— Знаю. Волосы, подобные твоим, редкость в этой части света. И такие глаза. И такая белая кожа… Да уж, ему ты приглянулась. Но если он и возьмет тебя, то лишь с одной целью: продать в публичный дом в Филиппвилле или Алжире.

Будущее вырисовывалось отвратительное, но Селена упрямо встретила тяжелый взгляд Кендала.

— Это тебя не касается, — отрезала она хладнокровно. — Он торговец, не так ли? Он хорошо заплатит. Труп для тебя не имеет никакой ценности. Но живая я чего-нибудь да стою.

Кендал сунул револьвер за пояс.

— Я сказал, что девочка с твоей внешностью здесь редкость. — Он слегка улыбнулся. — Ты можешь стать изюминкой, Селена. Пойдем. Надо торопиться, пока левантиец не уехал.

Взяв девушку за руку, он повел ее в сторону дороги, по которой должен был проехать торговец. Остановившись на обочине, Кендал оглядел девушку.

— Впереди у тебя тяжелые времена. Может быть, даже хуже, чем были с Жиро. Знаешь ли ты об этом, девочка?

Селена поспешно кивнула, так как в этот миг увидела подъезжающего левантийца. Широкая улыбка заиграла на его оплывшем от жира лице.

— В конце концов, я хоть буду жива, — утешила она больше себя, чем Тома Кендала.

Спустя несколько часов, подрагивая среди кучи седел в одной из повозок торговца, Селена впервые за все эти дни позволила себе подумать о сыне. Пусть она потеряла Брайна… Он сказал, что больше никогда не хочет ее видеть. Но если она спасется, ей есть ради кого жить: ради сына Брайна.

28

— Еще бренди, капитан Маккорд?

Брайн отрицательно покачал головой. Он сидел в офисе Джона Слайдла. Снаружи сумерки укутывали парижские бульвары, хлопья снега летели за окнами.

— Вы отплываете в самые ближайшие дни, — говорил коренастый представитель Конфедерации. — Гибель «Ариадны» — тяжелейшая утрата. Прошу прощения, но мы не смогли найти корабль, равный ей. Вы же знаете ситуацию. Два броненосца, построенные нами здесь, задержаны императором.

— Понимаю, — кивнул Брайн. — Но и «Долфин» сделает свое дело. Мистер Родман переделал его из пассажирского парохода в крейсер с удивительной быстротой. Правда, переделывать пришлось всю конструкцию судна, убирать пассажирские каюты, салоны. Он так укрепил главную палубу, что теперь она в состоянии выдержать орудия, а трюмы приспособил для команды. И топливный бункер расширил так, что теперь корабль может взять восьмидневный запас угля.

— И что, мистер Родман опять поплывет с вами в качестве главного механика?

— Да. Хирург, которого вы рекомендовали, сказал, что его нога заживает. Хромота — временная. — Брайн подумал, что это чудо, если припомнить то чудовищное оперирование, которому подвергся Дональд три месяца назад в Санта-Кларе.

— Ну, а теперь ваше задание… — начал Слайдл.

— Жечь, топить и разрушать, — продолжил Брайн.

Слайдл одобрительно кивнул, но когда Брайн собрался встать, добавил:

— Подождите минуточку, капитан. У меня есть еще одно задание для вас. Боюсь, неприятное ни мне, ни вам, но крайне необходимое. Вы доставите на Багамы пассажира. Даму.

— У нас нет места для пассажиров. Тем более для женщин, сэр, — попытался возразить Маккорд.

— Возможно, «пассажир» — не совсем точное слово. «Заключенный», пожалуй, подходит больше. Это — Иветта де Реми. — Темные густые брови Брайна поползли вверх. — У нас есть неопровержимые доказательства, что здесь, в Париже, мадемуазель де Реми передавала нашим противникам важную информацию. Она догадывается, что мы разоблачили ее, и у нас есть все основания полагать, что она готовит побег в Англию. Там она смогла бы принести нам много вреда.

На некоторое время Брайн погрузился в молчание, устремив взгляд на кружащиеся снежинки за высокими окнами.

— Что делать с ней, когда я доставлю ее в Нассау?

— Вы передадите ее нашему представителю. Это все, что от вас требуется. — Слайдл бросил на стол запечатанный конверт. — Он переправит ее в Северную Каролину, в «форт рыбаков», где она подождет в тюремной камере конца войны.

— Лучшее место для нее.

