Кэтрин Коултер - Наследник

Леди Энн вздохнула:

— Вы правы. Я была сущей размазней.

— Ну, не совсем так. Просто граф, ваш муж, и Арабелла, мне кажется, несколько подавляли вас энергией и жизнелюбием. Да к тому же оба они любят командовать и подчинять всех своей воле. Поэтому в Эвишем-Эбби никогда не чувствовалось влияния леди Энн.

— Они ужасно похожи. Я все чаще задумываюсь, Пол, над тем, что делала все эти годы, как жила, что чувствовала. — Она нахмурилась и с видимой неохотой взглянула на фамильное кольцо Девериллов на своем среднем пальце. Ей показалось, что оно теперь не так сильно оттягивает ей руку. Леди Энн глубоко вздохнула и доверчиво посмотрела в лицо доктора — лицо, каждая черточка которого давным-давно отпечаталась в ее памяти. — Порой у меня такое чувство, что это я дитя, а Арабелла — моя любящая, но строгая мать. Иногда мне становится не по себе в ее присутствии — я замечаю, что она посматривает на меня с некоторой долей сочувствия и даже снисхождения. Вы же знаете, так обращался со мной ее отец. — Она вдруг осознала, что говорит об этом без горечи и сожаления.

Доктор Брэнион с трудом подавил знакомый прилив ярости, который глодал его душу все эти годы.

— Да, я знаю.

Она не могла видеть, как напряглись его скулы и потемнели глаза, но он понимал, что, если бы она даже и заметила его гнев, ее бы это не удивило и не огорчило.

Леди Энн остановилась посреди холла и окинула окружавшее ее великолепие безразличным взглядом. Тяжелые портьеры времен Ренессанса, два сводчатых прохода, разделенных рифлеными пилястрами и украшенных дубовыми панелями с искусной резьбой. На стенах — многочисленные военные трофеи: щиты и морионы, колеты из буйволиной кожи, мушкеты, шпаги и другие предметы военной амуниции времен гражданских войн в Англии. Старинные фламандские гобелены, изображавшие сцены боевых сражений, поблескивали в свете старинных факелов, от которых вверх к почерневшим балкам потолка поднимались спиралевидные струйки черно-синего дыма.

— Странно, — промолвила она вслух, — я никогда не любила Эвишем-Эбби, хотя меня всегда поражала его древняя величественная красота. В этом холле витает дух старины — вся история Англии заключена в этих стенах, но я не чувствую ни гордости, ни восхищения. Вы только что говорили, мой друг, что я похитила у Арабеллы ее силу и стойкость. А я вам скажу вот что: если бы Арабелле пришлось покинуть Эвишем-Эбби, мне было бы страшно даже представить себе, что могло бы с ней случиться. — С этими словами леди Энн повела рукой вокруг. — Каждая арка, каждая резная панель, каждый уголок в этом доме — часть ее самой. Вся ее несгибаемая воля, как вы изволили выразиться, заключена в этих стенах. Итак, теперь вы понимаете, почему я должна быть с ней построже, — я обязана попытаться убедить ее, что отец вовсе не предал ее, что он, наоборот, сделал все возможное, чтобы она смогла остаться здесь, в доме, который она так любит.

— Значит, вы считаете, что ей надо выйти замуж за нового графа Страффорда, как и завещал отец?

— Да, Пол, она должна выйти замуж за Джастина.

Этого он не ожидал. Он взглянул на нее сверху вниз, и на мгновение ему нестерпимо захотелось дотронуться до мягких золотистых волос у нее на висках. Но вместо этого он откашлялся и заметил:

— Принимая во внимание события прошедшего дня, я могу сказать, что вы поставили перед собой весьма нелегкую задачу.

— Арабелла плакала, — возразила ему леди Энн. — Я до сих пор не могу поверить, но это так. Что стало причиной ее слез: она разозлилась на Джастина или на нее так подействовала смерть отца? Вы же знаете, она никогда не плачет. Мне кажется, это хороший знак.

Она повернулась и, кивнув мимоходом лакею, распахнувшему перед ней двери, вошла в Бархатную гостиную.

— Джастин, Элсбет, — промолвила она, одарив их обоих очаровательной, теплой улыбкой. — Надеюсь, мы не заставили вас долго ждать?

— О нет, мэм, — сказала Элсбет. Она подошла к мачехе и смущенно спросила: — Как себя чувствует Арабелла?

В разговор вступил доктор Брэнион:

— Она заснула, как только мы вышли из комнаты. Завтра утром она вернется в свое обычное расположение духа и будет такой, как всегда.

