Аннабелл снова и снова вчитывалась в список спасенных. В нем было семьсот шесть фамилий и имен. Она нашла имя матери, но ни Артура, ни Роберта Уортингтонов там не было. Оставалось молиться и надеяться на чудо. Может быть, они потеряли сознание и не могли назвать свои имена тем, кто осуществлял перепись. Других сведений не было. Им сказали, что «Карпатия» прибудет в Нью-Йорк через три дня, восемнадцатого апреля. До тех пор Аннабелл должна была ждать и благодарить небо хотя бы за спасение матери.

Она отказывалась верить, что ее отец и брат мертвы. Этого просто не могло быть.

Вернувшись домой, она сразу поднялась к себе. К Аннабелл приехала Гортензия и осталась с ней на ночь. Они ничего не говорили друг другу, только держались за руки и плакали. Подруга пыталась подбодрить ее; потом заехала ненадолго мать Горти. Но никакие слова не могли утешить Аннабелл. Новость о гибели «Титаника» потрясла весь мир, это была трагедия мирового масштаба.

— Слава богу, что ты заболела, — прошептала Горти, когда после отъезда матери они с Аннабелл легли в одну кровать.

Мать Гортензии сама предложила дочери пожить у подруги до возвращения Консуэло. Она понимала, какие мучительные дни наступили для юной девушки. Выслушав Горти, Аннабелл молча кивнула. Она чувствовала себя виноватой в том, что не была рядом с родными в эти страшные часы; а вдруг она смогла бы им помочь?!

Еще три дня они с Горти бродили по дому как привидения. Горти была единственным человеком, с которым отчаявшаяся Аннабелл могла и хотела разговаривать. Она по-прежнему почти ничего не ела, несмотря на уговоры экономки. Все в доме плакали и были погружены в тягостное ожидание. Наконец Аннабелл и Горти решились выбраться из дома на прогулку. Джеймс — жених Гортензии, — приехавший сопровождать их, был очень внимателен к Аннабелл и выразил ей свое сочувствие. Весь мир был потрясен случившимся.

Отчеты, поступавшие с «Карпатии», были поразительно скупы. Капитан подтверждал, что «Титаник» затонул и что список спасенных завершен и полон. В нем не было только имен спасенных младенцев и маленьких детей, которых по прибытии в порт должны были опознать родственники — конечно, если эти дети были американцами. Европейцев должны были вернуть в Шербур и Саутгемптон к безутешным семьям. Шестеро малышей не были опознаны никем из выживших и были слишком малы, чтобы знать свое имя. В отсутствие родителей о них заботились другие люди, но никто не мог сказать, чьи это дети. Капитан заверял, что все остальные включены в список, в том числе раненые и больные. Когда вечером восемнадцатого апреля Томас привез Аннабелл на пристань компании «Кьюнард», девушка все еще не верила этому. Горти не поехала с ней, боясь помешать, и Аннабелл прибыла на причал номер 54 одна.

Собравшаяся толпа увидела «Карпатию» только после девяти вечера, когда судно медленно доставили в порт буксиры. У Аннабелл колотилось сердце от страха. Еще больше людей напугало то, что сначала судно подошло к причалам номер 59 и 60. Там на виду у всех собравшихся «Карпатия» медленно опустила спасательные шлюпки — единственное, что осталось от «Титаника» и подлежало возврату линии «Белая звезда», — после чего пришвартовалась сама. Набившиеся в целую флотилию лодок репортеры пытались фотографировать шлюпки и спасшихся свидетелей катастрофы, которые выстроились в очередь у перил. Царившая в порту атмосфера была одновременно и трагической, и фарсовой. Родственники выживших молча ожидали возможности увидеть своих близких, а фотографы кричали друг на друга и толкались, пытаясь занять лучшую позицию и снять лучший кадр.

После выгрузки шлюпок «Карпатия» медленно подошла к своему причалу номер 54, и служащие компании «Кьюнард» пришвартовали ее. Наконец подали трап. Первыми на него ступили спасенные с «Титаника», встреченные гробовой тишиной. Некоторых обнимали пассажиры «Карпатии» и обменивались с ними рукопожатиями. Было много слез и мало слов. Спасенные один за другим спускались по трапу. По лицам многих струились слезы. Кое-кто еще не отошел от шока, разве можно было забыть пережитое в ту страшную ночь?! Не скоро забудутся доносившиеся из воды отчаянные крики, стоны и тщетные мольбы о помощи. Находившиеся в шлюпках боялись оказать помощь тем, кто был в воде, из страха перевернуться и погубить остальных. Ожидая спасения, они видели вокруг множество плававших трупов.

