Симона Элькелес - Нарушай правила

Глядя в зеркало, с трудом узнаю себя. Платье облегает фигуру, подчеркивая грудь, она теперь поднята и декольте глубже, чем обычно. Выгляжу сексапильно и, осмелюсь думать, эффектно.

Дерек уличил меня, что я здесь, потому что мне его не хватало. По правде говоря, я слишком много думаю о нем. Он завладел моими мыслями. Помимо воли. Каждый раз, когда мне нужна поддержка, я вспоминаю его слова. Каждый раз, когда мне одиноко, я вспоминаю наши поцелуи и его улыбку. Чудоквотербек. Дерек мог бы спасти команду. Но он сказал, что прекратил играть. Приходило ли ему в голову снова взяться за мяч? Если в моей власти влюбить его в себя, не передумает ли он и не вступит ли в команду Фремонта? Посмотревшись в зеркало, я надеваю шпильки.

Есть только один способ это выяснить.

БАБУШКА, КОТОРАЯ ПОРХАЕТ, как бабочка, вдруг перестала меня замечать. С того момента, как оставил их с Эштин вдвоем в библиотеке, я трижды пытался привлечь ее внимание. Точно знаю, что Эштин еще здесь, потому что все это время не свожу глаз с входной двери.

Наконец я сталкиваюсь с бабушкой, которая по пути в столовую буквально вырастает передо мной.

– Где она? – спрашиваю я.

Бабушка прикладывает ладонь к груди.

– Ты меня напугал. Так внезапно появился из-за поворота, что у пожилого человека вроде меня мог случиться сердечный приступ.

– Сердце у тебя в порядке. Где Эштин?

– Ты имеешь в виду ту бедную девочку, одетую, как мальчик?

– Угу, – киваю я.

– Ту, которую ты назвал милочкой?

– Не милочкой, а милашкой.

– Ах, ну да. – Она стряхивает с моего пиджака невидимую пылинку и, не торопясь, снова застегивает рубашку. – Тебя, Дерек, видно насквозь. Точно как маму в этом возрасте.

– Если ты подумала то, что, я думаю, ты подумала, то это не так.

– Тогда, значит, ты не будешь возражать против того, что я пригласила милашку остаться ночевать.

Я не хочу, чтобы Эштин общалась с бабушкой. Та что-то задумала. Все, что делает эта женщина, просчитано наперед и неслучайно. И пригласила она Эштин остаться на ночь не просто из вежливости. То, как блестят у нее глаза, выдает стремление выудить из Эштин побольше информации – информации о нас. Это так же опасно, как выдавать тайну врагу.

– Я отвезу ее в общежитие, – предлагаю я.

Она отмахивается от моего предложения.

– Какая чепуха. Негоже отправлять бедную девочку обратно в общежитие, где условия не внушают доверия, когда у нас и здесь предостаточно места.

Вот черт. Спорить бесполезно, мне все равно верх не взять.

– Где она?

– В одной из гостевых комнат. И я даже выдала ей платье. Не может же она присутствовать у меня на приеме в замызганном футбольном свитере и шортах. Господь с ней.

Только не это. Она опять ввернула эту фразу: «Господь с ней». В Техасе эти слова таят в себе угрозу – ведь они могут быть как оскорблением, так и ласковым обращением, в зависимости от тона и намерений говорящего.

– Бабуля, не лезь в мои дела.

– Дерек, какие такие дела? – Когда я не отвечаю, она покровительственно кладет руку мне на грудь. – Не смей называть меня бабулей. И не забывай быть джентльменом, как и положено Уортингтону.

– Я Фицпатрик.

– Господь с тобой. – Она величественно удаляется.

Я поднимаю глаза: интересно, мама сейчас хохочет от души или проклинает тот день, когда написала бабушке письмо?

Вступив в беседу с группой ребят, я оглядываю зал, ожидая, появится Эштин или нет. Мне кажется, она заперлась в комнате наверху и не собирается спускаться. Это сборище явно не в ее вкусе: девчонки разодеты и густо накрашены, а ребята нацепили костюмы и улыбки. Другое дело – что-нибудь вроде борьбы в грязи. Вот тогда она бы уже запрыгивала на ринг.

Краем глаза замечаю на лестнице что-то белое и примерзаю к месту. Опа-на. Эштин в коротком белом платье, обтягивающем фигуру, и на ярко-красных шпильках, подчеркивающих длинные ноги. Я замер на месте и не могу оторвать от нее глаз. Бабушка, заметив ее, одобрительно кивает.

– Кто это? – спрашивает один из ребят.

– Я раньше никогда ее не видел, – замечает другой.

Парень, представившийся как Орен, издает низкий свист.