— Жаль, — буркнул молодой граф, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Вы уверены в этом, сэр? Может, на нее снизойдет благодать и она обретет способность здраво рассуждать? А может, станет вести себя поприветливее? Я не буду возражать, если она решит хотя бы чуть-чуть пригубить из чаши благожелательности.

Леди Энн подавила смешок, нахмурилась в его сторону и сказала, обращаясь к падчерице:

— Ты уже познакомилась с его светлостью графом, моя дорогая?

Она заметила, что Джастин удивленно вскинул на нее глаза. Это потому, что новый титул еще звучит для него непривычно, догадалась она. Ему предстоит теперь освоиться со своим новым положением.

— О нет, леди Энн. Господин граф ходил переодеваться — он испачкал свой костюм, пока гулял с Арабеллой. Мы с ним не успели еще и словом перемолвиться — он подошел прямо перед вашим приходом. Его светлость граф очень любезен: сначала он называл меня «мэм», но я сказала ему, что, поскольку мы с ним кузен и кузина, он может звать меня просто Элсбет.

— Мне нравится обращение «мэм», но, если вы предпочитаете, чтобы я звал вас Элсбет, я должен спросить разрешения у леди Энн.

— «Мэм»? — повторила леди Энн, склонив голову набок. — Это звучит уж очень официально. Мне кажется, обращение «мэм» сразу же делает женщину старше. Зовите ее Элсбет, Джастин, я разрешаю.

— Благодарю. Не соблаговолите ли вы сесть на этот изящный стул с позолотой, обитый алым бархатом, Элсбет? Боюсь, под моей тяжестью он сломается.

Леди Энн расположилась перед чайным сервизом, украшенным витиеватой росписью, и спросила, обращаясь к молодому графу:

— Вы не добавляете сливки в чай, Джастин? А сахар? Мы должны узнать ваши вкусы и привычки.

— О, не беспокойтесь, леди Энн, я вполне удовольствуюсь одним чаем, — ответил он.

— Вы считаете это излишествами, милорд? — спросил доктор Брэнион, поднося к губам свою чашку.

— В Португалии мы обходились без молока, пока нам не удалось поймать заблудившуюся козу. Что же касается сахара и лимона, то о них там и не вспоминали. Поневоле станешь противником излишеств, если обстоятельства принуждают к этому.

Доктору Брэниону все больше нравился молодой хозяин поместья. Он не выглядел напыщенным и властным, как покойный граф Страффорд. Он был высокого роста, как и его двоюродный дядя, но, несмотря на атлетическое сложение, движения его были исполнены непринужденной грации и изящества. Хотя бронзовый загар, покрывавший его лицо, выдавал в нем искателя приключений, его элегантный, хорошо пригнанный вечерний костюм вовсе не выглядел на нем как нечто чужеродное. Похоже было, что он так же свободно чувствует себя в гостиной, как и на поле битвы. Молодой граф ощутил на себе пристальный взгляд доктора и с вопросительной улыбкой посмотрел в его сторону. Улыбка совершенно преобразила его лицо, смягчив холодные и суровые черты.

Доктор Брэнион подумал, что леди Энн, возможно, не ошиблась в своих ожиданиях. Граф вполне может стать единственной подходящей партией для Арабеллы. По крайней мере он не позволит ей верховодить собой. С другой стороны, если он, в свою очередь, решит, что предназначение женщины — рожать ему сыновей, наследников, то Арабелла пристрелит его на месте. То же случится, если он, как и покойный граф, возомнит, что джентльмен волен изменять своей жене, когда только ему заблагорассудится.

Граф обратил свое внимание к леди Энн:

— Я должен признать, Энн, что вы превратили эту комнату в настоящее произведение искусства. Кажется, она называется Бархатной гостиной, если я не ошибаюсь?

— Благодарю вас за комплимент, но я его не заслужила. В этой комнате уже много лет ничего не менялось. Не правда ли, бархат прекрасно сохранился? Первая жена графа, Магдалена, занималась обстановкой гостиной. Мне кажется, алый бархат и позолота смотрятся очень богато. И эти белые колонны — иногда я чувствую себя здесь, как в ожидании королевского выхода. Конечно, я не имею в виду Георга — он совсем помешался, бедняга.

Граф отпил из чашечки — чай был темный, крепкий, как раз по его вкусу. Он спросил, обращаясь к Элсбет:

— Вы хотели бы остаться в Эвишем-Эбби?

Элсбет вздрогнула, и чашечка в ее руках заколотилась о блюдце.

