Нам позволили оставаться с Джо всем пятерым одновременно. Каким-то образом правило «только два посетителя и не больше» было проигнорировано, и это стало последним доказательством того, что времени у нас оставалось очень мало. Родители Джо сидели с одной стороны больничной койки, а я с другой, крепко держа своего мужа за руки, так, чтобы этого хватило на следующие лет пятьдесят или около того. Макс вел себя великолепно, он делал все, о чем его просили, и при этом мы даже не замечали, что он устал или на него как-то подействовала разница в часовых поясах. Если он не выходил, выполняя очередное поручение, то просто стоял за моим стулом, как часовой, чуть касаясь ладонью моего плеча, таким образом давая понять, что он все время здесь. Это помогало. Чуть-чуть.

Врачи провели третье и окончательное обследование около двенадцати дня, и я думаю, его результаты никого из нас не удивили.

– Нам очень жаль… – начал один из них, когда они присоединились к нашему печальному собранию в комнате для посетителей.

– Скажите, неужели сделано все возможное, что только могло быть сделано? – спросил Макс в приглушенной тишине сразу после слов врача. – Не хочу показаться грубым или бестолковым, но если все упирается в финансы или…

Но врачи, похоже, даже не обиделись. Наверное, они уже привыкли к тому, что родственники и друзья в подобных случаях отчаянно хватаются за спасительную соломинку.

– Состояние мистера Тэйлора с самого начала, как только он попал сюда, было тяжелым. Наши попытки привести его в чувство были всесторонними и исчерпывающими. – Доктор занял место возле меня и осторожно накрыл рукой мою ладонь. Голос его смягчился. – Мы изо всех сил пытались спасти его, потому что знали, как он оказался тут. Маленький мальчик остался жить только благодаря мужеству вашего супруга. Мы на самом деле не хотели проиграть это сражение, и вы должны понимать это.

В горле у меня встал комок, поэтому я не смогла произнести ни слова, лишь стала резко кивать сквозь навернувшиеся на глаза слезы. Я верила в его искренность.

– Я понимаю, что для всех вас сейчас настали сложные и страшные времена, но есть решение, которое вам нужно принять, причем всем вместе, как одной семье.

Я перевела взгляд на свекра и свекровь, которым придется пережить потерю своего единственного сына. Их взгляды, фигуры, каждое движение свидетельствовали об абсурдности всей этой ситуации. Они были уже стариками. И поэтому предполагалось, что они уйдут первыми. Ни один родитель – никогда – не должен пережить своего ребенка, особенно когда ему уже далеко за семьдесят.

– С вашего разрешения, – продолжал врач, – через некоторое время с вами поговорит еще один человек из больницы, но только из другой бригады.

Моя мама, сидевшая возле меня, неожиданно обняла меня за плечи и привлекла к себе. И я снова догадалась, что она уже знала, о чем пойдет речь.

– С вами встретится один из членов команды трансплантологов. – Врач помолчал, а потом добавил: – Я полагаю, вам известно, что ваш муж носил в своем бумажнике карточку донора?


Отказ, как и согласие, последовали с неожиданной стороны.

– Черт, я просто не могу в это поверить. Прости, Элли, но они сейчас ведут себя как самые настоящие стервятники. Боже мой, Джо еще не умер, а они уже собираются поговорить с тобой насчет… насчет всего этого, – взорвался Макс, когда врачи ушли.

– Именно так все это и делается, сынок, – спокойно ответил ему Фрэнк. Теперь слезы открыто текли по его щекам, и он даже не пытался их вытереть. – Только так у них все и получится. Очень важно, чтобы все органы… функционировали… пока, пока… до самого последнего момента. – Он на ощупь отыскал ладонь Кэй и сразу же ухватился за нее.

– Я не знаю, – заговорила я, ощущая груз невероятного решения, которое должна была принять. Такое не должно было случиться, ведь от этого мое и без того разбитое сердце должно было расколоться еще раз. – Не думаю, что я способна дать им разрешение, чтобы… – Я чуть не задохнулась, пытаясь отыскать правильные слова. – То есть да, конечно, я знала, что у него всегда с собой была эта карточка, но все равно…

– Это то, чего он хотел. – Мне было особенно страшно услышать эти слова от женщины, которая подарила Джо жизнь. Кэй потянулась к своей сумочке, вынула оттуда вышитый носовой платок и зачем-то промокнула им покрасневшие глаза, после чего повернулась к своему мужу. – Даже когда он был еще маленьким мальчиком, не старше, чем сейчас Джейк. Это то, чего он хотел и сам говорил об этом. Он решил так, когда узнал все от Эрика. Конечно, для этого ему надо было стать взрослым, но он никогда об этом не забывал. Никогда.

