Симона Элькелес - Нарушай правила

– Ну и ну: лучшая подруга не сказала, что ее выбрали капитаном, – приветствует меня Моника, теснее прижимаясь к своему бойфренду Трею. Он у нас лучший раннинбек[7]. – Поздравляю, девочка!

– Спасибо.

Трей и Моника встречаются еще с младшей школы. Они влюблены друг в друга и не боятся ни выражать чувства на людях, ни говорить о будущем так, будто им предопределено навеки быть вместе.

Когда разошлись мои родители, я перестала искать настоящую любовь – она казалась выдуманной для фильмов и книг, чтобы люди поверили в невозможное. Трей и Моника возродили во мне веру в любовь. Он смотрит на Монику так, словно она одна во всей вселенной. Словно она – нить его жизни и без нее он потеряет себя. Моника говорит, что они с Треем родственные души. Оба хотят учиться в Иллинойсском университете, но Трею для этого нужно получить стипендию в один из университетов конференции Большой десятки[8], иначе он не сможет оплатить учебу.

Лэндон садится возле меня, я прижимаюсь к нему. – О чем думаешь? У тебя такой серьезный взгляд.

– Да ни о чем, – раздраженно отвечает он и, открыв банку с пивом, залпом выпивает содержимое.

Я кладу ладонь ему на грудь.

– Если о капитанстве, то я не знала…

Он отбрасывает руку.

– Какого черта, Эш! Хватит уже об этом! Я сейчас просто зол на весь мир, поняла? Ну, избрали тебя капитаном. Да и хрен с ним! Уверен, это Джет подстроил, чтобы отомстить за дурацкую газетную статью. И я остался в дураках, так?

– Джет ничего не подстраивал.

Лэндон издает короткий фальшивый смешок.

– Ну да, конечно.

Его слова причиняют мне боль.

– Ты ведь не всерьез?

– Ну хорошо. Не всерьез, – неубедительно соглашается он.

Я смотрю на Монику и Трея – они изо всех сил стараются не показать, что слышали весь разговор.

У меня в горле ком, но я все равно высказываю то, что накипело с утра, когда Дитер написал на доске мое имя.

– Ты… ты считаешь, что я не достойна быть капитаном, так ведь?

В ответ молчание.

СОЛНЦЕ УЖЕ САДИТСЯ, я бегу, Фалькор рядом. В последний момент я решил проявить дружелюбие по отношению к чудовищу, а заодно и дать ему подвигаться. Бегу без цели, но от ощущения на лице горячего свежего воздуха напряжение в мышцах ослабевает.

Не проходит и нескольких минут, как мы с Фалькором минуем Старшую школу и соседнее футбольное поле. Мной овладевают воспоминания о тех временах, когда мама ходила на мои игры. Сидя на трибуне с другими родителями, она всегда болела громче всех, так что к концу игры, наверное, надрывала легкие. Даже после химиотерапии, когда ее тошнило и она быстро уставала, мама все равно приходила на матчи.

– Больше всего на свете я люблю смотреть, как ты играешь, – говорила она.

Я бы все отдал, чтобы сыграть для нее в последний раз. Черт возьми, я бы все отдал, чтобы просто еще раз поговорить с мамой. Но это невозможно.

Мы с чудовищем делаем пару кругов по беговой дорожке, потом нам это надоедает, и мы решаем пробежаться по городу. Переждав красный свет, я следую указателям на пляж и думаю об Эштин. Да уж, эта рубашка в обтяжку и короткие шорты – откровенный наряд, ничего не скажешь. Полное перевоплощение после бесформенной худи, в которой она ходила днем. Может, Эштин хамелеон и каждый раз предстает в новом обличье, в зависимости от окружения. Интересно, бойфренду нравится, когда она откровенно одевается, и ею можно щегольнуть? Когда он за ней заехал, то смотрел на меня, как на противника, готового перехватить один из его пасов.

– Не нравится мне этот бойфренд, – сообщаю я Фалькору.

Псина смотрит на меня серыми глазами и часто дышит, свесив набок длинный язык.

– Когда он опять припрется, пописай ему на ногу, – предлагаю я.

Вот, разговариваю с собакой. Уже стал как тот парень из фильма, который, оказавшись на необитаемом острове, разговаривает с волейбольным мячом, как будто это его лучший друг. Остается только надеяться, что это не приведет к тому, что у меня и друзей-то в Чикаго больше не появится, один Фалькор – и все. Еще противнее, чем застрять в кабинете директора Кроу и целый час выслушивать его нотации.

