— Ну, Настя, проходи и знакомься с теми, кого не знаешь!

— Спасибо… Как у вас тут здорово!. Я только вас запомнила, вы Мария Петровна. Ну и Павла… А вас почему так смешно назвали? — обратилась она к Кедычу, продемонстрировав присутствующим ровные белоснежные зубы.

— Вообще-то, если вы расслышали, меня Володей зовут, — Кедыч с готовностью ответил на Настину улыбку и оставил наконец в покое гитару, которую старательно протирал все это время. — А Кедычем называют с той поры, когда я все время кеды носил!

— Вот увидите, сейчас он вам сообщит, что кеды — лучшее изобретение человечества со времен Потопа, — вмешалась Мария Петровна.

— Для ног, Мария Петровна, для ног…

— Да, ноги — это важно… — весьма задумчивым голосом проговорил тот, кого называли здесь Капитаном. — Что касается меня, — добавил он, одновременно поправляя повязку на голове Павла, — то я — Сергей…

— А я — Снежана Кимовна! — Черноокая красавица пристально посмотрела на Настю, и, как ей показалось, не слишком доброжелательно. И голос у нее тоже оказался строгий…

— Очень приятно, Настя… А я вас, кажется, уже где-то видела!

Ответить Снежана не успела, потому что за нее это сделал Капитан-Сергей… Похоже, у всех в этом доме были прозвища!

— Знаете, Настенька, так очень многим кажется, кто видит Ромашку в первый раз… Снежаночка — актриса. Всю жизнь играла снегурочек и принцесс!

— Вспомнила! — Настя вновь ощутила прилив какой-то совершенно непонятной радости. — Ой, вспомнила! Вас под Новый год показывали в сказке, вы там еще с Абдуловым играете… Как здорово! Как раз принцессу… А сейчас? Ой, вы там такая молодая…

— Сейчас, деточка, играть принцесс мне уже немного поздновато, а других ролей пока не предлагают… Послушайте, по-моему, вы дымитесь!

— Дымлюсь?!

— Да это пар! — Мария Петровна бесшумно возникла рядом. — Боже мой, Паша, да она же совершенно мокрая! Ну-ка, быстренько за мной, срочно переодеваться в сухое! И не думай возражать, милая, здесь парадом командую я… Ромашка, ты…

— Я, разумеется, на кухню…

Именно в этот момент Настя впервые за весь этот страшный вечер ощутила странное чувство, которое и описать бы не смогла. Пожалуй, именно такое состояние должен испытывать экипаж корабля, возвращающегося в родную гавань после долгого плавания…

«При чем тут корабль? Тем более гавань?»

Но подумать на эту тему времени не оказалось. Следуя за Марией Петровной, Настя очутилась в маленькой, но тоже на редкость уютной комнатке с узким, до самого пола окном. В старинном зеркале, которое тоже достигало пола, отражалась сама Настя и Мария Петровна с каким-то платьем в руках. Хозяйка скорее годилась Насте в бабушки, но назвать ее старушкой язык не поворачивался. «Она такая… — подумала девушка, — такая… Ну просто как со старинного портрета!» И Настя совершенно не удивилась, когда в следующую минуту увидела платье: старомодное и необыкновенно красивое.

— Быстро одевайся, ты же вся посинела от холода! И мурашки по коже.

Минутой позже, увидев Настю в зеркальном отражении, Мария Петровна удовлетворенно улыбнулась: «Отлично!»

— И правда, очень элегантно, — Настя тоже улыбнулась и посмотрела на эту необыкновенную женщину. — Отлично скроено!

— А ты в этом разбираешься?

— Еще бы! Я, между прочим, все шью себе сама… И маме тоже.

— Это платье, детка, шилось давным-давно для самой Шульженко!

— А она кто?

— О боже! — В глазах Марии Петровны мелькнуло столь неподдельное удивление, что Настя мгновенно сникла:

— Извините, я, наверное, совсем темная…

А что тут еще скажешь?!

— Успокойся, миленькая, ты совсем даже не темная. Ты… Ты просто из другой цивилизации, вот и все. Это нестрашно… Была такая знаменитая певица в… доисторические времена. Мы с ней у одной портнихи одевались. Клавдии Ивановне это платье показалось чуть коротковатым, и я его взяла себе…

— А я бы его еще укоротила! — простодушно заметила Настя.

— Укорачивай на здоровье, я его тебе дарю!

— Ой… Неужели не жалко?