Мне в голову начали приходить обрывки давнего разговора, смешанные с какими-то другими такими же неясными воспоминаниями.

– Это же его дядя, – вдруг произнесла я, когда до меня дошло, о чем она говорила, и тогда все подробности разговора начали понемногу выкристаллизовываться в памяти уже в подробностях.

Фрэнк улыбнулся, хотя поток его слез ничуть не уменьшился. Теперь я думала о том, остановится ли он вообще когда-нибудь.

– Значит, он тебе рассказывал? Он рассказывал тебе о моем старшем брате Эрике? Брат болел всю жизнь, и когда Джо был еще ребенком, ему стало совсем плохо. Мой брат так и не женился, не завел семьи, но он сильно привязался к нашему мальчику, и эта симпатия стала взаимной. Примерно в то время, когда Джо исполнилось восемь, брату пересадили почку, и эта операция спасла ему жизнь. С тех пор Джо всегда повторял, что, если с ним когда-нибудь что-то случится, он хотел бы стать донором. Он говорил это достаточно убедительно, насколько я помню.

Фрэнк повернулся к своей жене, и я поняла, насколько отчетливо сейчас перед ними обоими предстал светлый образ их мальчика, такого маленького, но уже такого серьезного и искреннего. Впрочем, мне это было несложно, потому что он был во всех мельчайших деталях похож на нашего сына.

Фрэнк закрыл глаза, и, несмотря ни на что, я сумела оценить, чего ему стоило произнести следующие слова.

– Очевидно, Элли, ты его жена и ты должна принять свое собственное решение. Но что касается его матери и меня самого, – тут он повернулся к Кэй, и та кивнула, подтверждая свое согласие, – что ж, мы бы хотели отдать должное желанию самого Джо. Пусть эта ужасная трагедия принесет хоть что-то хорошее. Пусть будет так, как он бы и сам поступил в своей удивительной и замечательной жизни. Пусть Джо поможет другим.


Женщина из команды трансплантологов говорила тихо, с уважением и состраданием. Тем не менее встреча с ней – без всякого сомнения – была, пожалуй, самой тяжелой, которую мне пришлось перенести в своей жизни. Она объяснила мне в подробностях, как все будет происходить, напомнила, сколько людей получат шанс на жизнь в результате благородства и великодушия Джо (это ее слова, а не мои). Можно будет спасти до восьми человек, если только я скажу «да», осторожно произнесла она. Или, соответственно, последуют девять бессмысленных смертей в том случае, если я скажу «нет». Это если включить в общее число и самого Джо, с грустью отметила я про себя. Но, конечно, дело тут было совсем не в математике, и я это прекрасно понимала.

Макс единственный сопровождал меня на встречу с медсестрой-трансплантологом из бригады забора органов. Родители Джо, несмотря на все свое мужество, отказались на ней присутствовать, хотя я и предложила им это. Во все продолжение встречи мой друг крепко держал меня за руку. Я была благодарна ему за советы, за те практические вопросы, которые он посоветовал задать, потому что к тому времени я уже еле сдерживалась, а решить еще предстояло очень многое. И все же, когда медсестра достала огромную пачку документов, которые я должна была подписать, Макс наверняка ощутил, как я вся напряглась от ужаса.

– Как быстро мы должны дать ответ? – спросил он. – Можете дать нам день или два, чтобы все обдумать?

Глаза женщины были полны сочувствия, когда она с сожалением покачала головой:

– Боюсь, что все это нелегко говорить, но чем раньше вы сможете прийти к решению, тем будет лучше. И не только для реципиентов органов, но также и для вас и всей вашей семьи. Никто не собирается на вас давить или торопить с тем, что дается вам с трудом. Но дело еще и в том, что шансы на положительные результаты, которые мы ожидаем от пожертвования, уменьшаются с каждым днем. Время здесь работает против нас, а людей, которые ожидают нужный им орган, как всегда, значительно больше, чем подходящих доноров. Между прочим, в этом же самом отделении лежит пациент, чья жизнь зависит от того, найдется ли для него подходящий донор.