Среди сходивших с «Карпатии» были женщины с маленькими детьми. Несколько дам в вечерних платьях, бывших на них в ту злополучную ночь, были закутаны в одеяла.

Увидев на сходнях мать, Аннабелл затаила дыхание. На матери была чья-то чужая одежда, но Консуэло шла с высоко поднятой головой. Ее трагическая крохотная фигура была исполнена скорбного величия. Девушка все поняла без слов. Ни отца, ни брата рядом с матерью не было. Аннабелл еще раз вгляделась в лица сходящих по трапу. Среди спасенных были главным образом женщины. Немногие мужчины, сопровождавшие жен, казались смущенными. Повсюду мигали вспышки; фоторепортеры стремились запечатлеть как можно больше воссоединившихся семей. А потом мать оказалась прямо перед ней, и Аннабелл обняла ее так крепко, что у обеих перехватило дыхание. Они заплакали, стоя посреди толпы пассажиров и их родных. Потом Аннабелл обняла мать за плечи, и они медленно пошли прочь. Шел дождь, но этого никто не замечал. На Консуэло было плотное шерстяное платье не по ее размеру, с которым никак не сочетались вечерние туфли, бриллиантовое колье и серьги, надетые в ночь гибели «Титаника». Пальто на ней не было, поэтому Томас принес из машины одеяло и набросил его на плечи хозяйки.

Когда они двинулись к автомобилю, Аннабелл задала вопрос, который не могла не задать. Ответ она знала заранее, но не могла вынести неизвестности.

— Роберт и папа?.. — прошептала она.

Мать только покачала головой и заплакала навзрыд. Она казалась совсем маленькой и сильно постаревшей. Сорокатрехлетняя вдова в одночасье превратилась в старуху. Томас бережно помог ей сесть в машину и накрыл меховым пологом. Консуэло посмотрела на него, заплакала, а потом негромко поблагодарила. По дороге женщины не выпускали друг друга из объятий. Снова мать заговорила только тогда, когда вошла в дом.

В вестибюле их ждали все слуги. Они сжимали Консуэло в объятиях и выражали ей свое сочувствие. Через час на дверях появился венок, обвитый траурной лентой. В тот вечер в Нью-Йорке было много домов, хозяева которых не вернулись и уже никогда не вернутся.

Аннабелл приготовила для матери ванну, а Бланш хлопотала вокруг Консуэло так, словно та была ребенком. Раньше экономка была горничной Консуэло и присутствовала при родах Роберта и Аннабелл. Казалось, то время вернулось. Уложив хозяйку в постель, Бланш взбила подушки и, то и дело вытирая глаза, начала ворковать над ней. Потом принесла поднос с чаем, с тарелкой овсянки, поджаренным тостом, бульоном и любимым печеньем хозяйки. Но Консуэло ничего не ела. Просто сидела и смотрела на них обеих, не в силах вымолвить ни слова.

Аннабелл легла рядом с матерью. Консуэло, дрожащая и бледная, рассказала дочери, что случилось. Она была в спасательной шлюпке номер четыре с Мадлен Астор — женой своего двоюродного брата, который тоже погиб. Шлюпка была заполнена лишь наполовину, но Артур и Роберт отказались сесть в нее, уступая свои места женщинам и детям.

— Почему же они не сели?! — с отчаянием прошептала Консуэло. В шлюпке были хорошо знакомые ей Уайденеры, Тейерсы и Люсиль Картер. Но Роберт и Артур оставались на борту, помогая сесть в шлюпки другим и жертвуя собой. Кроме того, Консуэло рассказала о человеке по имени Томас Эндрюс, в ту ночь ставшем одним из героев. И закончила рассказ, сообщив дочери, что ее отец и брат погибли смертью храбрых; правда, утешение было слабым.

Они говорили несколько часов. Мать заново переживала страшные минуты, а дочь слушала ее, обнимала и плакала. Только на рассвете Консуэло наконец уснула.

Глава 2

На той неделе в Нью-Йорке да и по всей Америке состоялись сотни похорон. В газетах печатались резкие статьи и шокирующие отчеты. Выяснилось, что многие спасательные шлюпки были спущены с судна полупустыми, с пассажирами только первого класса, и эта новость потрясла мир. Пресса провозгласила героем капитана «Карпатии», который сумел быстро прибыть на место кораблекрушения и спасти выживших. Но никто не мог вразумительно объяснить, почему судно затонуло. После столкновения с айсбергом шансов спасти его не было. Зато было много комментариев и домыслов о том, почему «Титаник», несмотря на предупреждения, все же вошел в полосу дрейфующих льдов. К счастью, «Карпатия» вовремя услышала передававшиеся по радио отчаянные мольбы о помощи, иначе из пассажиров «Титаника» не выжил бы никто.

