Холли Чемберлен - Наше лето

– Жизнь не состоит из ожиданий, Джинси, – тихо пояснил он, – иначе она проходит впустую. Никто не знает, что случится завтра. Жизнь – это неизбежный риск. И если хочешь быть счастлива, другого пути нет.

Прекрасные слова, но…

– А если ты рискуешь и все же не находишь счастья? – не уступала я.

Рик сунул руки в карманы выцветших голубых джинсов.

– Понимаешь, когда я женился на Энни, мы уже знали друг друга пять лет. После свадьбы Энни забеременела, и моя жизнь, похоже, устоялась, и впереди стелилась гладкая вымощенная дорога. Я был уверен в Энни. Тогда до меня не доходило, что невозможно быть уверенным в жизни. Когда она заболела, я был совершенно выбит из колеи. Мне и в голову не приходило, что один из нас умрет, прежде чем мы станем старыми ворчливыми дедом и бабкой с кучей внучат.

– Что ты хочешь этим сказать? – допытывалась я, хотя уже все было ясно.

– А то, что если бы пришлось начать все снова, даже зная, что Энни умрет, я все равно не отступил бы. Взял бы, что мог, и был бы благодарен судьбе за все хорошее.

Я не ответила.

– Иногда, – продолжал он, – жизнь пинает тебя прямо в зубы. И ты даже ответить не можешь. Но поднимаешься и идешь дальше. Может, после этого твоя улыбка становится кривоватой, но разве есть выбор? Сдаваться?

Я пожала плечами и подумала о Гейл. Сдалась ли она? Почему люди кончают с собой?

Может, сдалась. А может, и нет.

– Я не отступил бы, – продолжал Рик. – Ни за что. У меня был Джастин. Тогда ему исполнилось всего несколько месяцев. Представляю, как презирала бы меня Энни, если бы я расквасился. В каком-то отношении именно Джастин спас мне жизнь.

И тут я сломалась. Клянусь, сама не ожидала. Похоже, я полностью съехала с катушек. Обезумела.

Энни, Энни. Все время Энни. Джастин – ребенок Энни. Не мой. И никогда моим не будет.

– Конечно, Энни была красивее меня, – выдала я, сглотнув слезы. – Разве ты способен полюбить меня так, как любишь ее?

Рик оцепенел. Ошарашенно уставился на меня. Наконец робко протянул руку, но я увернулась и выскочила из магазина, до смерти перепугав продавца, который, вероятно, принял меня за убегающую воровку.

Оказавшись на тротуаре, я быстро пошла направо. За спиной раздался топот.

– Джинси! – отчаянно кричал Рик. – Вернись!

Слезы струились по лицу, но я ускоряла шаг. Голос Рика все отдалялся, пока наконец не смолк.

Может, он понял, что звать меня напрасно. Или я умчалась так далеко, что уже ничего не слышала?

Устав, я пошла медленнее, то и дело спотыкаясь. Тяжело дыша от усталости. От только что пережитого. Сердце, казалось, вот-вот разорвется.

Я снова вспомнила о Гейл, так внезапно погибшей. Хотя кто знает? Может, смерть давно ее подстерегала…

Любил ли ее кто-нибудь?

И достаточно ли одной любви, чтобы спасти человека от отчаяния?

Я подумала о Салли, подарившей любовь той, которая не могла ей ответить. Нашей дружбе конец, и я во всем винила себя.

А любовь… любовь несет людям одни только беды.

На Саммер-стрит я остановилась и прислонилась к стене какого-то здания. Немолодой прохожий с портфелем в руках неодобрительно нахмурился, словно увидев очередную наркошу. Может, я такой и казалась: запыхавшаяся, несчастная, с тупым взглядом.

Почему в мире нет ничего определенного? Почему никто не дает никаких гарантий? Почему нельзя с уверенностью утверждать, что брак окажется крепким, что ребенок вырастет умным и здоровым, что сами вы умрете в достаточно зрелом возрасте, в своей постели, окруженные любимыми и любящими?

Я оттолкнулась от стены и, пошатываясь, как слепая, ступила на мостовую.

Истерически завизжали тормоза. Я замерла. В нескольких дюймах от моего носа пролетел микроавтобус.

– Глупая сучка! – крикнула перепуганная женщина, высунувшись из окна.

Я даже не потрудилась огрызнуться.

Наверное, она права. И я действительно глупая сучка. Глупая сучка с отвратительным характером. Дерьмо, короче говоря.

Я продолжала брести. Да где же эта чертова автобусная остановка?

«Именно этого ты хотела, Джинси, когда переехала в большой город», – напомнила я себе.