Я застыла, услышав ее слова, потом, ошеломленная, взглянула на Макса. Он не сразу понял выражение моего лица, затем его изумленный взгляд сменился другим, выражавшим полное недоверие словам медсестры. Словно он никак не мог поверить в услышанное.

– Вот здесь, в реанимации? Пациент нуждается в трансплантации?

Медсестра была более чем удивлена моим вопросом, будто ее застали врасплох. А может, так на нее подействовал ужас в моих глазах.

– Вы же не хотите сказать, что это Дэвид? Дэвид Уильямс?

Мне стало ясно, что женщина чувствует себя неловко.

– Простите, миссис Тэйлор, но мне не разрешено обсуждать с вами состояние других пациентов. С моей стороны было весьма неблагоразумно упоминать об этом, и теперь мне остается только извиниться перед вами.

Я не слушала ее слов раскаяния. Она могла иметь в виду только Дэвида. Кроме него и Джо других пациентов в отделении не было. Следовательно, она говорила именно о Дэвиде. Это Дэвид был тем самым мужчиной, которому было необходимо горе другой семьи (но только не нашей), которая должна была принять решение и позволить врачам забрать жизненно важный орган (сердце, Боже мой, речь идет о его сердце!), чтобы сделать с ним нечто невероятное после того, как их любимого человека уже не станет. Но это не должен быть Джо, нет, только не он. Так много нельзя просить ни у кого.

Где-то далеко я слышала голос Макса. Он задавал медсестре именно тот вопрос, который я сама никогда бы не осмелилась озвучить.

– Вы хотите сказать, что сердце Джо может быть пересажено другому пациенту из этого отделения – Дэвиду Уильямсу?

Медсестра ответила не сразу. Я уверена, что она чувствовала, как горят сразу две пары глаз, с нетерпением ожидая ее ответа.

– Нет-нет, конечно же нет. Существует множество факторов, которые надо учитывать при пересадке органов. Самое главное, требуется соблюдение очередности. Есть пациенты, которым нужна срочная операция. Но и многое другое тоже приходится принимать во внимание. Многие параметры должны совпадать – или быть максимально приближенными – к параметрам пациента, чтобы операция прошла удачно, и об этом нельзя забывать. Это группа крови, возраст, вес. – Она ласково улыбнулась. – Шансы на то, что в одном и том же отделении находятся и реципиент и донор и при этом данные одного из них подходят для трансплантации органа другому… бесконечно… в общем, ничтожно малы.

Ничтожно малы, повторила я про себя, забирая у сестры кипу документов, которые она мне тут же вручила, и позволив Максу увести меня из комнаты. Но насколько малы эти шансы? Можно ли сравнить это с вероятностью того, что вы обнаружите мужчину, который был вашей первой любовью, и мужчину, которого безумно любите сейчас, в одну и ту же ночь в одной и той же больнице? Это просто смехотворно. Здесь не может быть ни объяснений, ни логики, к чему я, впрочем, уже успела привыкнуть.


– Вы хотели попросить меня о чем-то, миссис Тэйлор?

Я покачала головой и попыталась успокоиться. То, о чем я собиралась попросить его, было слишком важно, и я не имела права расплакаться и бормотать что-то невразумительное.

– Я хотела рассказать вам о Джо. О том, какой это человек. Прежде, чем вы начнете свою работу сегодня вечером, я хотела, чтобы вы узнали, что он – гораздо больше, чем просто один из тех, кто носит при себе донорскую карточку. Я хочу, чтобы вы знали, что он обладает удивительным чувством юмора, это правда, и мы с ним постоянно хохочем. Он очень добрый и внимательный, и не только к членам своей семьи – ко всем. Я не могу назвать ни одного человека, кому бы он не понравился. Он на самом деле замечательный, для своих родителей он значит целый мир, так же, как и для своего сына… и для меня.

В больницах все происходит по расписанию. Заранее готовятся операционные, все идет своим чередом. Я прекрасно понимала, что где-то в этом здании профессионалы-медики уже ждут часа, когда начнется их работа. А там, снаружи, в темной снежной ночи, уже готовились куда-то мчаться кареты «Скорой помощи» и, возможно, даже вертолеты. Но их работа начнется только тогда, когда свою закончит вот этот хирург. Однако на его лице я не заметила и следа беспокойства, когда он стоял передо мной, чуть наклонив голову и слушая, пока я пыталась за пару минут выдать ему все то, на что у меня самой ушло восемь лет, в течение которых я любила и узнавала этого человека, которого сейчас передавала ему.