— Ничего не поделаешь! Если ты заметила, я из него уже выросла…

— Мария Петровна, — Насте вдруг безмерно захотелось броситься на шею, но она сдержалась, — я даже не знаю, что сказать… Спасибо! А давайте я вам другое платье сошью? Я видела подходящее на Тине Тернер!

— А это кто?

— Типа Шульженко, только — у них…

Они дружно и весело рассмеялись, словно их и не разделяло несколько десятков лет. Причем так, что мужчины в гостиной, прервав свой негромкий разговор, невольно посмотрели в сторону коридора.

— Интересно, где Паша нашел это феерическое дитя? — Капитан задал свой вопрос, явно думая о другом.

Кедыч пожал плечами, покосившись на задремавшего Павла, и спросил, кивнув в сторону кухни — Объяснился наконец?

— Нет…

— Долго будешь тянуть? Она уже не то что созрела — перезрела! Ты что, не видишь, какие на тебя бросают взгляды?

— И какие же?

— Томные!

— Она актриса, Володечка. Такими же глазами и на этот пуфик смотрит, и на эту мокрую девочку. Где Паша все же ее нашел?

— На улице.

— Молодец, умеет.

— По-моему, это совсем не то, о чем ты подумал…

— А я вообще ни о чем не думаю. Давно… Хожу вокруг нее, молчу, облизываюсь только… как маньяк какой-то! Даже по ночам репетирую, что ей скажу, что она мне ответит… А увижу — все, ступор!.. Одно знаю точно: если Снежка меня пошлет, больше я сюда ни ногой…

— Хочешь на спор — не пошлет?

— Да ну тебя!

— Кто это кого и, главное, куда пошлет? — Настя, как и надеялась, произвела настоящий фурор, появившись на пороге гостиной в платье Шульженко. Иначе чем еще можно было объяснить возникшее вдруг молчание ее новых знакомых? Особенно, судя по всему, был потрясен этот самый Сергей с усами. Привстав с диванчика, на котором сидел, он что-то пробормотал и поспешно направился в сторону кухни.

Что касается бородатого Кедыча, он свое отношение и к Насте, и к Сергею выразил наиболее доступным ему способом — с помощью гитары. Проведя пальцами по ее струнам, смешной Кедыч спел кусочек песни, которую очень любила и часто напевала Настина мама:

… Я не знаю, как начать,

В общем, значит, так сказать…

Нет, не получается опять…

Задумчиво поглядев вслед Капитану, Настя вернулась к Марии Петровне и к зеркалу: уж очень необычно для самой себя выглядела она в этом наряде.

— Ну с Кедычем все ясно! — сообщила Настя в ответ на ласковую улыбку хозяйки. — А почему Снежана Кимовна «Ромашка»?

— Ах, это… — Мария Петровна весело рассмеялась. — Потому что наша Снежаночка буквально помешана на всяких травках. Свято верит в их чудодейственную силу, считает, что они помогают буквально ото всего… А сколько рецептов всяких травяных чаев она знает!

— Да ну! Вот бы ее с моей мамой познакомить…

— Почему?

— Потому что моя мама так же, как и Ромашка, в травы верит…

Что касается самой Ромашки, она как раз в этот момент и завершила очередное священнодействие по завариванию одного из своих знаменитых чаев. Но предлагать его никому не спешила. Она в последнее время вообще перестала спешить. А сегодня еще и эта девчонка, которую Паша привел, основательно подпортила и без того негостевое настроение.

Тот фильм с Абдуловым, о котором вспомнила Настя, столько всего всколыхнул в душе… Вот тогда она не просто спешила — летала по жизни в предвкушении счастливого, несомненно счастливого будущего, в котором будет все: известность, любовь и когда-нибудь — семья… Настоящая семья с детьми…

Снежана поймала свое искаженное буфетным стеклом отражение и горько усмехнулась: пожалуй, теперь ей и впрямь некуда спешить… Ну разве что в широкие объятия Капитана, которые он, к тому же, никак не решится распахнуть. А если бы решился? Ей и самой было интересно узнать, что бы она ему ответила. Да разве в ее возрасте есть выбор? Только между одиночеством и неодиночеством.

— Не помешаю?

Ромашка вздрогнула и открыла глаза. Ну надо же, легок на помине. На пороге стоял Капитан собственной персоной. Как всегда, робок, словно школьник-переросток. Снежана внезапно ощутила прилив какого-то бесшабашного, почти злого веселья. В конце концов, какой ни на есть, а поклонник, да еще с приличным стажем! Без малого в полтинник и такому следует радоваться! А?

