Но полицейский оказался абсолютно прав. Мы приехали к больнице в рекордно короткое время, сама я бы так не сумела. Они затормозили у приемного покоя, где останавливались машины «Скорой помощи». От вращающегося маячка на крыше автомобиля образовался жутковатый голубой круг. Я выскочила из машины даже прежде, чем водитель поставил ее на ручной тормоз, и заторопилась вперед по скользкому тротуару. Слава богу, что второй полицейский успел так же стремительно выбраться из автомобиля и вовремя подхватить меня под локоть, когда я поскользнулась на снежной пыли, торопясь поскорее попасть внутрь больницы. Джо находился там, где-то в недрах этого монолита из стекла и бетона. Он был рядом, и близость любимого человека тянула меня вперед, как огромный невидимый магнит.

– Мы можем пройти вместе с вами, если хотите, – предложил полицейский.

Я отрицательно помотала головой, заметив, как две медсестры, видимо закончившие дежурство, с любопытством смотрели в нашу сторону. Наше появление здесь, разумеется, не осталось незамеченным.

– Нет, отсюда, наверное, я уже сама доберусь, спасибо, – ответила я, отстраняясь от него.

Любопытные медсестры могли бы подумать, что я арестована или что-то в этом роде. Конечно, я была благодарна полицейским за помощь, но больше мне от них ничего не требовалось. Мне уже не нужно было ни их сочувствие, как того требовал протокол, ни сопереживание на их юных, почти мальчишеских лицах. Да просто потому, что я находилась рядом с ними, я почему-то начинала чувствовать себя еще более уязвимой, настоящей жертвой.

Автоматические двери тихо раскрылись, и я рванула между ними, направляясь к стойке администратора, не желая терять ни единой драгоценной секунды. При моем приближении женщина средних лет в больших очках в массивной оправе оторвала взгляд от каких-то бумаг.

– Могу ли я…

Я не дала ей закончить фразу.

Он некоторое время не дышал.

– Я приехала к Джо Тэйлору. Он, скорее всего, сейчас находится в отделении интенсивной терапии. Полиция сообщила мне о несчастном случае. – Все это я выдала на одном дыхании, без пауз и остановок. Голос у меня дрожал, впрочем, не только голос. Все мое тело тряслось от напряжения, как электрический столб от латентных разрядов. Я машинально прижимала игрушку Джейка к груди все крепче и крепче. При этом я даже ощущала запах своего малыша на истертом стареньком плюше. Это было неповторимое сочетание пены для ванн и талька, а все остальное – только Джейк. Такой аромат придал мне сил и энергии, в которых я так сейчас нуждалась. Ощущение было такое, что мне в кровь пустили адреналин.

Глаза женщины-администратора казались добрыми за стеклами, имевшими форму полумесяца.

– Позвольте, я сейчас проверю. Скорее всего, его поместили в ПИТ, – сообщила она, после чего придвинула клавиатуру поближе к себе и принялась набирать имя и фамилию моего мужа.

– ПИТ. Пэ-И-Тэ, – по буквам произнесла я, как будто искала ответ на какой-то математический тест.

Женщина подняла взгляд от клавиатуры.

– Именно так, ПИТ, – подтвердила она. – Это наше педиатрическое отделение интенсивной терапии.

– Педиатрическое? – смущенно повторила я, но тут же поняла ее ошибку. Наверное, не слишком много тридцатилетних женщин стоят перед ее столом, сжимая в руках плюшевую игрушку, если при этом они не пришли навестить своего ребенка. – Нет-нет, это мой муж, я пришла к нему. Джо Тэйлор. Ему тридцать шесть. Мне сказали, что он где-то провалился под лед… – Я невольно замолчала. Слишком уж странным представлялся мне подобный сценарий. Сейчас я и сама не могла поверить в те слова, которые произносила. Я кивнула на игрушку, которую все так же сжимала в руках. – Это принадлежит нашему сыну. Он просил меня передать его папе. – Тут я снова запнулась, но на этот раз несколько слез все же успели преодолеть все барьеры, которые я выставила, чтобы удерживать эмоции в себе. В тот же момент у женщины в руках неизвестно откуда возникла нераспечатанная пачка бумажных платочков, которую она и передала мне. Наверное, такие вещи здесь требовались довольно часто.

Прошла целая вечность, прежде чем данные о Джо появились на экране. Я подумала, не приходилось ли этой женщине раньше играть в покер. Скорее всего, дело обстояло именно так, потому что я не смогла прочитать на ее лице ровным счетом никакой информации.

