Каждый год в Рождество мы обменивались подарками перед тем, как лечь спать. И хотя многим это покажется немного странным, я уже точно знала, что именно заверну в оберточную бумагу, чтобы преподнести ему в этом году.

Магазин находился именно там, где сказала Шарлотта. Неоновая вывеска мерцала в темноте и притягивала меня к себе как магнит. Как ни странно, учитывая поздний час, я оказалась не единственной покупательницей в ярко освещенном супермаркете. Я миновала несколько человек в проходах с нагруженными покупками тележками, рассматривающих содержимое морозилок или в растерянности глядящих на выложенные на прилавках фрукты и овощи. Я не стала думать о том, кто занимается покупкой продуктов в то время, когда все остальные люди спят, а прямиком направилась в отдел личной гигиены, расположенный в самом дальнем зале.

Я сразу же нашла то, что искала. Здесь было несколько образцов – посложнее и попроще. Видимо, технология прошла долгий путь с тех пор, как я в последний раз покупала нечто подобное. Я решила не выяснять все плюсы и минусы каждого образца (что на меня совсем не похоже) или разбираться, какой из них экономичней, а выбрала цифровой вариант (потому что люблю технологичные штучки), который обещал точность до 99 % (потому что люблю определенность).

Я передала продавщице двадцатифунтовую купюру, которую мне вручила Шарлотта, и стала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, пока она проверяла ее всеми возможными способами. Эта женщина либо от рождения была занудой, либо раньше работала в банке. В отчаянии я сжала руки в кулаки, пока она подносила мою купюру к свету, наклоняла ее то в одну сторону, то в другую, чтобы убедиться, что держит в руках не фальшивку. В конце концов я решила, что в эту ночь в магазине действительно было маловато посетителей.

Наконец, удостоверившись, что я не провожу свое свободное время, занимаясь изготовлением фальшивых денег, она вручила мне мою покупку в белом бумажном пакете. Я совершенно не помню, как вернулась в больницу. Я почти бежала сквозь снежную бурю (что было достаточно опасно, если учесть, как обледенели тротуары), но у меня абсолютно выпало из памяти, как я переходила дорогу и вообще смотрела ли я перед этим по сторонам (что было даже еще опасней).

Я вызвала лифт, но вышла на этаже, который находился под тем, где лежал Джо. Я искала дамскую комнату, которую бы не посещал персонал, как в отделении интенсивной терапии. На этом тихом этаже от лифтов расходились тускло освещенные отделения, и я скоро нашла то, что искала.

Я направилась к комнате с табличкой, изображающей стилизованный силуэт женщины, толкнула дверь и включила свет. Понимая, что веду себя как параноик, – настолько я боялась, что мне кто-то помешает, – я так и не осмелилась достать покупку из пакета, пока не заперлась в одной из кабинок. Здесь я опустила стульчак на унитаз и присела, чтобы прочитать инструкцию. Я изучила ее настолько досконально, как будто завтра мне предстояло сдавать экзамен по данной теме. Какая-то часть меня отчаянно требовала, чтобы я наконец забыла обо всем и просто пописала на эту штуку, но другая слишком уж боялась это сделать: а что я там увижу?!

И вот настал момент, когда я могла бы пересказать всю инструкцию наизусть. Я встала на ноги, достала из коробочки тест на беременность и приготовилась еще раз ждать самые длинные три минуты в своей жизни.

Шарлотта

В том, что Элли убежала в ночь, как одержимая, не было моей вины. Я не смогла бы остановить ее, даже если бы попыталась. Но это все равно не избавило меня от чувства ответственности, поскольку я выступила пособницей и сама способствовала ее побегу. Я испытывала самые разнообразные чувства к Александре Нельсон (теперь уже Тэйлор), но забота и стремление помочь в их список не входили. Тем не менее, когда она буквально сбежала из отделения, держа в кулаке деньги, которые я ей дала, я отошла в дальнюю часть палаты, встала у единственного окна, которое выходило на дорогу за больницей, и стала ждать.

Снег валил так густо, что я не была уверена, что увижу ее, когда она будет выходить с больничной территории, но все же увидела. По крайней мере, мне так показалось. Я настолько приблизилась к стеклу, что оно неприятно охладило кожу на моем лице. Да, это была она. Она стояла на тротуаре и казалась сейчас такой маленькой и ранимой, одна среди метели, что мне даже захотелось надеть пальто и побежать за ней. Но это было бы просто смешно, потому что в таком случае возле наших мужей не осталось бы никого из дежуривших.

