Холли Чемберлен - Наше лето

– По крайней мере не к этой корове! – воскликнула Даниэлла. – Неудивительно, что ее бывший муж пошел вразнос! Бьюсь об заклад, это не она затеяла развод, потому что с таким весом нужно быть последней идиоткой, чтобы уйти от мужа, если только он не бил ее каждый день до потери сознания!

Я невольно рассмеялась:

– Спасибо, Даниэлла. Ты всегда умеешь ободрить и к тому же ужасно добрая! Это мне в тебе и нравится.

– Я просто говорю правду, – невозмутимо усмехнулась она. – Ты умна, сообразительна и очень симпатичная, хотя язык у тебя – чистая бритва, а характер – чистый уксус, как говаривала моя бабушка, все же человек ты хороший. А теперь собирайся, мы ведем тебя на ленч.

– Но в обеденный перерыв я обычно работаю, – запротестовала я.

– Пропускать обеды вредно, – отрезала Клер.

– И мужчины не любят тощих.

– Как и коров, – заключила я, снова прыснув.

Вечером, после того как Джастин, уставший за день, проведенный в зоосаде, наконец улегся, я подступила к Рику.

– Мне нужно кое-что спросить, – начала я. Боже, меня трясло! – Только, пожалуйста, скажи мне правду.

Рик – он сидел на продавленном диване, который давным-давно пора бы заменить, – махнул рукой, приглашая меня устроиться рядом.

– Ладно. Выкладывай.

Я взглянула ему в глаза.

Оказывается, у него ресницы длиннее моих!

– Ты интересуешься Лорой Декоста? Только не лги.

Но вместо того чтобы покраснеть, Рик раздраженно поморщился:

– Матерью Кристен? Или Кирстен? Куда подевались простые английские имена, вроде Кэтлин?! Интересуюсь? Хочешь спросить, не увлекся ли я?

«Только не смейся, – молилась я. – Что бы ты ни ответил, только не смейся надо мной!»

Но он и не думал смеяться. Напротив, вид у него был довольно злой.

– Иисусе, Джинси, конечно, нет! Она совершенно меня не интересует. Что я сделал, почему ты так подумала? Прости меня. Только объясни, что случилось, и даю слово, больше ничего подобного не повторится.

Я почувствовала такое облегчение, что мигом ослабела. Какой он все-таки милый.

– Нет, – сказала я, – ничего такого ты не сделал. Знаешь… это все я. Я просто…

– Тебе не нужно ревновать. Никогда, – перебил Рик, пощадив меня. Он не дал договорить, произнести роковое слово. – Теперь мы с тобой. Только ты и я. Правильно?

– Да. Наверное.

Рик взял мои руки и сказал:

– Не «наверное». Так и есть.

– Значит, ты уверен, что я в твоем духе, а Лора – нет?

– Только не считай меня негодяем, – ухмыльнулся Рик, – но, не говоря уже о том, что Лора – самая большая зануда в мире, и я понятия не имею, почему она появляется в офисе через день, под какими-то выдуманными предлогами, она еще и совершенно не привлекает меня как женщина. По-моему, она совершенно несимпатичная.

– Даниэлла назвала ее коровой, – сообщила я.

– Ну, я бы не был так категоричен. Может, достаточно «телки»?

Я легонько шлепнула его по руке. Рик сжал мои пальцы.

– Дело в том, Джинси, – прошептал он, – что я тебя люблю.

О Господи!

Вот оно.

Момент, которого я боялась.

Момент, которого ждала.

Смогу ли я ответить тем же?

Рик терпеливо ждал, не выпуская моих ладоней.

– Я тоже люблю тебя.

Мой голос чуть дрогнул, но, Боже, я это сказала!

Мы долго сидели обнявшись.

Вот тебе, Маммизилла!

Предсвадебный прием.

Мой предсвадебный прием.

Хотя Даниэлла намекала, что будет счастлива сопровождать меня в Мичиган, на случай, если понадобится помощь, что бы это ни означало, – скорее всего, в ее понимании, речь шла о хрустале, – я не пригласила ни ее, ни Джинси.

Говоря по правде, не думаю, чтобы Даниэлла особенно обиделась.

И точно знаю, что Джинси вздохнула с облегчением.

– Эта гребаная вечеринка по случаю рождения ребенка едва меня не доконала. На будущие пятьдесят лет с меня хватит. Но ты повеселись за нас. И все такое.

Мы с Уином доехали на такси до аэропорта. Прошли через охрану. Меня попросили снять туфли. Ноутбук Уина вызвал подозрения.

