Мы выбрали маленькое кафе под полотняным тентом, сели, поболтали на всякие отвлеченные темы. Не помню, с чего начался разговор о машинах. Кажется, я спросила, почему он выбрал себе «ТТ» с механической коробкой передач, а не с автоматом.

Он сразу же сказал, что вообще-то у него три машины. Это мне понравилось, я люблю цифру «три». Добавил, что на эту он пересел только две недели назад, а вообще-то у него джип «Volkswagen Touareg», на котором он ездит зимой. А еще у него «Volkswagen Passat», который выбрасывать жалко. Тут он уставил на меня зеркальную гладь своих дорогих очков и сделал положенную для тестового вброса информации паузу. По сценарию я должна была бы сказать: «Подарите мне!»

Вместо этого я сказала:

– Почему? – любуясь его темными очками.

Что ни говори, а вкус у него был отменный.

– Потому что, – ответил он чуть-чуть досадливо, – у меня вся зимняя резина на джипе «Volkswagen» стоит столько, сколько этот чертов «Passat». Но то колеса. А это вроде как целая машина. Ездит.

И, довольный, улыбнулся. Когда он улыбался, он был совершеннейшим душкой.

Еще я узнала, что он заядлый театрал. Для меня это явилось открытием: никогда не могла представить, что люди класса «А» ходят в театр, а тем более что среди них бывают фанаты сценарной постановки.

«Это хорошо, – неожиданно для себя подумала я, – это ему большой плюс». И, уже почти не сомневаясь, спросила, на какой улице в центре Москвы он родился. Оказалось, на соседней с той, где жила когда-то и моя семья.

Еще он рассказал мне в общих чертах, откуда у него деньги: что он занимается поставками стоматологического оборудования по всей России. Что раньше работал в «Siemens». Добавил, что у него родственники в Барвихе, куда он собирается поехать на выходные.

Он был хорош, мой новый знакомый. Он был выдержан, воспитан и хитер, хоть и немного вульгарен. У меня даже забрезжило подозрение, что я наконец разочаруюсь в своих представлениях о российском бизнес-классе. Хотя я всегда стараюсь не делать общих выводов, но постфактум многократного общения с людьми класса «А» выводы напрашивались сами собой, и были они далеко не лицеприятные.

О себе я не рассказала практически ничего. Это была отдельная позитивная нота нашего вечера: девушка-зорро. Чертовски приятно сидеть и болтать с мужчиной почти инкогнито.

Когда мы покинули кафе, было только семь часов. Мне надо было ехать на встречу по работе. Уже за рулем Слава сказал:

– Мне кажется, у нас хорошо получилось бы общаться.

«Общаться». Хорошее слово. Нейтрально-заманчивое.

– Да, – ответила я, взглянув на него, – можно было бы попробовать еще.

– Тебе куда? – участливо спросил он.

– Ну, мне сейчас на Рижскую надо… – протянула я.

– Давай я дам тебе денег на такси, – предложил он и озарил меня улыбкой Брюса Уиллиса.

Я не люблю пересаживаться с хороших машин в раздолбанные тачки бомбил-азерботов. Я люблю долго удерживать спиной ощущение хорошего, эргономичного сиденья.

– Нет, не надо, – ответила я, – до Тургеневской лучше довезите, тут рядом совсем.

И он довез до Тургеневской. Вышел ко мне из машины целоваться на прощание, перекрыв движение по всему бульвару.

Наша вторая встреча произошла, понятно, уже на следующий день.

И она настолько отличалась от первой, что это было даже удивительно.

Он ждал меня в условленном месте. Мы стояли по разные стороны улицы, я смотрела на него, ожидая, пока поредеет поток разделявших нас машин, он тоже видел меня, но не узнавал. Накануне я была в дизайнерском вечернем платье и на шпильках, а теперь стояла по другую сторону улицы в джинсах и мокасинах, в очках-хамелеонах, в черной ветровке. На подходе я помахала ему ручкой, и только тогда он обрадованно меня идентифицировал.

Мы чмокнулись, упали в «ТТ» и какое-то время молчали, смакуя полученный эмоциональный подъем. Когда мы выехали на набережную, я начала рассказывать что-то забавное из сегодняшнего. Но Слава протянул вдруг руку к радио и дал полную громкость. Я замолчала, озадаченно глядя на него. Он все так же слегка улыбался, радуясь тому, что я рядом, и внимательно следил за дорогой. Я списала этот сбой в общении на дорожную ситуацию.

Мы приехали в грузинский ресторанчик.

– Ты знаешь, здесь самая лучшая грузинская кухня в городе, – пояснил мне Слава, припарковавшись, – просто объедение.

