На другой же день после ее возвращения в Мэнор Мэтью распорядился, чтобы она завтракала, обедала и ужинала вместе с ним, но она отказалась. Только уступая просьбе Джона, убедившего ее, что мисс Макджи будет неловко чувствовать себя одна в обществе двух мужчин, Тилли согласилась сесть за рождественскую трапезу в столовой, а не в комнате для прислуги. Вдобавок она сразу твердо заявила, что если ей придется остаться, то она будет жить, как когда-то, в комнате рядом с детской, поскольку должна заботиться о ребенке.

Мэтью согласился, и все между ними шло гладко вплоть до второй недели наступившего года, когда однажды вечером, вернувшись из города, он позвал Тилли в библиотеку и без всякого вступления заявил:

— Уверен, вы будете рады узнать, что эта женщина — Макграт — скоро получит по заслугам.

— Что вы имеете в виду? — прищурилась Тилли.

— То, что сказал. Это дело находится в руках моего адвоката: он занялся им вскоре после инцидента. Завтра она предстанет перед судом. Свидетелем будет Лейберн — и вы тоже.

— Нет! Нет! — почти выкрикнула она. — Только не я. Я больше никогда не пойду в суд! Вам не следовало этого делать.

— Не следовало? Да ведь она могла убить ребенка, а вы говорите, что мне не следовало этого делать!

— Да. Повторяю: вам не следовало этого делать. Это не ваше дело.

— Троттер! Ведь ребенок всю жизнь будет носить на себе отметину, оставленную этой женщиной. — После секундной паузы, Мэтью заговорил тихо, ледяным тоном. — Мне не хотелось бы постоянно напоминать вам, что этот ребенок — мой единокровный брат. Речь идет о кровном родстве, а это имеет для меня большое значение.

— Это мой ребенок. Вы не имеете никаких прав на него — никаких. Я хочу, чтобы вы это навсегда запомнили: вы не имеете никаких прав на него. Более того, вы не имели никакого права делать то, что сделали. — Тилли задохнулась и прижала руки ко лбу. — Вы не понимаете. Даже если бы она убила его, я… я бы не смогла пойти в суд. Я была в суде. Меня обвиняли в суде — обвиняли в том, что я ведьма и что по моей вине произошло убийство. Я до сих пор не могу забыть этого. Вы говорили, что у вас бывают кошмары, связанные с лягушками, а я… — она энергично потрясла головой, словно стараясь прогнать навязчивую мысль, — у меня случаются периоды, когда мне каждую ночь снится, что я снова нахожусь в суде. — Тилли вскинула голову и они в упор взглянули друг на друга. Потом как-то вяло, бесцветным голосом она продолжила: — Я… я ценю вашу заботу… я правда ценю ее, но поверьте, я не хочу, чтобы этим делом занимался суд. Она была пьяна, иначе никогда не сделала бы ничего подобного. Как ни ужасно это звучит. И вот еще что — эта семья достаточно пострадала по моей, хотя и невольной, вине. Если… если эта женщина окажется в тюрьме, я… у меня не будет ни минуты покоя. Я знаю наверняка, если в этой семье опять что-то произойдет из-за меня, на меня обрушится вся злоба деревни и мне будет страшно выходить за ворота Мэнора. Один из ее сыновей погиб… при странных обстоятельствах. — Тилли потупилась. — Я… а обвинили меня, хотя до суда так и не дошло. Ее младший сын… почему-то он был не таким, как другие члены этой семьи, он был… добр ко мне… он ушел из дому и больше не вернулся. Третий отправился в армию и там погиб. Теперь у нее остался один сын и один внук. — Она склонила голову на грудь.

Воцарилось молчание. Наконец Мэтью произнес:

— Все будет так, как вы скажете. Я думал, вам захочется отомстить, но вижу, что ошибся. — Мэтью развернулся и отошел к окну. Постояв некоторое время, глядя на улицу, он заговорил снова: — Есть еще одно дело, о котором я хотел с вами поговорить. Примерно через две недели я собираюсь дать небольшой обед на шесть персон и прошу вас заняться его устройством. Все попросту, ничего особенного. Моими гостями будут мистер и миссис Роузиер, мисс Алисия Беннетт, двоюродная сестра миссис Роузиер. Ну, и, конечно, Джон с Анной и…

— Роузиер? — вырвалось у Тилли.

Мэтью посмотрел на нее:

— Да, Роузиер. Мистер Роузиер будет моим партнером в делах, связанных с шахтой.