За минуту до взлета Уин взял мою руку:

– Я так счастлив, Клер. Мне кажется, ничего лучше с нами еще не случалось. Правда?

Глаза за круглыми очками в золотой оправе казались абсолютно искренними. Кстати, в самолете он всегда надевал очки, а не контактные линзы: сильно пересыхала слизистая.

Я не питала ненависти к Уину.

Просто иногда он не слишком мне нравился.

Что же до любви… я знала, что больше не люблю его. Уже много лет, как не люблю.

Нет, я любила Уина – так, как любят кого-то, с кем знакомы много-много лет. Кого знаешь как свои пять пальцев. Кто уже стал частью твоей жизни. Все равно что любить себя.

Или по крайней мере свыкнуться с собой. Уин всегда был рядом со мной. Как и я – рядом с ним.

Моя любовь к Уину стала привычкой.

Вот только хорошей или плохой?

– Клер, – повторил Уин, стиснув мою руку. – Я о чем-то тебя спросил.

Я покачала головой и улыбнулась:

– Прости, Уин. У меня в голове сейчас столько всяких мыслей… конечно, ты прав. Конечно.

В аэропорту Детройта нас встречали мама и папа.

– Девочка моя, – прошептал отец, целуя меня в лоб. – Я так горжусь тобой!

– Почему, папа? – деланно удивилась я.

Вот уже несколько лет, как я работала на одном месте. Неужели, сама того не подозревая, совершила нечто экстраординарное?

– Ты наконец выходишь замуж, – пояснил он.

А, вот оно. Вершина моих женских достижений. Пока, разумеется, не появятся дети.

– Я уже начал думать, что никогда не стану дедушкой.

Ну вот, я так и знала!

– Но у тебя есть Джеймс и Филип, – напомнила я.

Па покачал головой.

– Это не одно и то же, – объявил он, и я не стала развивать тему.

– Все так хотят поскорее тебя увидеть, – вмешалась мама. Она взяла меня под руку и повела к машине.

Позади слышались смешки отца и Уина: оба, вне всякого сомнения, припоминали победы в гольф и рыбацкие байки. Только подобными общими хобби и могут быть связаны мужчины типа Уинчестера Каррингтона III, эсквайра, и доктора Уолтера Уэллмана.

– Приезжает тетя Изабель и все твои кузины, – сообщила мать. – И угадай, кто еще будет? Мериэнн Брайтман, прямо из Чикаго! Знаю-знаю, ты не видела ее еще со школы, так что я решила сделать тебе сюрприз. Знаешь, у нее уже четверо детей!

– Вот это да! – притворно восхитилась я. – Четверо! Это… это много.

Я подумала об оживленном аэропортовском терминале за нашими спинами. Обо всех семьях, собиравшихся в отпуск и возвращавшихся домой. Обо всех стариках и калеках в инвалидных креслах. Обо всех молодых, но уже безобразно ожиревших людях в моторизованных тележках, управляемых скучающим персоналом аэропорта. О счастье и печали, которые нес с собой каждый человек.

Я подумала: может, сказать маме, что мне срочно нужно в туалет? А оттуда потихоньку ускользнуть и раствориться в толпе?

А потом я просто не вернусь.

Я продолжала идти.

– И, Клер, ты должна выбрать подружек, – настаивала мать. – Им нужно будет приехать заранее, как-то подготовиться. Да, и не забудь продумать фасон и цвет платьев, иначе бедняжкам придется довольствоваться каким-нибудь уродством из магазина готовой одежды! А подружки…

– Только одна. Одна подружка, – твердо сказала я.

– Да, но…

– И свадьба будет скромной.

Мать расстроенно всплеснула руками.

– Я хотела сказать, в узком кругу, – поправилась я. – Сейчас это модно. В узком кругу.

– Ну… как хочешь. Тебе лучше знать…

Лучше? Черта с два!

– Попрошу Джессику быть подружкой, – мгновенно решила я.

И какое имеет значение, что я много лет не видела кузину? В детстве мы дружили.

Мама мгновенно просияла:

– О, Джессика будет так рада!

В этом я была совсем не уверена, но улыбнулась и кивнула.

– Люди в «Гэнди дэнсер» были так любезны и обещали все устроить, – продолжала мать.

Мне захотелось поскорее уснуть в своей старой комнате. Но тут я вспомнила, что Уин захочет лечь со мной.