Выйдя из машины, я огляделась и не увидела ни одной машины класса «Audi ТТ». Вокруг стояла продукция тольяттинского завода, да попадались иномарки второй руки. Их владельцы сидели внутри ресторанчика с пергидрольными женщинами с изобильной косметикой и судьбою. Все это было очень странно: и публика, и совсем не лучшая грузинская кухня в городе, коей я была фанатка и прекрасно знала заповедные места.

Когда мы сели, я обратила на Славу внимательный взгляд и хотела пококетничать, задать тон, что называется. Уже совсем было приготовившись, я обольстительно улыбнулась, но… Не суждено мне было в тот вечер кокетничать, нет.

Потому что Слава без перехода, с места в карьер, начал рассказывать. И говорил гораздо более плотно, чем вчера, так что мне не удавалось вставить и слова… Ошеломленная, я пропустила заходную часть его монолога, но вот вторая история мне запомнилась.

С поистине мальчишеским восторгом он поведал мне о том, как однажды в Екатеринбурге торговал стоматологическое оборудование тамошним бандитам. Как они устраивали разборки и вершили свой скорый на расправу суд прямо на его, Славы, глазах и как он подружился и тусовался с тамошним атаманом… И как к ним приезжали валютные девочки, и все вместе они весело тусили, света белого не видя, день и ночь, день и ночь.

– Всех, всех убили, – сокрушался Слава, – Сашу Черного, Серегу… Марика Волосатого.

Волосатый Марик был, пожалуй, самым тяжелым эпизодом среди всех доставшихся: мне пришлось выслушать жизненный путь этого человека почти полностью и даже отдельно почтить его секундой молчания. Потом мы помчались дальше, Слава все говорил и говорил…

Вскоре я почувствовала себя несовершеннолетней любовницей Бэтмена, угнавшей бэтмобиль безо всякого представления, как им управлять. Славино красноречие несло меня, как все пятьсот лошадиных сил: если удавалось поворачивать, я поворачивала, если нет, приходилось врюхиваться в грязные лужи бандитских историй, с ужасом проскакивать красный свет запретных тем, налетать на выбоины оговорок.

Я услышала еще пару заходных баек для покорения девичьих сердец. От них мне стало совсем нехорошо, и я поняла, что, если мы сейчас же не свернем с бандитской темы на какую-нибудь еще, меня стошнит.

В качестве «поворотной» была выбрана тема тусовки. Судорожно вбросив пару наводящих вопросов в Славин речевой поток, я убедилась, что прием сработал: тусовка – всегда безотказный ход для представителей нашего крупного и полукрупного бизнеса.

Я узнала, где он тусуется и с кем. Сказал мне, что дома он почти не бывает. Увидев мое выражение лица, он тут же поправился: «Ну, если, конечно, дома меня будешь ждать ты…» И дал многозначительную паузу.

Здесь, вздохнув на холостом ходу и разбавляя многозначительность, я подала реплику про недавно появившийся закрытый ночной клуб. И только тогда мой герой заметил, что я «секу» тему.

– А ты откуда знаешь? – спросил он, и выражение его лица изменилось.

– Я много чего знаю, – сказала ему я, – я обозреватель.

– Обозреватель чего? – поразился он.

– Журнала. Светский обозреватель глянцевого журнала.

Дальше, я думала, последуют какие-то вопросы, но вспыхнувшие ненадолго интересом ко мне Славины глаза вновь погрузились в поволоку былого. В этом было что-то фатальное, как закат солнца на море. Вновь Слава обратился к истории своей жизни.

Он говорил: «Мы тогда очень много летали. „Siemens", конечно, все оплачивал. Командировочные, проживание, любые представительские расходы. Чек на такси можно было выписать на сто долларов, заплатив при этом от силы двадцатку. Ну, в карман себе, конечно, никто не клал. А какой смысл? Когда зарплата такая хорошая…» Угадать, где была центровая фраза этого мини-монолога, было не трудно. Она шла с приставкой «не». Бедный, бедный «Siemens»…

А Слава уже мчался дальше галопом по Европам, рассказывая мне все новые истории с центровыми фразами. В какой-то миг мне показалось, что я уже покинула бэтмобиль и что стою теперь в студии известной игры для эрудитов, азартно отгадывая тайные смыслы явных историй.

«Только бы не сойти с ума, – лихорадочно думала я на очередном этапе игры-угадайки, – а то буду потом, как Ди Каприо в фильме „Пляж"… бегать по смысловым коридорам».

Только мое исключительно крепкое восприятие, воспитанное частично в профессии, частично в виртуальных боях 3D-игрищ, позволило мне благополучно дождаться последней части марлезонского балета: Слава начал говорить о любви, о своих отношениях с прекрасным полом.