— Партнером!.. Но ваш отец…

В ответ раздался такой вопль, что Тилли не на шутку перепугалась:

— То, что делал мой отец, и то, что хочу сделать я, — это две абсолютное разные вещи! Мой отец испытывал личную неприязнь к Роузиерам. Я не испытываю к ним никаких чувств — ровным счетом никаких, но я нуждаюсь в опыте Роузиера. Он знает о шахтах все, а я, к сожалению, — пока нет. И если я вернусь в Америку… то есть, когда я вернусь в Америку, заниматься всем этим придется Джону, а он знает о горном деле меньше, чем ничего. Я вкладываю в этот проект большие деньги, а мистер Роузиер верит в него настолько, чтобы прибавить к моим деньгам свои. Кроме того, он умеет подбирать людей, способных не только болтать языком, но и работать в шахте…

— Да, а еще он умеет обращаться с ними, как с рабами, и селить их в лачугах, и выгонять их в любой момент без предупреждения за попытку научиться грамоте… то есть просто вышвыривать их на улицу.

— Это было когда-то давно, — возразил Мэтью уже спокойнее. — С тех пор многое изменилось в лучшую сторону.

— А я слышала — нет.

— Это ваши Дрю по-прежнему снабжают вас последними новостями с шахты? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — А ведь мой отец как работодатель был ничуть не лучше мистера Роузиера. Он позволил вам работать на его шахте, не так ли? А та девочка, которую убило в двух шагах от вас во время обвала, — сколько ей было лет? А что касается лачуг — я вчера осматривал дома при нашей шахте. Конечно, они за эти годы сильно обветшали, но все еще можно представить, какими они были, когда в них жили люди. И уверяю вас — многие бродяги, с которыми мне довелось встречаться в Америке, предпочли бы ночевать под открытым небом, отдавшись на милость стихий и диких зверей, чем жить в этих так называемых коттеджах… — Мэтью подошел почти вплотную к Тилли. — И так, — теперь он смотрел прямо ей в глаза, — вы меня крайне обяжете, Троттер, если позаботитесь об устройстве небольшого обеда двадцать восьмого числа. Благодарю вас. — И вышел, оставив ее посреди библиотеки со стиснутыми перед собой руками.

И почему все их споры кончались именно так? И почему ей всегда хотелось пререкаться с ним, идти против него? Да и вообще — кто она, где ее место? Как сказала бы покойная бабушка, она ни рыба, ни дичь, ни говядина. Предоставленная самой себе, она чувствовала себя хозяйкой дома, но в присутствии Мэтью становилась прислугой. Хотя он — странная вещь — никогда не обращался с ней, как с прислугой, скорее как с равной себе.

Но Роузиер… Конечно, Мэтью прав: он ничего не понимает в горном деле, а если уедет назад, в Америку, то ему придется оставить кого-то вместо себя. Хорошо бы он уехал уже завтра! Да, завтра. Чем скорее, тем лучше.

* * *

День — один из последних дней апреля — выдался ветреным: облака стремительно неслись по небу, то закрывая, то вновь выпуская на волю солнце. Тилли была в детской. Держа сына на руках, она стояла у окна и, указывая вверх, пыталась привлечь его внимание.

— Смотри, птичка… смотри, Вилли, вон птичка.

Но малыш не следил за ее указательным пальцем, довольно гукая, он принялся шлепать своей пухлой ручонкой по щеке матери. Тилли вгляделась в его глаза — большие, темные. Потом провела кончиком пальца вдоль шрама на его лобике. Вопреки прогнозам врача, рубец не побледнел: он по-прежнему оставался ярко-красным и выпуклым. Но все же, при каждом визите, доктор уверял Тилли, что все это с возрастом пройдет: шрам, конечно, останется на всю жизнь, но, когда кожа потеряет свою детскую нежность, он станет едва заметным.

Доктор настоятельно требовал, чтобы Тилли показывала ему ребенка каждый месяц. Он заглядывал ему в глаза и бормотал что-то про себя, но вслух всегда бодро говорил одно и то же: «Он настоящий крепыш, наш Вилли».

Дверь детской открылась, и в нее просунулась голова Джона:

— М…можно тебя на п…пару слов, Троттер?

— Да, конечно.

— Я знаю, что н…не д…должен мешать тебе, когда т…ты отдыхаешь, но м…мне… мне хотелось, чтобы ты у…узнала первой…

Улыбнувшись, она присела у стола и указала ему на стул напротив. Тилли отлично знала, какую новость собирается ей сообщить Джон, но промолчала.

— Тр…Троттер. — Молодой человек моргнул, зажмурился, широко раскрывая рот, наконец выговорил: — Н…не…н…не знаю, з…заметила ты или нет, н…но я в…влю…влюблен в Анну.

— Ну, конечно, я заметила, что с вами что-то происходит. — Тилли хотела быть серьезной, но не выдержала и рассмеялась.

