– Я не хочу, отец, прекрати, – всхлипывала я, заливаясь слезами и пятясь от него.

– Только попробуй опозорить нас, – хрипел он, осушив стакан чистого виски, который тут же раскололся на тысячи осколков, ударившись о мрамор.

Рука отца быстро достигла моей шеи и обвилась в крепкой хватке, прижав меня к стене.

– Только попробуй, Грейс, – шипел он, награждая меня зловонием выпитого алкоголя. Поглаживая большим пальцем мою кожу, его капилляры заливались кровью, – я сверну твою хрупкую шейку одним движением пальца. Ты не посмеешь разочаровать меня, иначе я превращу твою жизнь в ад и тех, кто будет окружать тебя. Каждого, кого только увижу возле тебя. Запомни, девочка, чужие жизни в твоих руках.

Резко сжав моё горло, он приблизился ещё ближе, в то время как я застыла и не могла и пальцем пошевелить. Животный страх, который я испытывала несравним ни с чем. Я думала только об Алане. Только о нём. Только о том, чтобы он был в безопасности, потому что из всех остался только он. Отец, явно довольный моей реакцией, оскалился.

– Да, ты правильно мыслишь, Грейси, – рассмеялся он, – я испорчу его жизнь, только дай мне повод.

Пыхтя, отец бросил быстрый взгляд за спину. Я знала, что в доме была женщина, точней, даже девушка, готовая лечь под него за деньги, пока мать втягивает дорожку кокаина где-то в одном из высококлассных баров Лондона. И он знал, что я знаю.

Разжав хватку на горле, отец пихнул меня, из-за чего затылок влетел в стену с такой силой, что алая струйка крови хлынула по волосам, а я не смогла издать и звука, прикоснувшись трясущимися пальцами к голове. Комната перед глазами кружилась и расплывалась. Я вновь осталась одна, потому что отец ушёл, эхом отражая стук каблуков в стенах дома.

Это был самый первый раз, когда он коснулся меня. Остальное я пытаюсь забыть и стереть из памяти, потому что дальше было только хуже. На второй раз он сломал мне руку. Может быть, это было случайно, потому что я пожелала бежать, а он успел ухватить запястье и рывком остановить меня.

– Грейси, милая, – слишком приторно улыбалась мама, вырывая меня из воспоминаний.

– Сейчас мы подпишем все бумаги, – беспринципно выдал отец, – и у меня остаётся только одна дочь, которая становится наследницей.

Переведя взгляд на Иви, лицо которой было непроницаемым, я проглотила ком. Он лишает её всего. От семьи у неё остаётся только внешность, передавшаяся по материнской линии. Отец щёлкнул пальцами, и вокруг стола забегал обслуживающий персонал. Спустя минуту, на столе было абсолютно пусто, а перед лицом отца легли несколько белоснежных листов, которые сейчас камнем повиснут на моей шее.

– Ты добровольно отказываешься от всего в пользу Грейс. После подписания, ты больше не являешься частью семьи Мелтон, а Грейс перестает быть твоей сестрой, – чёрство заявил отец.

– Она не может перестать быть мне сестрой! – воскликнула Иви, но её нижняя губа предательски задрожала.

– Ты меня слышала? Если я увижу тебя или узнаю, что ты пытаешься с ней связаться, я помогу твоему дружку и вашему выродку остаться без фунта в кармане, – вновь оскалился он, – ты поняла?

По щекам Иви сбегали капли слёз, я же задержала дыхание, смотря на неё как на приведение. Выродку? Ребёнку? Она родила от Ноа ребёнка? Воздуха в помещении вдруг стало категорически мало, потому что тело кинуло в жар. Смотря на неё, я не могла и моргнуть. Он лишает её всего, потому что она вышла за него замуж и родила ребёнка? Сердце болезненно сжималось в груди. Кто бы там ни был: сын или дочь, они не виноваты, что родители по материнской линии моральные уроды.

– Ставь свои подписи, Иви, после чего выметайся из этого дома. С сегодняшнего дня ты – одна из них. Никогда не смей где-то произносить нашу фамилию, я найду тебя везде.

Смотря на меня, Иви трясущейся рукой взяла со стола ручку, не решаясь поставить на бумаге свою отметку. Не знаю, что ей руководит: страх за семью или страх за меня, но смотря на бумагу, она не могла поднести стержень к линии. Я и сама не знаю, что бы выбрала в подобной ситуации: семью или сестру. Сейчас у неё есть не только Ноа, она защищает не только его, но и их маленькое продолжение. Выбрала бы я Диего или её? От одной мысли, что меня поставят перед выбором, я хочу поднести дуло пистолета к виску. Она лишит меня – себя, и лишит того, кто может стать ещё одним лучиком света в моей жизни. В следующую секунду подпись Иви образовалась на листе, а я окончательно потеряла нашу связь. Она выбрала семью, а не меня.

