- Он же сейчас все вещи в шкафу перероет.

С этими словами она бросилась за дедушкой в комнату. Я засмеялась и покачала головой. Глядя на них, начинаешь верить, что вечная любовь существует. И неважно, сколько лет люди были вместе. Бабушка и дедушка многое пережили в жизни, они проходили через тяжелые моменты и многое теряли, но не чувства. Их любовь стоит выше всех потерь и трудностей.

До больницы мы добрались быстро, маршрутки в это время были практически пустыми. Дедушка всю дорогу хмурился и ворчал, но, думаю, это была вина общественного транспорта. Он не привык к нему. Тридцать лет на казенной машине наложили свой отпечаток. На моем лице постоянно расцветала улыбка, стоило мне посмотреть на лицо деда. Подшучивая над ним, я взяла талончик и мы сели ждать свою очередь. Перед нами было семь человек, не так уж и много.

Чтобы хоть как-то себя и Геннадия Петровича развлечь, я начала рассказывать об учебе в университете. На эту тему я всегда люблю поговорить. Мне нравится учиться. Учеба всегда давалась мне легко. Не скажу, что потрясающе разбираюсь в физике или геометрии, но я знаю азы, и этого мне вполне хватает. И то, что я поступила на бюджет в один из самых престижных ВУЗов страны доказывает мне самой, что чего-то стою в этой жизни, что у меня есть свое место, и я смогу стать кем-то больше, чем девочкой-промоутером.

Еще пять лет назад я хотела связать свою жизнь с танцами. Я жила, буквально дышала ими. Но планы поменялись. Я переехала к бабушке с дедушкой. Они тянули меня как могли, но платить за занятия становилось все труднее и труднее. И вот уже четыре года и семь месяцев я не появлялась в зале. Хотя бабушка с дедушкой пытались отговорить меня. Ругались и кричали, я просто не могла брать деньги из семьи.

Сейчас, думая о том, что я упустила возможность, мне не так больно. Мне нравится то, чем я занимаюсь, на кого учусь. Но нравится - не значит, что я люблю это, что готова провести всю жизнь в душном офисе.

Наша очередь как раз подошла, и мы зашли в кабинет. Посыпались стандартные вопросы: страховка, полис, на что жалуетесь.

Доктор, мужчина средних лет с посеребренными волосами, молча рассматривал рану и неодобрительно качал головой. Мне стало стыдно перед ним. Наверное, в его практике не первый такой случай, когда люди занимаются самолечением. Даже зная, что мы выйдем за дверь, и он нас забудет, мне все равно в данный момент очень стыдно.

Когда Владимир Сергеевич закончил осмотр, дедушка сел рядом со мной на стул. А доктор молчал. Смотрел на нас тяжелым взглядом, а потом, словно что-то решив, тяжело вздохнул и заговорил.

- Геннадий Петрович, ведь не мальчик уже, а так запустили ожог. Уровень сахара у Вас в крови двенадцать ммоль/л. В два раза норму превышает. Скорее всего, сахарный диабет, что неудивительно в Вашем возрасте. Рука мне Ваша не нравится, анализы делать нужно. И чем быстрее, тем лучше.

Я напряглась после его слов и сомкнула руки в замок перед собой на коленях так сильно, что костяшки пальцев побелели. Никак не смогла скрыть своего волнения.

- И что нам сейчас делать? - пытаясь совладать с голосом, задала я вопрос.

- К хирургу надо.

Дедушка рядом со мной напрягся.

- Зачем к хирургу?

Владимир Сергеевич улыбнулся и снисходительно покачал головой, как часто делают с детьми.

- Есть у меня один знакомый, советую к нему обратиться.

А дальше назвал адрес клиники и протянул листок с номером телефона. Поблагодарив врача, мы вышли из кабинета. Оба, потрясенные, не знали с чего начать разговор.

- Да ерунда это все, Лисенок.

Когда мы подошли к остановке, весело проговорил дед.

- Деньги они так выкачивают. Это целая система.

Хотелось бы мне в это верить…

- Деда, нам рассказывали про диабет в школе…

И, достав телефон, я позвонила по номеру, который дал нам Владимир Сергеевич.

Записавшись на прием с утра в понедельник, мы с дедушкой пошли домой. Решили прогуляться. Со всеми этими мыслями, роящимися в голове, мы бы не влезли в маршрутку. Я пыталась вспомнить все, что когда-либо слышала о сахарном диабете, и все это было неутешительно. Я была настолько расстроена, что не сразу смогла взять себя в руки. Посмотрела на дедушку, он был полностью погружен в себя и свои мысли. Я потянулась и взяла его за руку. Дедушка повернулся в мою сторону и, улыбнувшись, поднес мою ладонь к губам и поцеловал. А у меня сердце защемило от нежности. На глаза тут же выступили слезы, дико захотелось плакать. Кое-как я смогла улыбнуться в ответ.