Джон опустил голову и закрыл лицо руками, но тут же снова взглянул на Тилли:

— Я с. собираюсь поехать к ее б…б…бабушке, чтобы просить ее р…руки.

— О, я так рада, Джон, я так рада! — Тилли через стол протянула ему руку, и юноша крепко сжал ее.

— Я т…так и п…подумал, что ты о…обрадуешься. Я з…знаю, Анна тебе н…н…нравится. А она п…просто без ума от… от тебя. Н…но только… я о…очень волнуюсь. Ее бабушка — весьма у…упрямая старуха.

— Не сомневаюсь, вам удастся смягчить ее, Джон. Не бойтесь ничего. Вам это удастся.

— А вот я… я с. с…сомневаюсь. Она в чем-то о…очень похожа на мою б…бабушку. Ты ведь п…помнишь, она не любила м…меня, потому что я з…заика.

— Ну, и ее мало кто любил. Она была не слишком-то приятным человеком.

— З…знаешь, Троттер, а ведь э…это ты познакомила нас с Анной. Мы н…никогда не забудем этого, н…никогда. — Говоря это, он, глядя на Тилли, медленно покачал головой. — А т…теперь мне нужно найти М…Мэтью. Он уехал в…верхом около часа назад, но я н…не знаю, на ш…шахту или с мисс… мисс Беннетт. — Уже встав, Джон наклонился к Тилли и заговорщически шепнул: — В…вот будет з…забавно, если у нас б…будет двойная п…п…помолвка, а Троттер?

Тилли задумчиво смотрела, как он идет к двери, и, дождавшись, когда он уже открыл ее, спросила:

— Скоро Мэтью собирается возвращаться в Америку?

Джон расплылся в улыбке:

— Я н…н…не слышал слова «скоро»… п…по крайней мере, с тех пор, как он п…п…познакомился с б…божественной Алисией. О…она немного п…пугает меня. П…по-моему, Мэтью нашел себе п…п…подходящую пару. А ты как д…думаешь?

Тилли не стала говорить о чем и как она думает, она просто пожала плечами, и Джон вышел из детской. Тилли встала, опустила ребенка на коврик и снова подошла к окну. Ну что ж, по крайней мере, появилась какая-то определенность: если божественная Алисия станет хозяйкой Мэнора, то ей, Тилли, снова придется укладывать свои вещи.

* * *

В тот же день, несколькими часами позже, держась за руки, как дети, Джон и Анна подбежали к дому и закричали в два голоса:

— Троттер! Троттер!

Тилли в это время находилась в комнате для прислуги. Увидев их, она заспешила навстречу со словами:

— Я так рада!

Несколько секунд никто не мог сказать ни слова. Первой заговорила Анна:

— Спасибо вам, Троттер, — многозначительно произнесла она.

Джон, с искрящимися от счастья глазами, воскликнул, смеясь:

— Т…ты не поверишь, Тро…Троттер! Я ч…чуть не упал в о…обморок. Ее б…б…бабушка поцеловала меня!

Они с Анной посмотрели друг на друга долгим, исполненным нежности взглядом. Потом Джон повернулся к Бидди, и та шагнула вперед:

— Я счастлива за вас, сэр. Я счастлива за вас обоих. В день, когда это произойдет, я наготовлю целую кучу всякой вкуснятины — столько, чтобы хватило на все графство.

— Спасибо, Б…Бидди.

— Благодарю вас, Бидди.

Затем вперед вышла Кэти и сделала девушке реверанс. За ней последовали Фэнни, Пег и Бетти.

— З…за обедом в…выпейте за нас. — Джон обвел всех глазами. — Ты п…принесешь бутылку, Тро…Троттер?

— Конечно, Джон.

Молодые люди переглянулись, снова взялись за руки и выбежали из комнаты. Все девушки, как по команде, зажали себе рты руками, чтобы не рассмеяться, а Бидди прокомментировала:

— Ну что ж, хорошая будет пара.

Кэти повернулась к матери:

— Интересно, а хозяин сделает предложение мисс Беннетт? Как ты думаешь, мама?

Ответ Бидди прозвучал неожиданно сурово:

— Мне платят не за то, чтобы я думала. Мне платят за то, чтобы я работала, — и тебе тоже. Если ты допила чай, то давай, отправляйся делать дело. — И когда Кэти потянулась к последнему оставшемуся на тарелке печенью, мать шлепком ладони остановила ее: — А ну-ка, не трогай! Только и знаешь, что набивать себе живот. Тебе только покажи что-нибудь сладенькое.

— Ох, мама! — И Кэти выскочила из комнаты, прихватив с собой и Фэнни.

Направляясь к кухонной двери, Бидди спросила:

— Что ты думаешь насчет него и этой наездницы?