— Конечно нет. Чаю хотите?

— Чаю? Ах, чаю… Да-да, конечно!

Она ловко расставила чашки, и спустя секунду обжигающий травяной отвар уже плескался в них, а по кухне распространялся завораживающий аромат трав.

— Присаживайтесь рядышком!.. Вы что-то сказали?

Снежана была не просто женщиной до мозга костей, но еще и актрисой, и сейчас с видимым удовольствием вошла в эту почти забытую роль ловкой охотницы за мужчинами, уверенной в легкой победе.

— Да нет, я только пытаюсь сказать.

— Ну, и…

В этот момент ей стало его искренне жаль — столько неловкости и отчаяния отражалось во всем его облике. «Нет, — думала она, — я все-таки дрянь порядочная, а он — чудо… Сейчас таких не делают».

— Я хочу сказать… — он перестал топтаться посреди кухни и решительно сел напротив Снежаны, — что… В общем, надо что-то делать!

— С чем?

— С нашей жизнью.

— Не понимаю, Капитан, о чем вы?

— Хочу сказать, что это вообще не жизнь. Во всяком случае, моя… без вас!

— Капитан… Неужели вы наконец-то… решились объясниться?!

Снежана закусила губу, чтобы не рассмеяться, и почувствовала короткий укол ненависти… к себе самой. Боже, что она несет?

— Как вы сказали? — он медленно поднялся со стула.

— Я поняла, что это была… как бы попытка объяснения…

— Не как бы! А так и есть. Хотя, конечно, любовь в нашем возрасте скорее напоминает дружбу… Тьфу, черт, опять не то говорю!

— Сережа, стойте! — Она вдруг почувствовала какую-то непонятную усталость, охватившую все ее существо. — Не уходите, пожалуйста… Вы правы. Нам с вами вдвоем больше ста лет. Мы одиноки… Так почему бы и не объединиться?

— Вы… Вы это серьезно? Вы правда так думаете? Я знаю, вы — актриса Божьей милостью, но… но это все — совсем не театр, наверное, это выглядит смешно, но у меня такое чувствительное сердце!

Она не стала усаживать Капитана на стул во второй раз. Она встала сама и, уже протягивая руку, чтобы дотронуться до его плеча, подумала, что сейчас произнесет реплику, вполне подходящую для финала всей этой сцены.

— Успокойся, милый, хорошо?

И словно подыгрывая Снежане будто все было заранее задумано и отрежиссировано кем-то, в прихожей громко, заливисто, три раза подряд прозвенел звонок. Все, кто его услышал, разумеется, кроме Насти, знали: так может звонить только один-единственный человек!

— Дон Антонио!

— А это кто? — спросила Настя.

— Сейчас увидишь! — На ходу ответила Мария Петровна и бросилась в прихожую. — Здравствуй, Антонио, здравствуй, человек-праздник.

И даже Настя не задала следующего вопроса, который должен был начаться с «почему?». Все было понятно и так: он — человек-праздник! Такого оживления она еще не видела на лице ни у кого из своих новых знакомых. И такой кучи пакетов, свертков и фирменных упаковок, какую чудом удерживал он сам и сопровождавший его человек (почему-то сразу было видно, что человек — именно сопровождает), тоже. Главное, вместе с ним в тихой уютной — такой домашней квартире Марии Петровны началось что-то невообразимое.

— Кедычу, Капитану и Павлику привет! А Снежка где? Быстро берите пакеты, сейчас все вывалится… Да не у моего водителя, а у меня, дурачье! А это кто?

— Это я, Настя…

— Настя, быстро на кухню, я сейчас… Кедыч, где, черт побери, музыка? У вас тут что сегодня — вечер траура? Сейчас будем жарить оленя…

Очевидно он обладал каким-то магическим действием, если вся компания вместе с гитарой, издавшей какой-то бравурный аккорд, рванулась в сторону кухни. Настя едва успела ухватить на ходу Марию Петровну, поскольку любопытство ее буквально распирало!

— Ой, Мария Петровна, а он что — тоже из ваших?

— Конечно! А почему это ты усомнилась? — В глазах хозяйки дома так и прыгали смешинки.

— Ну… Вы все такие тихие, а он какой-то не такой… Он часом не бандит?

Мария Петровна расхохоталась:

— Нет, конечно… С чего ты это взяла?!

— Так вот водитель у него и пакеты, и… он правда хороший?

— Хороший-хороший, успокойся… Господи, ты еще совсем ребенок! Пойдем!