- Все будет хорошо, Лисенок, - уверенно заявил дед.

Я кивнула. Из-за кома в горле я не могла ни говорить, ни дышать. Но я верю в лучшее. С хорошими людьми должны случаться хорошие вещи.

Дальше мы снова пошли молча. Придя домой, сели на кухне и начали все пересказывать бабушке. Я видела, как она стала переживать, ее глаза излучали тревогу.

И тут мы с ней подпрыгнули от сильного хлопка по столу. Широко открытыми глазами посмотрели на деда.

- Так, все. Хватит хандрить. Врач ничего точно не сказал. В понедельник все узнаем, а до этого времени я не хочу ничего слышать про больницы, про диагнозы и тем более не хочу видеть ваши поникшие лица. Ясно?

Строгим «лучше не шутить со мной» тоном проговорил Геннадий Петрович. Он не часто пользовался таким голосом, на моей памяти только пару раз, и это очень впечатляет. Даже у бабушки не нашлось слов для ответа.

- Давайте чаю выпьем, что ли? - предложила Лидия Владимировна, и мы согласились.

Конечно, вслух мы больше ничего не обсуждали, но наши с бабушкой взгляды говорили сами за себя, не нужно было слов, чтобы понять, о чем мы думаем и что нас тревожит.

Эти мысли искусали нам всю душу, и вот, наконец-то, понедельник. Сегодня все станет ясно, и я молюсь, чтобы не было ничего серьезного. Я не стала искать никакую информацию в интернете, чтобы лишний раз не накручивать себя.

К назначенному времени мы уже были в клинике, врач принял нас сразу же. Первое, что бросилось в глаза - отношение к посетителям. Здесь весь персонал был настолько приветлив и улыбчив, что для нас, простых людей, это было дико.

Нас с бабушкой попросили остаться за дверью, чтобы не мешать осмотру. Это были самые длинные несколько часов в нашей жизни. Затем, по окончанию осмотра, нас пригласили в кабинет.

Как только мы зашли, нам указали на диванчик около стены. Мы тут же послушались и сели на места.

- У Геннадия Петровича сахарный диабет второго типа.

Я закрыла глаза и почувствовала, как рядом со мной напряглась и бабушка.

- Но если сахар можно снизить при помощи лекарств и диеты, то с ожогом все намного сложнее. Из-за того, что рана не заживает, инфекция попала в кость. И если не принять меры в ближайшие пару дней, то он потеряет руку.

Бабушка рядом со мной всхлипнула, а я в ужасе прижала ладонь ко рту.

- Но…но… Мы же промывали рану. Каждый день, - с отчаянием в голосе проговорила бабушка.

Врач кивнул.

- Правильно и делали. В любой другой бы ситуации это помогло. Ведь ожог на первый взгляд не такой опасный. Но не при сахарном диабете. Здесь нужно другое лечение, и это не Ваша вина, Вы ведь не знали.

- А что нужно?

Первый раз за все то время, как мы зашли в кабинет, подал голос дедушка. Алексей Дмитриевич откинулся на спинку кресла и посмотрел на нас пристальным взглядом.

- Лечить нужно. И не просто, а очень дорого лечить. Буду честен, если оставить все так и лечить как обычно, то вы потеряете руку полностью. Как только инфекция продвинется по кости, ее будет не остановить. А если Вы хотите сохранить руку, то это стоит больших денег, но стопроцентной гарантии никто не даст даже в этом случае.

Я просто онемела от ужаса после слов врача, настолько он был прямолинеен и хладнокровен. Как будто говорил, что съел на завтрак, а не о том, что человек может потерять свою руку. Почувствовала, как похолодела от страха и нахлынувшего понимания. Господи…

- О какой конкретной сумме мы говорим? - спросил дедушка, а врач взял ручку и листочек со стола и что-то написал на нем.

Передал это деду.

- Точную сумму не назову, потому что стоимость ампул варьирует. Это я написал максимальную сумму, на которую Вы должны рассчитывать. У меня в практике уже были такие случаи. Я ни на чем не настаиваю. Просто знайте, что чем больше затягивать, тем меньше шансов. Если я закажу лекарство сегодня, то его пришлют лишь через три дня. К этому времени мы положим Вас на стационар и проведем дополнительные тесты. Помните, что каждый день на счету. Сейчас я оставлю Вас на десять минут одних. Обсудите все, может, придумаете свои варианты, а когда я вернусь, дадите мне ответ.