Мы добираемся до пляжа, вода гладкая. У берега спокойнее, чем в Калифорнии, где неожиданно большая волна без всякого предупреждения может сбить тебя с ног. Стоя у самой кромки воды вместе с Фалькором, я смотрю вперед, вдоль лунной дорожки. Каково там папе, когда вокруг ничего, кроме воды? Однажды он сказал, что жизнь на подводной лодке – это как уход от внешнего мира и существование в капсуле. Некоторые поступают на службу из-за денег или образования или чтобы найти себя; папа говорит, что военная служба дает ему ощущение полезности. «У каждого в жизни есть цель, – однажды сказал он. – Не найдя ее, не узнаешь, кто ты такой и кем хочешь быть».

Какая цель у меня? Папе я не сказал, что по окончании школы собираюсь поступить на военную службу – хочу найти свою цель в жизни. Пока я бегу вдоль береговой линии, на пути попадается небольшая группа ребят – сидя у костра, она слушают музыку, смеются. Тут же узнаю Эштин. Сидит рядом с бойфрендом, но вид у обоих несчастный. У чувака в одной руке пиво, на другую он опирается. Будь она моей девушкой, я бы запустил одну руку в ее белокурые волосы, а другой бы обнимал ее за талию, крепко прижимая к себе, и целовал бы так, чтобы у нее перехватило дыхание. Но это я, а не он.

Фалькор издает рык, чем привлекает к себе внимание собравшихся. Эштин в том числе. Черт. Ее недоверчивый взгляд встречается с моим, но она тут же отворачивается, делая вид, что не заметила. В конце концов выбираю обходной путь и возвращаюсь домой. Надеялся, что пробежка успокоит мысли, но встреча с Эштин напоминает мне о теперешних жизненных неприятностях.

– Ничего особенного в Эштин нет, – говорю я Фалькору.

Псина издает какой-то звук, словно тяжело вздыхает.

– У нее бойфренд. И ей противно, что я поселился у нее в доме, правда?

Но у этой девушки полные, готовые к поцелую губы. А глаза! Кажется, они меняют цвет по настроению. Не могу выкинуть ее из головы.

Остановившись, я смотрю на пса, ища подтверждения своим словам, ведь он знает ее лучше, чем я. Но тот лишь смотрит на меня бестолковым осоловевшим взглядом.

– Я беседую с проклятой собакой, а она при этом чокнутая. – Меня разбирает смех.

Уже дома я пытаюсь устроиться поудобнее на наду вном матрасе, но это нелегко. Вдобавок я никак не могу отделаться от губ Эштин, будто это произведение искусства, которым нужно восхищаться и в которое нужно вникать. Когда усталость и скука наконец берут надо мной верх и я уже крепко засыпаю даже на этом ужасном «дутике», ко мне запрыгивает Фалькор. Вот сейчас матрас лопнет и сдуется, но нет, обошлось. Через секунду чудовище храпит.

С того времени, как я заснул, проходит не меньше часа, когда кто-то врывается в комнату.

– Почему ты спишь с моей собакой? – требует ответа Эштин.

– Это не я, – сонно вздыхая, парирую я. – Это он спит со мной.

– Мало того что сестра и племянник готовы целовать землю, по которой ты ходишь, так ты хочешь еще и мою собаку присвоить? Я видела тебя с Фалькором на пляже. Не смей думать, что он твой. Он мой.

– Слушай, милашка. Фалькор пробрался ко мне в комнату. Я его не приглашал. У вас в семье проблемы, и нечего меня впутывать.

Сев на постели, я вижу, что она переоделась в хоккейный свитер и широкие фланелевые брюки со скелетами и скрещенными костями. Какая перемена по сравнению с тем, как она выглядела перед свиданием.

– Забирай свою собаку и иди спать.

Я снова ложусь и жду, чтобы она ушла, но чувствую на себе ее взгляд. Как подавить желание притянуть ее к себе и закрыть ей рот поцелуем, чтобы она вообще забыла этого бойфренда.

– Ну, что тебе? – спрашиваю.

– Если еще раз назовешь меня милашкой, я тебя вырублю.

С языка так и рвется ответ: даешь слово?

ВОТ УЖЕ БИТЫХ ТРИ ЧАСА я, устроившись в постели с крепко зажмуренными глазами, мечтаю, чтобы моя жизнь прекратила бесконтрольное движение. Вчера у нас с Лэндоном как-то не заладилось. И я даже не знаю, чего теперь ждать. Проверяю мобильник – может, он звонил или эсэмэску прислал. Нет, хотя сегодня суббота. Наверное, еще спит.