– Я попрошу кого-нибудь спуститься, чтобы поговорить с вами, – сказала она, уже протягивая руку к телефону.

– Нет, подождите-ка. Что вы хотите этим сказать? Он… Он в порядке?

– У меня тут имеются только данные, полученные при его поступлении. Я не смогу вам предоставить больше никакой информации, – тактично объяснила мне женщина-администратор. – Но кто-нибудь из нашей бригады интенсивной терапии сейчас обязательно спустится к вам и все расскажет.

Я начала нервно расхаживать взад-вперед. Пятнадцать шагов до кофейного автомата. Восемь до женского туалета. Двенадцать до двойных дверей с трафаретной надписью «Установление очередности медицинской помощи», а оттуда еще девятнадцать – и снова оказываешься у стола администратора. Мое «путешествие» проходило мимо некоего семейства, члены которого неуютно ежились на жестких пластиковых стульях. Дети казались испуганными и растерянными. Я еще раз порадовалась тому, что не стала брать с собой Джейка и подвергать его такой пытке, как полное неведение и отсутствие информации. Дети и без того боятся больниц, а в возрасте семи лет это слишком страшное испытание – вот так сидеть, дрожать и ждать, что же тебе в конце концов скажут – выживет ли твой отец или же…

– Миссис Тэйлор…

Я тут же вскинула голову и увидела врача, который только что негромко произнес мое имя. Он выходил из лифта и теперь быстро переводил взгляд с меня на женщину с тремя детьми и обратно.

– Я здесь, – отозвалась я и поспешила ему навстречу.

Он улыбнулся и представился мне, но я в ту же секунду забыла его имя и фамилию.

– Я вхожу в бригаду, которая сейчас занимается вашим мужем, – пояснил доктор.

Я нервно выдохнула, и мне показалось, как будто из моего тела, словно из клапана некой машины, вышел пар.

«Занимается вашим мужем». Эти слова вызвали у меня огромное облегчение. До этого момента я и сама до конца не сознавала, как боялась даже представить себе, что Джо находится в таком состоянии, что помочь ему уже невозможно.

– Как он? Можно мне его увидеть?

– Очень скоро, надеюсь, я смогу провести вас к нему. В данную минуту мои коллеги продолжают усиленно работать над тем, чтобы стабилизировать его состояние и вернуть нормальную температуру тела.

Говоря это, доктор незаметно положил руку мне на спину и осторожно подтолкнул к небольшому боковому кабинету. Мне не очень хотелось заходить внутрь. Это помещение, как мне почему-то показалось, могли бы использовать именно для сообщения каких-то печальных новостей. В кабинете находился единственный стол и стояло два стула. Но ни врач ни я не торопились присаживаться.

– Вам рассказали, что именно произошло с вашим мужем?

Я отрицательно покачала головой:

– На самом деле – нет. Мне только известно, что он попал под лед. Но только мне совершенно непонятно, как он очутился на том озере. Еще мне сообщили, что его пытаются привести в чувство, но если он снова дышит, то почему никак не придет в себя?

Голос доктора показался мне на этот раз каким-то очень серьезным, почти траурным:

– В настоящий момент он дышит при помощи специального аппарата, а мы стараемся повысить ему температуру тела.

По тону доктора я сразу поняла, что состояние у мужа действительно критическое и его не просто пытаются засунуть под стопку одеял. Мне хотелось рассказать ему, что Джо вообще никогда не мерз. Даже зимой. Мы часто спорили насчет того, нужно ли закрывать окно в спальне или все же лучше оставлять его на ночь открытым. Заканчивались подобные споры, как правило, одинаково: я клубочком сворачивалась под нашим огромным пуховым одеялом, а Джо демонстративно раскидывал в стороны все покрывала. Я хотела, чтобы доктор получше узнал Джо, чтобы он понимал его. Я хотела, чтобы он стал для врача чем-то большим, чем просто очередным пациентом, состояние которого требуется улучшить. Я хотела, чтобы он стал реальной личностью для всех тех, кто сейчас старался сохранить ему жизнь.

– Я считаю, что родственники заслуживают того, чтобы рассказывать им всю правду до конца, миссис Тэйлор, – серьезным тоном продолжал доктор.

Внезапно я ощутила слабость в коленях и пожалела о том, что отказалась присесть.

– Состояние вашего мужа остается критическим. Он все еще в опасности.