Моя кузина Джессика и впрямь пришла в восторг, узнав, что ей предстоит быть подружкой невесты, хотя список подарков уже был составлен, прием организован и почти все приготовления к свадьбе закончены.

Может, поэтому она и была так довольна. Ей почти ничего не оставалось, кроме как приехать незадолго до великого дня и привезти платье. И даже это не составило труда: я предложила выбрать нечто такое, что она смогла бы надеть снова, причем любого цвета, кроме черного.

– О-о-о, я так тебе завидую! – взвизгнула она, когда мы прибыли в «Гэнди дэнсер», бывший вокзал, все еще хранивший следы своего исторического прошлого. – Выходишь за красивого, преуспевающего парня! Надеюсь, мне повезет еще до тридцати лет найти кого-то вроде Уина. Кстати, есть у него брат? Может, ты представишь меня его друзьям, когда я попаду в Бостон?

Миссис Каррингтон, разумеется, тоже была здесь.

– Ну, дорогая, – начала она, прежде чем я собралась развернуть подарки, – ты подумала о моем платье?

Ее светлые глаза сверкали надеждой.

Вокруг меня смеялись и болтали женщины. Все были разодеты по такому случаю. Все мечтали присутствовать на свадьбе. Все были вне себя от волнения.

И я была этому причиной.

– Да, – сказала я будущей свекрови. – С удовольствием надену ваше платье.

«Мама меня поймет. Я постараюсь объяснить. Пусть тоже порадуется», – думала я, наблюдая, как миссис Каррингтон вытирает слезы.

Я получила огромное количество хрусталя, и все от Тиффани. Его выбрала для меня Даниэлла. Наверное, она будет очень рада узнать об этом. Может, стоило бы подарить ей один из предметов?

Джессика потребовала, чтобы я произнесла тост. Я послушно поднялась и поблагодарила всех, сказав в заключение:

– Я пью за самого главного человека в моей жизни. Маму. Без нее я была бы никем.

Мама заплакала и обняла меня. Миссис Каррингтон всхлипнула. Все зааплодировали.

Подали торт – уменьшенную копию свадебного, с пластмассовыми женихом и невестой на верхушке. Я попыталась отказаться, но встревоженный взгляд матери заставил меня молча принять тарелку от тети Изабель.

К этому времени прием до странности походил на сон. Или цирковое представление. Шум. Яркие цвета. Всеобщее возбуждение.

– Мечта каждой женщины…

– Никогда не узнаешь истинного счастья, пока…

– День, о котором грезит каждая женщина с самого раннего детства…

– Теперь ты станешь одной из нас!

Я улыбалась, оправдывая все ожидания.

Очевидно, смысл брака только отчасти в приобретении мужа. Дело в других женах. В том, чтобы стать членом эксклюзивного клуба, с побочным результатом в виде брошенных жен, на смену которым пришли женщины помоложе, вторых жен с приемными и новыми детьми и вдов.

Главное – в принадлежности…

Что же, приятно ощущать свою принадлежность чему-то. Чувствовать себя частью какого-то сообщества.

Не так ли?

У меня не осталось времени ответить на вопрос, потому что в этот момент раздались визг и радостные вопли: в дверях появились мой отец, Уин, мистер Каррингтон и кузен Уина – он же по совместительству и будущий шафер – Ален. Шум поднялся такой, словно с многолетней войны вернулись герои-победители. Дамы вдруг неестественно оживились и загомонили, перебивая друг друга. Дети, многие из которых были моими кузенами, с криками радости помчались приветствовать Уина и его спутников.

Я же неподвижно восседала на троне – королева, увенчанная короной из лент и кружева, – и молча наблюдала за суетой.

Уин сиял от гордости, удовольствия и сознания собственного достоинства, словно присутствующие собрались только ради него. Король.

Но честно сказать, сияли все четверо мужчин, отлично сознавая, какими важными персонами их считают. Даже Ален, хотя его сияние в основном было результатом солидной порции джина с тоником, – мужчины успели кое-что себе позволить в клубе мистера Каррингтона.

Ален обвел взглядом комнату и, просветлев при виде Джессики, подмигнул и удостоил ее улыбкой.

– А он симпатичный, – прошептала она, дернув меня за руку. – Холостяк? Наверное, да, раз подмигнул мне.

Мужчины вошли в комнату. Уин направился прямо ко мне, и все зааплодировали, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.

– Выглядишь настоящей королевой, – пробормотал он, и я увидела в его глазах слезы. – Я так счастлив, что ты станешь моей женой.

И встал передо мной на колени. Мой вассал. Мой рыцарь.