Опыт.

Сложные проблемы.

Вызов.

Жизнь.

Но сможешь ли ты справиться со всем этим?

– Итак, что ты собираешься ему сказать? – спросила я.

Джинси и Клер сидели на моем диване, а я – на месте председателя, в кожаном кресле, купленном на распродаже в «Адессо».

Я и не представляла, что Джинси способна на такие сцены. Выскочить из магазина, мчаться по улице, игнорируя умоляющие крики любовника?!

– Думаю, что уже ответила ему, – отрезала та. – Не будешь ведь ни с того ни с сего убегать от человека, который просит тебя остановиться. Должен же Рик что-то понять!

– Уверена, он не порвал с тобой, – мягко вступила Клер. – Он все понимает.

– Что именно? – закричала Джинси. – Что я тяну время, пока не наберусь храбрости сказать «нет»? И мне плохо от одной мысли, что могу его потерять!

– Значит, ты определенно собираешься сказать ему «нет»?

– Да, – вздохнула Джинси, потирая виски. – Ничего не поделать: я еще не готова.

– Все мы не готовы, – пробурчала Клер. – И специальных курсов подготовки нет.

– Это… понимаете, смерть все время рядом, – продолжала Джинси скорее себе, чем нам. – Энни нет на свете, и в то же время она есть, понимаете? Но то, что она умерла, а не просто развелась с ним… иногда мне просто не по себе становится. Не могу объяснить, но это так.

Ей было необходимо взять себя в руки. Нельзя так распускаться.

– Итак, – сказала я, – ты предпочла бы, чтобы стервозная хапуга, именуемая экс-женой Рика, то и дело скреблась в двери вашего дома, требуя денег? Предпочла бы, чтобы он был разведенным папашей-одиночкой, а не вдовцом? Какую Энни ты бы выбрала: мертвую или живущую на алименты и поливающую тебя грязью перед бывшими так называемыми друзьями Рика?

Глаза Клер от удивления, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

– Ты отвратительна, – прошипела Джинси дрожащим от ярости голосом. – Неужели у тебя нет сердца? В жизни не встречала такого жестокого создания!

– Я всего лишь пытаюсь смотреть на вещи реально, – спокойно ответила я.

Не жестокая. Только не жестокая.

– Слушай, Даниэлла, – продолжала она, – я не ты. Мы разные, как два полюса. И не стоит здесь излагать свою извращенную философию насчет мужчин и женщин, договорились? Можно подумать, ты знаешь, что делаешь! Можно подумать, ты что-то знаешь о любви и привязанности!

Я вцепилась в подлокотники кресла. В душе что-то дрогнуло.

Ладно. Если Джинси может разыгрывать драмы, у меня должно получиться не хуже!

Я запросто смогу изобразить драматическую или обреченную героиню. Потому что во всей этой истории жертва я, не так ли?

– Должна сказать, – заметила я, не повышая голоса, – что Крис просил меня быть с ним. И до сих пор ждет моего ответа.

– Браслет… – ахнула Клер.

– После этого. Когда приезжал в Бостон, на ужин в ресторане в честь дня моего рождения.

Джинси покачала головой:

– Ты не говорила…

– Я не обязана все говорить, – отрезала я. – Слава Богу, еще способна управлять своей жизнью.

– Не понимаю, – тихо вмешалась Клер. – Он просил тебя выйти за него?

– Нет, – призналась я. – Но идея примерно та же. Он хочет, чтобы я встречалась только с ним.

– И это означает, что на каком-то этапе он захочет жениться, – констатировала Джинси, ничуть не задетая моей вспышкой.

Только не торопиться. Стать главной в его жизни. Его единственной и неповторимой.

На каком-то этапе он захочет жениться…

Вот он, момент истины. Неожиданно я осознала, что решение принято.

– Да, – кивнула я, – но я не выйду за Криса Чайлдза. И не дам ему слова. Никогда.

Я сама ужаснулась тому, что произнесла. Но не собиралась брать обратно ни одного слова.

– Ты любишь его, Даниэлла? – осмелилась спросить Клер.

Я долго сидела, разглядывая подол платья.

– Дэн…

– Да или нет, – не знаю! – вскрикнула я. – И это не важно, потому что мне не позволят выйти за него замуж!

– Откуда тебе знать? – возразила Джинси. – Ты хоть раз говорила с родителями насчет возможности выйти замуж не за еврея? Ну? Ведь все дело в том, что Крис христианин?

Нет. Я никогда не говорила с родителями насчет возможности выйти замуж не за еврея. Но знала, чего от меня ждут.