— И еще. Ее нельзя насильно привести на ваш корабль. Помните, она на французской территории и, следовательно, под защитой французского правительства. Мы не хотим ни международного скандала, ни неприятностей с Луи Наполеоном. Мадемуазель де Реми и герцог де Морни…

— Да, я слышал…

— Я знаю, что Иветта де Реми ваш друг. Что вы… м-м… знали ее еще в Нью-Орлеане. Это доставит вам беспокойство, капитан?

— Это может сыграть мне на руку, — холодно ответил Брайн.

— Как же? — удивился Слайдл.

— Она верит мне и не догадается о моих намерениях, пока не попадет на борт корабля. А когда мы выйдем в открытое море, я надену на нее наручники, если сочту необходимым.

Брайн поднялся, взяв со стола конверт. Старший офицер пытливо взглянул на своего подчиненного.

— Вы не особенно потрясены предательством мадемуазель де Реми.

— Она женщина, не так ли?

Покинув офис Слайдла, Брайн вышел на холодную заснеженную улицу. Фонари ярко горели, улицы были запружены экипажами. Брайн взял карету и направился на встречу с Дональдом Родманом.


— Это невозможно! То, что ты говоришь об Иветте, неправда!

Двое мужчин сидели в отдельной кабинке, откуда проглядывался просторный танцевальный зал. По его блестящему паркету под музыку вальса скользили пары, многие девушки не спеша прогуливались, поджидая партнера. Их нарумяненные лица, замысловатые прически освещались множеством газовых рожков, отражающихся в позолоченных зеркалах.

— Слайдл не отдал бы такого приказа без достаточных доказательств ее вины, — сказал Брайн, заметив, как потемнело тонкое, подвижное лицо его друга. — Я знаю, она тебе нравилась, — продолжил он. — Но не воспринимай это близко к сердцу. Посмотри вокруг. Сотни девушек, таких же прекрасных, как Иветта, и ты можешь выбрать любую.

— Иветта совсем иное. — Лицо Дональда казалось безжизненным. — Могла произойти какая-нибудь ошибка.

— Выбора нет. У Слайдла наверняка имеются веские доказательства. — Брайн метнул на Дональда быстрый взгляд и налил ему стакан вина. — Выпей.

Глаза Дональда заволокло пеленой, он сжал губы. Брайн вспомнил о тех невыносимых минутах на пляже Санта-Клары, когда Дональд, поддерживаемый двумя матросами, лежал на песке, обагренный кровью, сочащейся из глубокой раны.

— Опять нога беспокоит? — поинтересовался Маккорд.

Дональд отрицательно покачал головой.

— Лучше бы тогда, в Санта-Кларе, ты позволил мне умереть. — Дональд дрожал всем телом.

— Ты пьян?

Дональд вновь мотнул головой.

— Так какого же черта ты так нервничаешь?

Дональд тупо смотрел на нетронутый стакан.

— Я виноват в потере «Ариадны».

— Нет, ты действительно пьян.

— Я сказал Иветте, что мы плывем в Санта-Клару.

— О чем ты говоришь? Ты сразу же отправился на «Ариадну». — Брайн что-то вспомнил. — Хотя нет. Ты остался поговорить с Селеной.

— Все равно. После чего я вернулся в свою комнату собрать вещи. А там меня ждала Иветта. Она пришла попрощаться. Она плакала и говорила, что боится за меня. Я пытался ее успокоить и сказал, что мы плывем только до Санта-Клары, чтобы там произвести необходимый ремонт.

Мышцы на лице Брайна напряглись.

— Ты круглый дурак! Значит, плакала, не так ли?

Глядя через стол на Дональда, Брайн видел, какая мучительная борьба разворачивается внутри него.

— Я сказал тебе, что я виноват в потере корабля и гибели экипажа.

— У тебя не было оснований подозревать Иветту. Ведь каждый из нас считал ее на нашей стороне. — Мимолетная ярость Брайна уступила рассудку.

— Из-за меня погибли наши друзья…

— Нет. Из-за Иветты.

Дональд поднялся.

— Куда ты собираешься?

— Не знаю. — Дональд выглядел постаревшим, в глазах застыла тревога. — Я собирался встретиться с Иветтой до отправления в Бордо, чтобы отдать ей это… — Достав небольшую бархатную коробочку, Дональд щелкнул застежкой. Изящное брильянтовое ожерелье с двумя рубинами заблестело в свете огней. — Может быть, мне отдать это одной из девочек внизу?

— Нет, ты не сделаешь этого. Лучше отдай это Иветте.

— Зачем ты так говоришь?

— Сядь. — Дональд повиновался. — Ты можешь помочь заманить Иветту на борт «Долфина», если, конечно, желаешь искупить свою ошибку.