С этими словами он вышел из кабинета. Первой в себя пришла бабушка и бросилась к деду на шею, громко плача. Было невыносимо наблюдать за ними. За их болью. Нас всех сейчас одолевали одинаковые эмоции. Я тоже встала и на ослабевших ногах подошла к дедушке, поцеловала его в щеку. Лидия Владимировна оторвалась от шеи мужа и вытерла заплаканное лицо руками.

- Тут и думать нечего, - твердым голосом сказала она и начала искать что-то в своей сумке.

- Лида, мы не можем.

Дедушка перехватил ее руки и сжал. Она выдернула их из захвата и снова продолжила копаться в сумке.

- Лида, - уже громче сказал дед, - мы не можем заплатить такую сумму. Остановись. Завтра пойдем в другую больницу.

- В какую другую больницу, Гена? Ты же сам слышал, что сказал врач.

Сейчас, в этот момент они совершенно не обращали на меня внимания. Но мне и не хотелось этого.

- Я верю ему, - тихо, дрожащим голосом сказала бабушка, - сердце верит. Я когда девкой была, у нас соседка померла так. Сначала одну ногу отпилили, потом вторую, а потом и руки на себя наложила. А если с тобой что-нибудь случиться…

Бабушка не успела договорить, как дедушка прижал ее ближе к себе, успокаивающе погладил по спине и волосам, оставив легкий поцелуй на лбу, тяжело вздохнул и кивнул, соглашаясь.

И через пару минут я выходила из клиники с четкими указаниями, что привезти из дома. А бабушка с дедом остались в больнице оформляться.

Села в маршрутку и поняла, что села не туда. Вышла на остановке возле университета. Пока я ехала, то мыслей не было. Казалось, что я находилась в каком-то вакууме, и никакие мысли и размышления не посещали меня. А сейчас, выйдя на остановке, они сильным, сносящим с ног потоком ворвались в сознание. Начался дождь, настолько сильный, что я за секунду промокла до нитки. Но это вывело меня из ступора, заставляя действовать.

Перебежала через дорогу и зашла в первое подвернувшееся кафе. Оно находилось совсем рядом с универом, мы были здесь несколько раз с Юрой и его друзьями. Людей здесь было немного, в связи с начавшимся дождем.

Я села за столик и заказала чашку кофе. Не знаю, почему именно кофе, я больше люблю чай. Трясущимися руками достала из промокших джинс телефон. Замечательно, батарея практически разряжена. Попыталась набрать номер. Не знаю, от чего именно меня трясло - от холода или переживаний. Посмотрела на время и поняла, что в университете как раз началась перемена.

- Алло, - спустя три гудка ответил мне голос на том конце провода.

- Юр, можешь забрать меня? - дрожащим голосом спросила его.

- Зая, ты где? Почему на учебе не была? - тут же спросил мой парень.

Я пыталась взять себя в руки, но это было сильнее меня. Рыдания вырвались наружу тихими, болючими всхлипами. Я прикрыла себе рот ладонью, чтобы задержать их до того моменты, когда я останусь одна, когда будет можно дать волю всему этому. Но, услышав Юру, я не смогла больше сдерживаться, мне хотелось поделиться с ним хоть частичкой своей боли и переживаний.

- Олеся?

- Дедушку в больницу положили. А я без зонтика.

Невпопад ответила я. И услышала звонок на пару.

- Ты можешь сказать мне, где ты?

- В кафе, которое недалеко от универа, - на автомате ответила я.

Юра глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

- У меня сейчас Тарасов, и у нас семинар, я не могу его пропустить, черт возьми. Сиди там, я позвоню Игнату и скажу, чтобы забрал тебя, а после пары сразу приеду.

Его слова просто вывернули мне душу. Я понимала, все понимала. Но мне так хотелось, чтобы он был сейчас рядом. Просто рядом, не задавая вопросов. Обнял бы и сказал, что все будет хорошо.

- Я такси вызову. Иди на пару, потом позвоню.

Сказала и отключила телефон, а через мгновение он окончательно разрядился. Боковым зрением увидела, что мне принесли кофе, которое я даже не хотела… И на меня накатила волна безысходности и жалости к себе. Закрыла лицо руками и снова заплакала. Знаете, когда хоть одна деталь из привычной жизни выпадает, то начинается сбой. Ты не знаешь что делать дальше.

Мне сейчас было больно и тревожно из-за дедушки. Боже, я даже не могу представить, что он сейчас чувствует. Что вообще чувствует человек, который узнает, что, возможно, ему придется ампутировать руку. Как вообще можно принять это и смириться с таким?