Я стояла у окна, пока Элли не скрылась из виду. Я посмотрела на часы, запоминая время… на всякий случай… Я понятия не имела, о чем беспокоилась, но никак не могла избавиться от волнения, которое жгло мне кожу, как некое раздражающее вещество. Стоять в углу оказалось довольно зябко, из щелей в раме дуло, и я отвернулась от черного стекла.

Странно, как все происходит в этом мире. Оказывается, у всего есть свои причины. Раньше я никогда об этом не задумывалась, но потом все казалось настолько очевидным, что оставалось только удивляться, почему я вообще ставила то или другое событие под сомнение. Если бы Элли не подумала, что потеряла свою сумочку, она, наверное, не дернула бы за нее с такой силой, что из нее в этот момент что-то выпало. Если бы ее кошелек не выпал, я бы не стала давать ей деньги. Если бы я не дала ей денег, то не ощущала бы ответственности за то, что она выбежала на улицу посреди ночи. Если бы это чувство ответственности не заставило меня отойти в угол и встать именно у того окна, я бы так и не заметила продолговатый предмет за ножками стула. А если бы я не нашла кошелек Элли, тогда все пошло бы по-другому.

Я нагнулась, чтобы достать кожаный бумажник, намереваясь всего лишь поднять его с пола и не прикасаться к нему, пока Элли не вернется. Разумеется, я не собиралась ни открывать его, ни шарить в нем. Но замок оказался слабым. Или, может быть, нечто более могущественное, чем мы сами, двигало нами в ту ночь, потому что кошелек в моих руках раскрылся, как книга. В одной его части между двумя пластиковыми окошками я увидела розовые водительские права Элли и ее банковскую карточку. Все, что и можно было там увидеть.

С другой стороны, за другим пластиковым окошком, находилось то, чего там вообще не могло быть, и один только вид этого заставил всю кровь отхлынуть от моего лица. Ноги мои подкосились, и я сомневалась, что они вообще были способны выдержать вес моего тела. Я медленно опустилась на стул, не сводя глаз с фотографии, которая никак не должна была находиться в кошельке у Элли.

Пальцы у меня дрожали, когда я протянула руку и дотронулась до такого знакомого лица, спрятанного за пластмассовой защитой. Кончиками пальцев я водила по его темным волосам и чувствовала, как его ярко-голубые глаза впиваются в меня из бумажника. Я закрыла глаза, помня ощущение от прикосновения к его волосам так же, как к своим собственным. Я почувствовала, как слезы обожгли мне глаза, и лицо, которое я так давно любила, стало размытым и вдруг задрожало.

Но почему? Как такое возможно? Почему я ничего об этом не знала? Он выглядел именно так, каким я его себе всегда представляла. Я видела его перед своим мысленным взором много раз. Но я никогда не думала, я даже не представляла себе, что, когда увижу фотографию ребенка Дэвида, она окажется в кошельке Элли, а не в моем собственном.

Элли. Восемь лет назад

Мне не хотелось подвозить Макса до города. Свою задачу я намеревалась выполнить в полном одиночестве. Однако он сказал, что ему нужно купить пару вещей, прежде чем вернуться в колледж после рождественских каникул, и я просто не смогла придумать достаточно благовидного предлога, чтобы не взять его с собой.

– Так можно мне с тобой прокатиться? – спросил Макс, видя мою нерешительность. – Обещаю, что не стану надоедать тебе ценными указаниями, – продолжил он, широко улыбнувшись.

Максу очень не нравилось, как я вожу машину, а меня жутко раздражало то, что он постоянно мне об этом говорил.

– Э-э-э, ну да, конечно, – ответила я, надеясь, что он отнесет мое желание побыть в одиночестве на счет переживаний после разрыва, которые все еще не отставали от меня, словно кожа гремучей змеи, а мне не удавалось избавиться от них.

К счастью, Макс направился в противоположный конец Хай-стрит от того места, куда я хотела зайти. В аптеке была толчея, и несколько человек посмотрели в мою сторону, когда я вошла и над дверью звякнул колокольчик. Я остановилась в неуверенности и внимательно вгляделась в лица случайных покупателей, чтобы убедиться, что среди них нет знакомых. Таких не оказалось. Я взяла пластиковую корзину из стоящей у двери стопки и принялась расхаживать по проходам. Я смущенно двигалась мимо витрин с туалетными принадлежностями, оставшимися после Рождества, и мне казалось, что истинная причина моего появления здесь была написана у меня на лбу огромными красными буквами. Несколько раз пройдя мимо стенда, где стояло то, что я пришла купить, я все же нашла в себе мужество остановиться. К этому моменту у меня в корзине лежала коробочка с мамиными любимыми духами, какие-то шампуни, упаковка ватных шариков и ярко-красный лак для ногтей. Покупать все это я не собиралась.