– Черт, хороша. Чур, я первый претендент.

Первых претендентов на Эштин не будет, если слово за мной. Я иду прямиком к ней. Декольте красиво обрамляет белоснежную грудь, не оставившую равнодушным ни одного из присутствующих парней, а сексапильные туфли вообще будто явились из мира фантазий.

– Что это на тебе? – слишком резко спрашиваю я.

– Ой, нравится? – Она медленно кружится на месте, давая мне и всем остальным не сводящим с нее взгляда парням полный обзор. Едва не споткнувшись на непривычных каблуках, она для равновесия хватается за мое плечо. – Твоя бабушка одолжила мне платье. И туфли тоже. Классные, правда?

– Мне ты больше нравишься в футбольном свитере, – ворчу я.

– Почему?

– Тебе больше подходит.

– А может, мне больше подходит это? – Она направляется к буфетной стойке. – Я голодная, как волк. Ты же знаешь, как тяжело тренироваться целыми днями.

– Да-а, знаю. А может, ты хочешь вернуться в общежитие?

– Решил от меня избавиться? – Она рассеянно берет с одного из серебряных подносов печенье и откусывает от него.

– Да нет. Просто стараюсь не дать вон тем парням приударить за тобой.

– А зачем тебе это? – Она откусывает печенье. Еще. И еще. Потом слизывает с губ глазурь. Если она задалась целью свести меня с ума, у нее здорово получается.

– Потому что я… забочусь о тебе, – говорю я.

– Ой, только не надо пустых слов. Их я уже слышала и от мамы, и от сестры, и от отца, и даже от Лэндона. Они для меня ничего не значат.

Зато для меня значат.

– Думаешь, мозги тебе пудрю?

– Ну да. Вон та девица в желтом платье, с которой ты общался чуть раньше. Тоже, небось, говорил, что заботишься о ней? – Она так завелась, что без остановки жует печенье, как будто оно последнее в ее жизни. Покончив с ним, она смахивает крошки с рук. – Пойду-ка я познакомлюсь с новыми кандидатами в бойфренды. Они с виду приятные и честные мальчики.

Эти слова врезаются мне прямо в душу.

– Имей в виду, костюмы обманчивы, – говорю я.

– Как обманчив и твой футбольный опыт.

Я не успеваю ей сказать, что, несмотря на ее мольбы, не пойду квотербеком в команду Фремонта, как Эштин выпрямляет спину. Интересно, она осознает, что при этом лишь еще сильнее выпячивает грудь? Всех вокруг ждет восхитительное зрелище. Повернувшись ко мне спиной, она направляется к ребятам, все еще разглядывающим ее с интересом. Я иду следом, но не потому, что она нуждается в защите… Просто я чувствую, что сейчас Эштин совершит какую-нибудь ужасную глупость.

В УГЛУ КОМНАТЫ НЕСКОЛЬКО ребят собрались в кучку. Пока я иду в их сторону, силясь походить на модель с подиума, их взгляды устремлены на меня. Обычно я себя нормально чувствую в обществе парней, только сейчас почему-то трясусь, как в липком ознобе. На шее какое-то покалывание и зуд, но я не обращаю внимания, хотя это ужасно неприятно.

– Привет, ребята. Я Эштин, – положив руку на бедро, улыбаюсь я.

Двое парней, нахмурившись, тут же уходят. Третий, засунув руки в карманы, отступает на шаг назад.

– Я Орен, – волнуясь, говорит он. Глаза у него при этом бегают, будто ищет, куда бы сбежать.

– А я, э-э, Реган.

Четвертый с выпученными глазами уставился на мою грудь. Я по-прежнему ощущаю липкий озноб, но тем не менее еле сдерживаюсь, чтобы не указать на свое лицо со словами: «Дружок, лицо у меня здесь!» Орен машет кому-то в другом конце комнаты.

– Вон моя девушка. Пойду ее проведаю.

Реган вдруг достает из кармана мобильник.

– Кто-то звонит. Прости. – Телефон не то что не звонил, но даже не вибрировал.

Оставшись одна, я недоумеваю, почему вдруг за тридцать секунд распугала четырех парней, но тут ко мне подходит Дерек.

– Ну что, не вышло?

В этом сумасшедшем мини-платье я смотрюсь и ощущаю себя секс-бомбой, но ни одному мальчику нет до меня дела. Кроме Дерека. Хотела заставить его ревновать. Но как это сделать, если четверо ребят сбежали от меня, словно от прокаженной? Вот бы Джета сюда. Он бы с удовольствием изображал флирт со мной и выставил бы меня перед другими парнями как завидную партию. Или Виктора – тот бы просто встал рядом, как телохранитель, и не позволил бы этим от меня сбежать.