— О Господи, конечно, нет, милорд. То есть я хочу сказать, вы очень добры, милорд, если позволяете мне остаться, но теперь у меня другие планы. — Она вдруг просияла. — Я все еще не могу поверить, что это правда. Но это в самом деле так, вот и леди Энн о том же говорит, и, значит, я не ошиблась. Наверное, отец и в самом деле не забыл о моем существовании. Леди Энн уверяет, что он всегда помнил обо мне. Я и не надеялась на такое внимание с его стороны, но он ведь сам доказал это, упомянув меня в завещании, не так ли?

На такой вопрос ответить было нелегко: отец завещал ей десять тысяч фунтов — какие, казалось бы, тут могли быть сомнения? — но все было не так просто.

— Да, — наконец промолвил граф, — он действительно позаботился о вашем будущем. Что вы намерены делать со своим приданым, Элсбет? Поехать в Париж? Купить виллу в Италии?

— Я еще не решила, милорд. — Она стрельнула глазами в сторону леди Энн, которая тотчас добавила:

— Мы пока только обсуждаем возможные варианты, Джастин. Но я полагаю, Элсбет понравится в Лондоне. Я бы с удовольствием отправилась сопровождать ее. — Она на секунду умолкла и прямо взглянула в его серые глаза. — После того как вы с Арабеллой поженитесь, мы должны будем пересмотреть наши планы. Но в любом случае мы не останемся здесь и не будем вам мешать.

Его левая бровь взлетела вверх — точно такую же привычку Арабелла унаследовала от отца. Энн не переставало удивлять их сходство. Остается только молиться, что они не станут относиться друг к другу, как брат и сестра. Граф ничего не ответил на ее замечание, но она чувствовала, что ему стоило большого труда промолчать.

После того как Краппер убрал поднос с чаем, доктор Брэнион приблизился к леди Энн и тихо сказал:

— Не торопите события, моя дорогая. Мне бы очень хотелось знать, что собирался сказать вам граф. Ему нелегко было молчать. Как бы то ни было, это хороший знак — он вселяет надежду.

— Чепуха! Джастин прекрасно понимает, что поставлено на карту. Он сделает все возможное, чтобы привести Арабеллу к алтарю, — попомните мое слово.

— Но если она этого не захочет, я ума не приложу, что нам тогда делать.

— А нам ни в коем случае нельзя вмешиваться, Пол. Я не верю, что Джастин настолько глуп или бестактен, что не сможет уладить это дело. Что ж, поживем — увидим. Нам и правда остается только ждать.

Доктор Брэнион кинул быстрый взгляд в сторону Элсбет, которая старательно поддерживала разговор с графом.

— Вы не сказали мне, что уезжаете вместе с Элсбет.

Леди Энн почувствовала, как внутри нее что-то встрепенулось. Она растерянно заморгала и отвела взгляд. Перед ее мысленным взором вдруг всплыло давнее воспоминание, и она неожиданно спросила:

— Пол, вы помните тот день, когда я родила Арабеллу? Я никогда не говорила вам этого, но я знаю, что вы были тогда со мной все те ужасные часы. Я знаю, что вы не покинули меня. Я помню ваш голос — он приказывал мне собраться с силами, даже когда я готова была сдаться и умереть. В тот день вы спасли мне жизнь.

Забыл ли он? Да ему до конца жизни не забыть ужаса тех бесконечных часов у ее постели: как он боялся, что она не выдержит страданий и умрет, как он ненавидел графа за его проклятое безразличие!

— Конечно, помню, — медленно ответил мистер Брэнион, — но не думал, что вы помните об этом. Боль была чрезвычайно сильной, и я полагал, что ваш разум милосердно изгладит из вашей памяти ужасные подробности того дня.

Она сказала это просто из вежливости, понял он. Леди Энн хочет убедить его, что он по-прежнему желанный гость в этом доме и всегда им будет. Доктор внезапно поднялся, чувствуя, что не может более ни минуты оставаться здесь. Ее снисхождения ему не вынести.

— Уже поздно, Энн, и я должен покинуть ваше общество — меня ждет мистер Крокер: он жалуется на боли в желудке. Его дом в получасе езды от Эвишем-Эбби. К тому времени, как я доберусь туда, он, возможно, будет проклинать всех и вся. Знаете, он зовет меня «мой мальчик» — это в моем-то возрасте.

Ему неприятны эти воспоминания, решила леди Энн, задумчиво глядя ему в лицо. Да, ей было тогда очень плохо, но для него она была всего лишь пациенткой, и теперь она поставила его в неудобное положение. Она поднялась, встала с ним рядом и попыталась изобразить вежливую улыбку, хотя это было и нелегко.