Время поджимало, и если я не потороплюсь, то Макс, скорее всего, заглянет сюда за мной, чего мне хотелось меньше всего на свете. Я вела себя как мальчишка-подросток, собравшийся купить первую в жизни упаковку презервативов. При мысли об этом я криво улыбнулась. Подобная покупка была бы куда предпочтительнее той, которую собиралась сделать я, хотя между ними и существовала определенная связь.

Только я протянула продавщице свою дебетовую карту, как у меня над ухом раздался шепот Макса. Я вздрогнула и хрипло ахнула от неожиданности.

– Эй, да хватит, это же я, – сказал он и рассмеялся. – Ты что такая нервная?

Кажется, мои глаза на мгновение остекленели, прежде чем я ответила.

– Да так, ничего.

Продавщица протянула мне через прилавок белый аптечный бумажный пакет, и у самого его края я заметила верхушку коробки, которую только что купила. Я практически выхватила пакет у нее из рук и с хрустом завернула внутрь его кончики, таким образом надежно скрыв от глаз приятеля свои покупки.

Мы направились к моей машине. Макс с надоедливым упрямством хотел рассмотреть все товары во всех витринах, а мне хотелось лишь одного – поскорее добраться до дома. Казалось, что в пакете, который я прижимала к себе, я несла по Хай-стрит бомбу с часовым механизмом. Бомбу, способную разнести вдребезги не только мой мир, но и миры многих других людей.

За всю пятнадцатиминутную поездку домой Макс не проронил ни слова. Он ждал, пока я заеду на нашу дорожку, поставлю машину на ручник и заглушу двигатель. Я повернулась к нему, ожидая, что он откроет пассажирскую дверь и вылезет, но он не шелохнулся.

– Ну, и какая у тебя задержка?

– Я… я… Ты это о чем?

Он повернулся ко мне с выражением разочарования на лице.

– Слушай, Элли, мы в игрушки поиграем или как?

Я грустно покачала головой, с каждой секундой чувствуя все большее облегчение.

– Откуда ты?..

– Скажем так, агенты Ми-5 не скоро постучат к тебе в дверь. Из тебя бы вышла отвратительная шпионка.

Я посмотрела на него, пытаясь разглядеть на его лице хоть какие-то признаки осуждения, но ничего не заметила. Я должна была бы знать, что ничего такого не последует.

– К тому же ты чуть замешкалась, когда выхватывала у продавщицы пакет. Я увидел коробочку.

– Ты так ничего и не сказал.

– Когда ты вела машину? Да ты что, шутишь? И в лучшие-то времена, когда садишься с тобой в машину, всегда рискуешь жизнью, а если поднять эту тему… – Он всегда знал, как меня развеселить, в чем и состояло одно из главных преимуществ быть его другом. – Ты так и не ответила на мой вопрос. Какой у тебя срок?

– Ну, может, и нет никакого срока. Вполне возможно, что все это из-за стресса, – призналась я.

– Что-что?! – воскликнул мой старый друг, распахивая пассажирскую дверь. – Вот так. Я уже практически начал вязать детские башмачки, и вдруг все это совершенно зря.

Я смеялась от души, потянувшись на заднее сиденье за пакетом, содержимое которого могло предсказать мое будущее куда точнее, чем мой друг.

Макс быстро обежал машину и обнял меня за плечи.

– Ну, и когда мы проведем тест?

– Мы?

– Разумеется, – твердо сказал он, крепче прижимая меня к себе. – Что бы ни случилось, Элли, ты не станешь смотреть правде в глаза в одиночестве. А теперь пойдем и пописаем на полосочку.


Каждая из тех трех минут тянулась, словно час. По настоянию Макса тест проводить мы отправились к нему домой.

– Ты же не хочешь, чтобы твои родители вернулись как раз в тот момент, когда ты станешь ждать результата, – резонно заметил он.

– Наверное, нет. Хотя прошло лет двадцать с лишним, когда они заходили в туалет вместе со мной. – Я не могла поверить, насколько мне стало легче от осознания того, что теперь Макс узнал тайну, которая сжигала меня изнутри всю последнюю неделю. Моя бабушка всегда говорила, что «поделиться проблемой – это наполовину решить ее», и, по-моему, до этого момента я не совсем понимала, что она хотела сказать.