Я отвернулась, не в силах сосредоточиться на лице врача. Мне стало страшно, что если я вдруг увижу в его глазах хоть частичку сочувствия, то сама не выдержу и рассыплюсь на миллион кусочков, как стекло… или лед. Поэтому я принялась рассматривать кусок отслоившейся от деревянной дверной рамы старой засохшей краски.

– Но… когда вы согреете его и он начнет дышать самостоятельно, он ведь выздоровеет, да? Джо сильный. Он ведь поправится, правда?

Доктор выждал секунду прежде, чем ответить. Я не могла не заметить этого.

– Давайте сосредотачиваться на проблемах поочередно. Впереди у нас очень сложная ночь.

Шарлотта

К больнице подъехала полицейская машина. Сирена затихла на высокой воющей нотке, а от проблескового маячка автомобиля на стене образовался голубоватый круг света, как от стробоскопа. Это явление хоть как-то меня отвлекло, и я быстро нырнула в расположенный по соседству дамский туалет. Здесь я плеснула в лицо воды и с помощью жестких бумажных полотенец счистила со щеки засохший лак для ногтей. По раскрасневшейся коже можно было бы подумать, что кто-то только что влепил мне пощечину. Причем достаточно сильную. Это мне уже как-то раз приходилось испытать, правда, много-много лет назад. Но сегодня это была вовсе не пощечина. Сегодня я пострадала от подлой выходки судьбы, неизвестно по какой причине обрушившейся на меня и не предоставившей мне времени, чтобы подготовиться, собраться и дать ей достойный отпор.

Я смотрела на отражавшуюся в забрызганном водяными каплями зеркале перепуганную женщину. Выглядела она ужасно: глаза красные, нос блестит, как сигнальный огонек на маяке, а светлые волосы разлохматились и спутались. Это явно не та Шарлотта Уильямс, которая покинула свою роскошную лондонскую квартиру в тайном смятении после того, как узнала о поездке, организованной для нее собственным мужем. Та женщина куда-то исчезла, и теперь я не могла бы с уверенностью сказать, что она вообще вернется назад.

Скорее, чтобы немного отвлечься, а вовсе не для наведения красоты я порылась в своей сумочке, достала оттуда цветную косметичку и принялась поправлять испорченный макияж. Но при этом пальцы у меня так сильно дрожали, что я нанесла слишком уж много пудры на щеки, отчего стала похожа на жуткого вида гейшу. А щеточка туши для ресниц ходила ходуном в руке так, что я рисковала попасть ею прямо в глаз и покалечить себя. В отчаянии я швырнула сумочку в раковину, где из нее со стуком высыпалось все ее разномастное содержимое. Я попыталась припомнить какие-нибудь упражнения для расслабления из йоги, занятия которой я не так давно посещала. Я медленно набрала в легкие побольше воздуха, задержала дыхание и так же неспешно выпустила воздух. Но то, что у меня так легко получалось, когда я сидела в позе лотоса в зеркальном танцевальном зале, оказалось почти невыполнимым в дамском туалете в больнице. Я наблюдала за тем, как быстро опускалась и поднималась моя грудь, отражавшаяся в зеркале над раковиной, и буквально слышала, как паника вползает в каждый мой вдох и выдох. Со стороны могло показаться, что мне только что пришлось совершить долгую пробежку, спасаясь от серьезной опасности. В реальности же единственным, от чего я сейчас пыталась скрыться, было мое собственное наполненное страшными картинами воображение. Впрочем, у меня было достаточно дилетантских познаний в области медицины, чтобы испугаться того состояния, в котором сейчас находился Дэвид. Я быстро убрала косметику в сумочку и снова направилась к стойке администратора.

Никого из посетителей тут не было, и обе женщины увлеченно о чем-то беседовали между собой, так что поначалу даже не заметили моего приближения.

– Ты обратила внимание, как она держала этого игрушечного льва?

– Да-да, у меня сердце кровью обливалось.

– А потом она еще объяснила, почему захватила его с собой…

– Да-да. Трудно остаться равнодушной в такую минуту. И неважно, сколько лет я уже тут проработала, когда речь идет о ребенке, я всегда сильно переживаю.

Я почувствовала знакомый болезненный укол, подслушав их беседу, но попыталась поскорее забыть о ней. Мне самой сейчас предстояло перенести довольно сильную травму и пройти через серьезные испытания. И потому не стоило искать дополнительные источники тревоги и беспокойства. Я шаркнула ногой, и мое движение привлекло внимание обеих женщин.