— Что мне надо сделать для этого?


Спустя два дня Брайн стоял на мостике «Долфина». Воздух был холоден, но чист. Свежий ветерок, долетавший с Атлантики, играл парусом на небольшой рыбацкой лодке, курсирующей вдоль гавани. Но Брайна сейчас вовсе не интересовала погода. Он вспоминал ночь, когда последний раз видел Селену.

Она не лгала. Она не предавала, не по ее вине погиб его корабль. А он отказывался ее слушать. Он напугал, оскорбил ее и оставил на руках другого мужчины. «Может быть, лучше, что она уехала в Алжир, — размышлял Брайн. — Возможно, теперь она и этот журналист поженились и живут себе где-нибудь в Нью-Йорке. Она говорила, что Крейг Лейтимер добр и внимателен, а главное, верит ей. В таком случае ей действительно лучше остаться с этим человеком».

Брайн повернулся спиной к ветру. Селена была его. Она принадлежала только ему. Но теперь у нее есть все основания ненавидеть его. Она больше не принадлежит ему и, вполне возможно, уже забыла о нем.

Забыла? С сыном, постоянно напоминающим ей о его отце?

Его сыном?

Впервые с момента ее признания о рождении сына Брайн полностью осознал… Селена не лгала. Она не выдавала его американскому консулу. Возможно, и о сыне она тоже не лгала. Но теперь было слишком поздно отыскивать истину.

Что ждет мальчика? Сможет ли этот американский журналист, этот Крейг Лейтимер, стать хорошим отчимом? Сможет ли он одарить своего приемного сына таким же великодушием и пониманием, которое подарил Брайну его отчим, Майкл Дюран?

Брайн окинул взглядом гавань. Догорал поздний закат. Двигатели корабля тихо работали на малом ходу, и, как только Дональд доставит Иветту на борт, они тут же отплывут.


— Ливерпульский почтовый должен быть теперь далеко, — сказала Иветта, подбирая ноги. Она сидела на корме небольшой лодки, укутавшись в бархатное пальто с собольим воротником, пальто, украшенное великолепным бриллиантом, красноречиво доказывающим, что ее будущий муж так же богат, как и великодушен. — Ты уверен, дорогой, что мы догоним судно?

— Безусловно, — ответил Дональд. — Больше всего я заинтересован в скорейшем возвращении в Ливерпуль. Я нужен теперь моему брату на наших верфях.

— О да. Эта ужасная катастрофа! Как только могло случиться такое несчастье!

«Сострадание Иветты тоже лживо, — думал Дональд. — Как и все то, что она говорила прежде». Но то, что дела у Джошуа непоправимы, — полная правда. Через неделю после прибытия Дональда в Париж от Уинифред пришло письмо. Джошуа осматривал новый корабль, когда из рук неопытного рабочего выпала раскаленная добела втулка. Джошуа, пытаясь увернуться, не устоял и сорвался с высоких лесов.

Трудно было вообразить инвалидом этого сурового, властного человека. Но переломанный позвоночник, многочисленные внутренние раны ставили под сомнение, что здоровье хозяина верфей восстановится. Однажды, возможно очень скоро, они станут полной собственностью Дональда. Все огромное состояние Родманов перейдет в его руки.

Со временем он сможет вернуться в Ливерпуль и заняться делами. Пока же Совет директоров справится самостоятельно, так как главной обязанностью для Дональда по-прежнему была Конфедерация, клятва верности и Брайн Маккорд.

Эти последние дни, проведенные с Иветтой в Бордо, оказались нелегкими. Но тяжелее всего были ночи. Иветта оставалась такой же неотразимой, как всегда, и, пока Дональд заглушал в душе сомнения по поводу своей миссии, вела себя очаровательно и соблазнительно. Только прошлой ночью он попытался избежать любовных утех, сославшись на боль в ноге. Но Иветта, свернувшись котенком, начала ласкать глубокий шрам на ноге: сначала кончиками пальцев, затем губами.

— Тебе не надо напрягаться, мой любимый, — шептала она. — Я все сделаю… Это… и это…

Его тело отвечало жаждущим губам, но сознание оставалось беспристрастным. То же самое могла бы сделать любая портовая проститутка, купленная на ночь.


— Корабль действительно уже отшвартовался? — спросила Иветта, как только они выбрались из скопища судов в открытое море. — Как мы можем надеяться догнать его? — Я опытный моряк, любимая, — напомнил Дональд.

— Да, но на этой крохотной скорлупке…

— Это лучшее, что я смог отыскать за такой короткий срок. Если бы мы не тратили зря время в отеле…