– Вы не понимаете, – отбивалась я. – В глазах Лирзов рыбный бизнес – не такое уж блестящее предприятие. Это старомодно. Тяжелый, неблагодарный труд, бедность и смерть без единого зуба во рту еще до того, как тебе исполнилось пятьдесят.

Клер смущенно откашлялась.

– Даниэлла, я видела твоих родителей. Они не показались мне…

– Однажды! Ты видела моих родителей один раз! Я знаю их. А ты – нет!

Я вскочила и принялась мерить шагами гостиную.

– Поверь, матери абсолютно не важно, что у Чайлдзов сотни акров земли или что они живут в идеально отреставрированном доме девятнадцатого века недалеко от чудесного пруда. Эстер Лирз расстроится, узнав, что отец Криса даже не окончил школы, а сам Крис так и не учился в колледже. Господи, да она ужаснется, услышав, что его мать способна выйти в переднике к почтовому ящику, который стоит в конце подъездной аллеи…

– Тебе действительно так важно ее мнение? – спросила Джинси, и мне показалось, что в ее глазах мелькнуло сочувствие.

Не нужно мне было это самое сочувствие!

– Важно. Ровно настолько, чтобы мои родители, тетки, дяди и кузины захотели приехать ко мне в гости на праздники. Не желаю оказаться в изоляции. Не желаю, чтобы они решили, будто я предаю все, что они мне дали. Ради чего много и тяжко трудились. Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы сохранить семью.

– Даже если это означает отказ от Криса? – едва слышно допытывалась Клер.

У меня на несколько минут отнялся язык.

– Д-да, – выдавила я наконец. – Даже если это так. Для меня главное – традиции. Я не могу и не хочу стать чужой для родственников. Обмануть их ожидания. Я должна оправдать эти ожидания.

– Какие именно? – вскинулась Джинси. – Объясни поточнее. Хочешь сказать, что твои родители в один прекрасный день вручили тебе список? Или ты просто предполагаешь…

– Отказ от Криса, по-вашему, жертва? – перебила я. – Ха! Можно подумать, другие члены моей семьи не приносили жертв! Отказ от Криса ничто по сравнению с тем, что потеряла в войну моя двоюродная бабушка Рут! Мои дед и бабка! А предрассудки, с которыми им приходилось сталкиваться! Что моя жертва по сравнению с этими! И я готова ее принести.

Наступило тяжелое молчание.

Наконец Джинси, не выдержав, встала и направилась к выходу.

– Не думаю, что дело в жертве, – негромко сказала она, уже взявшись за ручку двери. – И не думаю, что дело в твоей семье. Дело в тебе самой и в твоей трусости. По-моему, ты бежишь в кусты от собственной жизни. И мне жаль тебя.

Клер закрыла лицо руками.

Мне тоже было себя жаль.

Я назвала Даниэллу трусихой. Я! Ирония судьбы.

И поэтому сама решила порвать с Риком, высказав ему все в лицо, хотя так и подмывало трусливо объясниться по телефону. Послать и-мейл. Или старомодное письмо, типа «дорогой Джон»…[26]

Я позвонила и спросила, могу ли прийти. Рик ответил, что Джастин сейчас у приятеля и что мы можем поговорить. Волновался ли он? Голос абсолютно ничего не выражал.

Я осторожно вошла: Рик часто забывал запираться. Его нигде не было видно. «Наверное, – подумала я, – сидит в спальне».

Я помедлила, чтобы отдышаться. Вспомнить. И тут произошло нечто странное.

Впервые с тех пор, как я переступила порог этого дома, многочисленные фотографии Энни, одной или с Риком и Джастином, перестали нести в себе укор и угрозу. Мало того, я вдруг осознала, насколько естественными были ее изображения в этих стенах.

Энни – это Энни. Джинси – это Джинси.

Мы с Риком – это мы с Риком.

Парочка, снятая на пляже одноразовой камерой, попавшей в руки Джастина. Просто обнявшаяся, улыбающаяся солнцу парочка.

Прошлое, настоящее, будущее. Все в наших руках.

Я вошла в спальню. Рик стоял у окна, глядя на темнеющее небо. Я знала: он слышал мои шаги, но обернулся не сразу.

В глазах светилась робкая надежда. Не вопрос. Не капитуляция.

И в этот момент я поняла, что люблю его еще и за то, что он дал мне эту свободу. Свободу выбора.

«Его лицо – такое, как в этот момент, – всегда будет стоять передо мной. Вечно останется в моей памяти», – подумала я.

Рик нерешительно шагнул ко мне.