Я разворачиваюсь лицом к Дереку.

– А ты пришел, чтобы ткнуть меня носом? – спрашиваю я, скребя ногтями шею и пытаясь избавиться от зуда в горле.

– Ого. Слушай, Эштин.

– Да?

Он скашивает глаза мне на грудь.

– Эй, ковбой, лицо у меня вот здесь. А ты уставился на мою грудь.

– Да не на грудь я смотрю. У тебя какая-то аллергия.

– Да нет, – отмахиваюсь я, снова прочищая зудящее горло. Но… что у меня с руками? Они какие-то горячие, красные и пошли пятнами. Черт побери. – Точно, аллергия.

С Дереком заигрывать можно, только задав ему задачку и используя его же собственное оружие. Но в разгар аллергической реакции аргументы в голову что-то не приходят.

Кожу у меня на руках покалывает, она воспалена. А шея… ощущение, будто сотни комариков одновременно вонзили в меня свои хоботки. Горло зачесалось не на шутку. Когда я пытаюсь откашляться, то произвожу ртом совершенно неженственные звуки.

Дерек нервничает.

– Слушай, ты дышать-то можешь? А то давай я «скорую» вызову?

– Конечно, могу. Дерек, я не умираю. Мне бы бенадрила, это поможет. – Я прислоняюсь к стене и трусь о нее лопатками.

Схватив за руку, Дерек ведет меня к бабушке – непривычная к каблукам, я пару раз чуть не падаю.

– У тебя есть бенадрил? – спрашивает он миссис Уортингтон. – Кажется, у нее аллергия на что-то в печенье.

– Аллергия на печенье? – скептически уточняет бабушка.

– У меня аллергия на фиолетовое, – говорю я, расчесывая руки.

– Поставщица украсила печенье фиолетовой буквой «У». Это королевский цвет.

– Королевский? – Дерек мотает головой. – Но мы же не короли.

– Вот именно. Поэтому я в последний момент велела ей поменять цвет на желтый – ну, она и наложила желтую глазурь поверх фиолетовой. – Бабушка, забеспокоившись, быстро объясняет Дереку, где бенадрил.

– Пошли, – говорит он, ведя меня сквозь толпу, а я при этом едва сдерживаюсь, чтобы не разодрать шею: зуд такой, что можно сойти с ума.

Я снова спотыкаюсь.

– Дерек, подожди. У меня не получается быстро ходить на этих каблуках.

Я взвизгиваю от удивления, когда Дерек, подведя одну руку под мои колени, а другой поддерживая спину, поднимает меня. В другое время я бы потребовала, чтобы меня поставили обратно, но сейчас я слишком взволнованна и дискомфорт слишком велик, чтобы проявлять упрямство. Обхватив его за шею, я обмякаю. Внезапно почувствовав запах его одеколона, я вдыхаю его.

– Ты пахнешь, как мужчина, – бормочу я куда-то в область шеи.

– А ты нет, – отвечает он. – Ты пахнешь цветами.

– Кажется, это от мыла в душе у бабушки. Оно такое розовое, и там кусочки цветов. Будто купаешься в букете роз.

Не знаю, как Дереку удается донести меня до самого верха, ни разу не споткнувшись и не замешкавшись. Интересно, он знает, что на нас показывают пальцем? Если да, то ему, видимо, до лампочки.

Мы добираемся до входа в большую спальню, и он открывает дверь ногой. Помещение огромное: кроме спальни, тут еще и маленькая гостиная, а за ней – ванная комната. По стенам развешаны картины, на полу роскошное ковровое покрытие – можно погрузить в него пальцы ног. Донеся меня до ванной, Дерек роется в бабушкиной аптечке.

– Прекрати чесаться, – приказывает он, беря меня за руку и не отпуская.

– Не могу. Клянусь, это было последнее печенье в моей жизни.

– Лучше бы фруктами полакомилась. – Отыскав упаковку бенадрила, он протягивает мне две таблетки. – Вот, прими.

Пока я глотаю их, запивая водой из-под крана, Де-рек скрещивает руки на груди.

– Если твое состояние через полчаса не улучшится, я везу тебя в больницу.

– Я справлюсь.

– То же самое ты говорила в ту ночь, когда мы были вместе, и видишь, куда нас занесло.

– В ванную твоей бабушки, – замечаю я, оглядывая стены.

– Я не буквально. Эштин, прекрати чесаться. Ты уже всю себя исцарапала.

Изо всех сил стараюсь не обращать внимания на зуд, но это то же самое, что не обращать внимания на стоящего передо мной парня, – практически невозможно. Сердце замирает, когда он отводит мои руки за спину.