К Консуэло пригласили врача, он подтвердил, что она практически здорова, но сломлена горем и нервным потрясением. Казалось, жизнь оставила ее. Поэтому заниматься процедурой похорон пришлось Аннабелл. Объединенную заупокойную службу решено было провести в церкви Святой Троицы, любимой церкви ее отца.

Служба была строгой и достойной; на ней присутствовали сотни людей, желавших отдать дань памяти покойным. Оба гроба были пустыми, поскольку тела обоих Уортингтонов обнаружить не удалось — увы, как и многие другие. Из 1517 погибших были найдены тела лишь пятидесяти одного. Все остальные нашли упокоение в море.

После службы сотни человек пришли в дом, где были приготовлены вино и закуски. Поминки были скорбными. Роберту было всего двадцать четыре, а его отцу сорок шесть; оба находились во цвете лет и безвременно погибли. И Аннабелл, и Консуэло были облачены в черное. На Аннабелл была элегантная черная шляпка, а на ее матери — вдовья вуаль. Когда уже вечером все разошлись, Консуэло едва держалась на ногах. Аннабелл невольно подумала, что ее мама неузнаваемо изменилась — из нее словно тоже ушла жизнь. После смерти мужа и сына она пала духом, и ее состояние вызывало у Аннабелл серьезные опасения.

Эти опасения немного развеялись спустя две недели, когда за завтраком мать заявила, что хочет посетить больницу, где она когда-то работала на добровольных началах волонтером. Консуэло надеялась, что чужое горе поможет ей хоть немного отвлечься от собственного, и Аннабелл с ней согласилась.

— Мама, а ты уверена, что справишься? — спросила она, с тревогой глядя на Консуэло. Она боялась, что у ее матери недостанет сил для ухода за больными людьми.

— Я здорова, — вздохнув, ответила Консуэло. — Насколько можно быть здоровой в моем положении.

Обе женщины надели строгие черные платья и отправились в больницу Святого Винсента, где Консуэло работала волонтером в течение нескольких лет. Аннабелл присоединилась к матери, когда ей было пятнадцать. Они работали главным образом с пострадавшими бедняками и чаще сталкивались с ранами и травмами, чем с инфекционными заболеваниями. Ухаживать за больными Аннабелл даже нравилось; видимо, она имела к этому врожденную склонность. У ее матери было доброе сердце, у Аннабелл тоже, но ее интересовала и чисто медицинская сторона. Она при любой возможности штудировала книги по медицине и практические пособия. Девушка не была брезгливой — в отличие от Горти, которая упала в обморок в тот единственный раз, когда Аннабелл удалось убедить подругу присоединиться к ним. Чем сложнее были те или иные ситуации, тем внимательнее относилась к ним Аннабелл. Мать приносила больным еду на подносах, в то время как Аннабелл помогала сестрам менять белье пациентам и чистить раны. Все подопечные Аннабелл говорили, что у нее удивительно легкая рука.

В тот вечер они вернулись домой измученными, но через несколько дней снова были в больнице. Так было легче забыться и не думать постоянно о двойной потере. Весна, которая после блестящего дебюта сулила Аннабелл много радостей, стала временем скорби и одиночества. Строгий траур не позволял им принимать приглашения в течение года, и это тревожило Консуэло. Для многих девушек это был год помолвок, а Аннабелл будет сидеть дома, облаченная в черное. Консуэло понимала, что трагедия может самым неблагоприятным образом повлиять на будущее дочери, но ничего не могла поделать. Сама же Аннабелл, казалось, и не думала о том, чего она лишается. Она гораздо больше страдала из-за потери отца и брата, чем переживала из-за своего будущего или отсутствия общения.

Горти продолжала часто приезжать к ним. В середине мая они в узком кругу отметили девятнадцатилетие Аннабелл. Во время ланча Консуэло выглядела озабоченной. Она сама вышла замуж в восемнадцать лет, едва начав выезжать, а в возрасте Аннабелл уже родила сына. Мысль об этом снова довела ее до слез. Консуэло оставила девушек в саду, поднялась наверх и легла.

— Бедная твоя мама, — грустно сказала Горти, глядя на подругу. — И ты тоже. Белл, если бы ты знала, как мне жаль. Это ужасно!

Она очень жалела Аннабелл и лишь в конце вечера призналась, что они с Джеймсом назначили венчание на ноябрь и составляют план пышной свадьбы. Аннабелл искренне сказала, что рада за подругу.