И конечно же, я услышала ее, сагу о БСЛ. Я выслушала ее еще раз, внимательно и с почтением.

У мужчин класса «А» поиски БСЛ, похоже, действительно носят характер невроза. Большую часть жизни находясь в движении, выдумывая невероятные выходы из нереальных ситуаций, решаясь на большие риски, люди класса «А» идут по жизни падая и поднимаясь, извлекая азартный кайф из первого и из второго состояний, пока не достигают некой точки покоя. В материальном плане эта точка находится высоко, очень высоко… Но там оказывается безлюдно! Богатство не предполагает множества друзей. И той азартной погони, что была раньше, той упругой светло-зеленой волны везения в деньгах и подлинного счастья оседлавшего ее серфера уже нет. И не будет. Точка покоя достигнута. И тогда одинокие форварды нашего крупного и полукрупного бизнеса ставят перед собой новую сверхзадачу: найти свою единственную, последнюю (!) и окончательную БСЛ.

Благодаря своей исключительной харизме – а будь они энергетически слабы, они бы не сделали себе состояний, – всякую девушку, встреченную на своем пути и попадающую «под подозрение» на БСЛ, они начинают прорабатывать довольно ретиво: от ужина до постели, от постели до джакузи, от джакузи до ночного клуба. Сдержать их напор невозможно, почти всякая девушка, даже самая здравомыслящая, начинает верить, что это любовь. Нельзя сказать, чтобы и сами принцы на белых «феррари» в нее в этот момент не верили. Но, конечно же, довольно быстро оказывается, что это все-таки не БСЛ и надо отправляться на поиски новой. Да, сквозь строй бессмысленных девушек, которые не БСЛ, можно и нужно пробиться к Единственной. Но какая она? Это вопрос.

По словам некоторых представителей российского бизнеса, с коими на эту тему мне довелось говаривать в форме интервью и мини-интервью для всяких женских журналов, большая и светлая любовь – это субъективное ощущение, непередаваемое. Ощущение чего-то родного и своего. Которое, по легенде, должно появляться сразу же, при встрече. (Феномен лично мой, что при встрече со мной абсолютно у всех оно появлялось.)

По словам иных представителей бизнеса, людей искушенных в этом вопросе и многократно женатых, любовь это как страсть. Вроде бы похожа. Но не факт, что она, говорили они. Скорее даже наоборот, так как страстища быстро проходит и остаешься лицом к лицу с совершенно чужим человеком. Если человек обнаруживается в статусе жены, то при разводе еще и разденет. А это неприятно. И, кстати, означает, что после этого она и не человек вовсе даже и никогда им не являлась.

Выслушав философские размышления на тему БСЛ еще и Славы, я с грустью поняла, что он не внес в мою копилку историй никакого эксклюзивного материала. Я посмурнела и пробовала что-нибудь съесть, отключившись от потока его речи. Вторые блюда, так же как и первые, оказались совершенно несъедобны. Отставив от себя тарелочку, я непроизвольно взглянула тогда на Славу. Он все продолжал говорить, как диктор на телевидении. Во взгляде моем было, очевидно, много тоски. Потому что, поймав его, Слава моментально понял, что я не БСЛ.

Мы вышли из кабачка. Город накрыла пелена неистового июньского дождя. Теплый дождь кипел в лужах, на асфальте и парапетах, на крышах машин.

«Ничего красивей в этом году еще не было», – подумала я, с облегчением готовясь прощаться со Славой.

Но мой интернетный друг вдруг предложил выпить с ним еще и кофе. Это был красивый жест доброй воли. Да и сама идея была как нельзя кстати: после всего выслушанного мне было просто необходимо взбодриться, а Славе сам Минздрав велел пить кофейку – после всего того, что он съел в наилучшем грузинском ресторане города.

Вскоре, петляя околицами в стене сплошного ливня, мы подъехали к отелю «Ararat Park Haytt». Не знаю даже, почему именно к нему, но думаю, это было Славе такое наказание свыше. По деньгам. Мы поднялись в кафе на верхнем этаже «Арарата». Я была очень довольна и села на привычное место (я бываю там с одним моим давним ухажером раз в два-три месяца). Я заказала кофе и чизкейк. Себе Слава не взял ничего; он угнездился напротив и неодобрительно рассматривал меня. Я удивилась, почему он не пьет кофе, и спросила его об этом. В ответ он пробурчал что-то невразумительное. У меня появилось ощущение, что ему что-то надо от меня. «Возможно, что-нибудь по работе», – подумала я.