просто не догадывается…»

— Алло?

— Простите, — голос в трубке принадлежал явно молодой девице. — Павел случайно не у вас?

— Кто его спрашивает? — Настя мгновенно забыла про Дона Антонио.

— Настя.

— Какая Настя?!

— А что, у него их несколько? — хмыкнула девица.

— Нет, я — одна-единственная!

— Вы?

Настя уже набрала в грудь воздуха, чтобы достойно ответить этой нахалке, когда трубка выскочила из ее рук… Укоризненный взгляд Павла заставил Настю вспыхнуть и опустить глаза.

— Привет, это я… — Он, видимо, принципиально, развернулся к ней спиной вместе с телефоном. Уж не надеется ли он, что она уйдет и не станет слушать? Фигушки!

— Да… тоже Настя. Что я могу сказать? Сам возмущен!.. Да нет, не слабоумная, это просто недостаток воспитания. Извини еще раз… Так что случилось?

Он покосился на Настю.

— Да, слушаю… В какой?.. И что с ним?.. Ладно, завтра сам разберусь… Пока!

Вот теперь, как поняла Настя, и наступил час расплаты! Закусив губу, она опустила голову, готовая услышать и даже «проглотить» все, что угодно… Но Павел, вместо того чтобы отругать ее как она того и заслуживала, вздохнул и направился в гостиную.

— Капитан в больнице… — дождавшись паузы в довольно бурном разговоре, охватившем уже все застолье, сообщил он. — Что случилось — не знаю, но лежит в травматологии.

Стоя в глубине своей комнаты, Настя слышала, как с ужасом ахнула Снежана.

«Второй четверг подряд не везет, — подумала она. — Что-нибудь да случается…»

Подавленная этой мыслью, она даже почти спокойно восприняла тот факт, что Павел не стал возвращаться к столу, а молча развернувшись, шагнул в сторону балкона. Наверное, не хочет ее видеть… И не стоит обижаться по этому поводу… Сама виновата. Ну кто ее, дуру, за язык тянул?!

Настя не знала, сколько времени провела вот так — стоя посреди комнаты.

Она слышала, как один за другим расходились гости. Разумеется, первой умчалась едва ли не плачущая Ромашка… Слышала звон посуды, которую сама Мария Петровна неспешно убирала со стола.

Потом ей показалось, что на балконе стало светлее. Подойдя поближе, она убедилась, что не ошиблась: в комнате Павла, до этого темной, вспыхнул свет.

Промаявшись еще несколько минут, Настя наконец решилась и выскользнула на балкон. Подкравшись на цыпочках к Пашиной двери, она заглянула внутрь. Как и следовало ожидать, этот «хронический отличник» сидел на своем широченном диване, обложившись со всех сторон тетрадями и книжками…

Глубоко вдохнув в себя воздух, словно она собиралась нырять, Настя тихо поскреблась.

— Извини, пожалуйста, я больше не буду…

— Чего не будешь? — Он не только не пригласил ее войти, но и не посмотрел в Настину сторону.

— Ну… Так по телефону отвечать.

— А больше и не надо.

— Идиотский ответ! — Чувство вины тут же покинуло Настю. — Терпеть не могу!

— Почему? — Он внимательно склонился над какой-то книжкой.

— Потому что это нелогично!