Медленно плетусь в ванную. Уже почти сев на унитаз, вдруг теряю равновесие и чуть не падаю. Проклятое сиденье не опущено. Поморщившись, я опускаю его, про себя ругая Дерека и намереваясь обязательно сделать ему замечание. Сначала надо поесть. Потом уже разобраться с Дереком и пойти на тренировку. Хотя Дитер по выходным официально не устраивает тренировок, мы предпочитаем не сбавлять темп.

Дерек появляется в кухне на несколько минут позже меня, на нем шорты и футболка. Длинные волосы растрепаны, милый невинный вид. Знаю таких парней: с виду – сама невинность, а на поверку все наоборот. Фалькор, среди ночи выскользнувший из моей комнаты, вбегает вслед за Дереком.

– Ты снова ночью заманил мою собаку к себе? – обвиняющим тоном интересуюсь я.

– Он скребся в мою дверь и скулил, как дитя, – пришлось его пустить.

– Это воровство.

Он пожимает плечами:

– Может, ты ему надоела, и он ищет другую компанию.

– Дерек, хозяин не может надоесть собаке, и потом, к твоему сведению, я классная компания. Собака меня обожает.

– Ну, как скажешь. – Порыскав в холодильнике, он вынимает яйца, потом из шкафа достает буханку хлеба. – Что там на пляже случилось у вас с героем-любовником? Похоже, тот еще был вечерок. – Делая себе яичницу с поджаренным хлебом, он говорит, лениво растягивая слова.

– А что случилось с моим правилом насчет туалетного сиденья? – наношу я встречный удар.

Краешек рта у него чуть загибается вверх.

– Знаешь, у меня такая болезнь. При которой мной нельзя командовать.

– Ага. Болезнь, говоришь?

– М-да. Серьезная.

– У-у-у, бедненький. Как мне тебя жалко. Тяжело выслушивать замечания от женщины. Это угрожает твоему мужскому началу. – Вытащив из шкафа упаковку «Скитлс», я, как всегда, откладываю в сторону фиолетовые и принимаюсь за остальные.

– Милашка, моему мужскому началу ничего не угрожает, – шепчет Дерек, наклонившись к моему уху.

Когда его теплое дыхание касается моей кожи, у меня по спине пробегают мурашки, и я замираю, как парализованная. Он опять лезет в холодильник.

– Кроме яиц и хлеба, здесь есть еще что-нибудь, помимо переработанных продуктов?

Делаю вид, что он на меня не действует.

– Не-а.

Дерек усаживается перед своей яичницей, но неотрывно смотрит на мою коллекцию фиолетовых «Скитлс» своими голубыми глазами, которые больше подходят тому, кто не оставляет сиденье в поднятом состоянии нарочно.

– Питательно, – замечает он.

– Немного сладкого, чтобы поднять настроение, – говорю я.

Он усмехается, его это явно веселит.

– Как скажешь.

– Уф! Только не говори, что ты помешан на здоровье.

Он подцепляет полную вилку яичницы.

– Я не помешан на здоровье.

– Хорошо. Вот, – говорю я, придвигая к нему фиолетовые «Скитлс». – Фиолетовые тебе. У меня на них аллергия.

Он насмешливо смотрит на меня.

– У тебя аллергия на фиолетовые «Скитлс»? – Его голос буквально пронизывают скептические нотки.

– У меня аллергия на фиолетовый пищевой краситель. – Взяв оранжевый кругляшок, я кладу его в рот. – На остальные аллергии нет. Обожаю «Скитлс».

– Мне достаточно своего завтрака, но все равно спасибо. – Дерек продолжает уминать яичницу и хлеб. Заходит Джулиан, и Дерек переключает внимание на племянника. – Привет, чувак. Будешь завтракать?

Джулиан кивает.

– Я сделаю, – быстро говорю я Дереку.

Нужно реабилитироваться, чтобы Джулиан не думал, что я самая негодная тетка на свете. Если нужно потрудиться, чтобы обняться наконец с ребенком, я этим займусь. Я уже поднимаюсь со стула, но Дерек поднимает руку.

– Я сам.

С тех пор как уехала мама, папа никогда дома не готовил. Мне приходилось заботиться о себе самой и питаться тем, что папа приносил из магазина: замороженной, разогретой в микроволновке и нездоровой пищей. Очевидно, мама Дерека проводила с ним больше времени, чем моя со мной. Хотя он здесь и ни при чем, меня охватывает сильнейшая зависть.

Джулиан садится на соседний с Дереком стул. Присутствие Дерека в нашем доме вызывает у меня чувство своей незначительности и ненужности. Будто меня нет.

– Хочешь «Скитлс»? – Я трясу пакетом перед носом племянника в жалкой попытке подружиться с ним. Не слышала, чтобы дети не любили конфет. – Это классная нездоровая пища для завтрака.