– Гордон, – воскликнул отец, как на пороге в столовую возник дворецкий, – выпроводи эту девушку из нашего дома. И проследи, чтобы она тут не появлялась.

Кивнув, мужчина посмотрел на Иви, взгляд который застыл на мне.

– Ты меня слышала? Покинь этот дом, иначе я помогу тебе лично, – поморщился отец, будто одно присутствие его родной дочери приносит ему чувство отвращения и омерзения, – я дал тебе сутки, ты сделал неверный выбор. Выметайся!

Иви даже не пошатнулась, она продолжала смотреть в мои глаза. Спустя несколько секунд ладонь Гордона легла на её предплечье, потянув за собой уже с силой.

– Грейс! – чуть ли не визжала Иви, позволяя щекам заплывать слезами, пока наш дворецкий волок её к выходу, – Грейс, я не хотела!.. Ты всегда будешь моей сестрой! Ты стала тётей… Я люблю тебя, Грейс…

Последние слова были едва слышны, а спустя ещё несколько секунд, входная дверь хлопнула, а мои внутренности с жутким и неприятным грохотом оглушили сознание тем, что рухнули в ноги.

– Я могу идти? – сипло выдавила я.

– А как же отпраздновать, Грейси? – улыбалась мама.

– Я могу уйти к себе в комнату? – вновь спросила я.

– Да, – сухо бросил отец, словно я – пустое место, ставшее его марионеткой, после чего он обратился куда-то в сторону двери, ведущей в коридор, через который появляется обслуживающий персонал, – Джорджина, принеси нам бутылку лучшего шампанского, сегодня в нашей семье праздник!

Подскочив из-за стола, я прошагала на второй этаж под забвением, пытаясь показать спокойствие и безразличие, пока внутри умирали последние капли надежды. Как только дверь комнаты закрылась, я сползла по ней спиной с протяжным воем из-за бессилия.

Я прижимаю ноги к груди, обнимая их руками, и утыкаюсь лицом в колени. Чем сейчас занимается Диего? Ищет ли он меня. Или может он уже забыл даже о том, что я вообще существую. Глупо было прилететь сюда, а ещё глупее было не взять телефон. Я не знаю ни номер Диего, ни его соцсети. Мои раздумья прерывает конверт, который летит ко мне через щёлочку между полом и дверью. Хватаю листок и наспех читаю.

«Отель Grand Bon di Lorens. Комната 239. Я буду ждать тебя.


Все ещё твоя сестра, Иви».

В гневе я швыряю эту записку в мусорное ведро, но тут же лечу следом, вытаскиваю её и рву на мелкие части, сдерживая крик в себе. Я кусаю губы, слёзы текут нескончаемым потоком по щекам, голова начинает болеть, а в глазах темнеет. Она смеётся надо мной, когда пишет, что все ещё моя сестра? Неужели она не понимает, что уже давно не была ею, а этот документ простая формальность. Не в силах больше терпеть эту боль, я валюсь на кровать и пропадаю.

Толчок.

Ещё один.

И ещё.

Я оторву кое-кому руки. Можно же поаккуратнее будить.

– Вставай, – отдалено слышу голос, но не могу понять, кому он принадлежит, – Грейс, ты спишь, как… не знаю, ещё не придумал. В общем, вставай давай, иначе твой отец засунет все мои конечности мне в уши и отправит на Аляску.

Что? Алан. Я не ослышалась, это и правда Алан?

Я распахиваю глаза и тут же зажмуриваю из-за яркого света люстры. Но успеваю заметить друга, который сидит на моей кровати в смокинге. Что за чёрт?

– Кто-то умер? Пожалуйста, скажи, что это мой папаша, – я прилетела испуганная известием о его скорой кончине, а теперь желаю ему смерти – логика это кто или что?

Алан вздыхает и садится подальше.

– К сожалению, этой старый пердун жив и сейчас развлекает гостей на первом этаже.

– Если скажешь при отце, что он страрпёр, он точно убьёт тебя. И что за гости вообще?

Он хмурится.

– Ты не знаешь? Тебя всерьёз не предупредили? – отрицательно мотаю головой, и он ещё больше сердится, – вот сукин сын! Он собрал все сливки общества Лондона, чтобы представить свою дочь – наследницу семьи Мелтон, и собирается оповестить всех о какой-то новости, но я, если честно, понятия не имею что за новость. И ты ни о чём не знаешь?

– Нет, да и плевать. Не велика потеря, знаешь ли, – хмыкаю я, но внутри меня спичечный коробок уже открывается и одна из спичек вываливается наружу, – что ты вообще здесь делаешь?

– Ты ранила моё сердце, – вздрагивает он, – вообще-то я звонил тебе, когда прилетел на Рождество в Лондон, но твой телефон вне зоне доступа сети.

– И поэтому ты решил, что я могу быть здесь?

– Нет, не по этому. Мне позвонил твой отец и попросил вытащить тебя из комнаты, а потом убираться из дома, потому что у вас важное мероприятие. Собственно говоря, я тут, и если ты хочешь сбежать, то я только за.

Какая бы это ни была неплохая идея, я все же отказываюсь. Лишние проблемы с демонами отца мне не нужны. Поэтому Алан с горем пополам покидает мою комнату, и я начинаю заниматься внешним видом. Право выбора у меня не было, потому что на кресле уже висело золотое платье, а ниже лежали каблуки такого же цвета. Я уже успела подумать о том, что отец позаботился о моем комфорте, но когда надела это платье, тут же развеяла подобную мысль: вырез, следовавший глубоко по груди, вынуждал снять бельё, а декольте сзади кричало, что один ветер – и с меня слетит грёбаное платье ко всем чертям.

Но выхода не было, я ведь Мелтон.

Спускаясь по лестнице, я слышу классическую музыку, шум разговоров, звон бокалов. Медленно дохожу до конца лестницы и наблюдаю за тем, как все взгляды направляются на меня. Я вижу знакомые лица: партнёры отца, их жены и дети, другие приближенные и влиятельные люди Лондона. С боку меня за руку притягивает отец к себе:

– Станцуй со мной, – приказывает он и начинает кружить меня без моей воли, – ну, что ты как бревно. Ни задницы, ни груди, да ещё и двигаться не можешь. Не понимаю, как Арчер трахал тебя.

Пальцы ног в каблуках скручиваются, а руки впиваются в пиджак отца.

– Я даже не буду комментировать это. Зачем ты вообще устроил весь этот цирк?

Он раздраженно фыркает.

– Все ради тебя, дочурка, – в следующую секунду я «случайно» давлю ему ногу каблуков и наслаждаюсь покрасневшим от боли лицом, – стерва. Вся в мать.

– Говори. Зачем это всё и зачем здесь я?

– Потому что это твой праздник, – сквозь зубы отвечает он.

– Тогда зачем же ты запретил Алану находиться здесь, если это мой праздник?

Его глаза широко раскрываются и в них начинают плясать бесята. Он что-то задумал. Я уверена.

– О, он будет мешать нам.

– Да? И чем же?

– Своим присутствием, естественно. Думаешь, я не знаю, что этот сопляк влюблён в тебя с самого детства? – он не даёт мне огрызнуться, притягивая меня к себе за руку. Отец ведёт меня куда-то к столикам, попутно тараторя, – Грейс, ты должна понимать, что он – твой шанс на самое счастливое будущее. Так что будь добра, прими мой сюрприз, как должное.

Сначала я не понимаю смысл его слов. О ком он, кто там моё счастье и что за сюрприз, пока не вижу его.

Длинные золотистые, словно настоящее золото, волосы зачёсаны назад и выглядят так, словно это их постоянное положение, хотя так оно и было, когда я последний раз видела его. Чёрные брюки от Армани и такого же цвета пиджак и лакированные туфли. Его рубашка в цвет моего платья – такая же золотистая, и я не сомневаюсь, что так решил отец. Голубые глаза смотрят мне в самую душу, а та отзывается мягким тёплом и трепетом спустя долгое время разлуки с объектом своего обожания. В ту же секунду, когда отец отпускает меня, я отшатываюсь, смотрю за спину, пытаясь найти ближайший выход, чтобы сбежать, и замечаю, как он хмурится. Этот маленький жест навевает на меня воспоминания и возвращает в прошлое.

– Отец сломает тебе руки, если ты ещё раз залезешь мне под юбку, – шепчу я, когда он в очередной раз приближается пальцами к пылающему месту и, дразня, отводит назад.

Он сексуально-горячо хмурится, оглядывает обеденный стол и замечает, что ни один из членов моей и его семьи не смотрит на нас. Поэтому он снова пробирается мне под юбку, но на этот раз забирается в трусики. Я скрепляю коленки, но это только усугубляет ситуацию, потому что он прикусывает губы, понимая какой эффект возымели его действия, и крадётся к клитору, пока я вздрагиваю и не дышу. Совсем не дышу.

– Ну, а чем вы сами хотите заняться? – спрашивает его мама, сложив руки к подбородку. Она заботливо улыбается, показывая различия между ней и моей матерью.