Остановив машину во дворе на парковке, Данилов повернулся ко мне и проронил первое слово с тех пор, как мы выехали:

— Спасибо.

Я почувствовала по его напряженному взгляду, что он волнуется, и всей душой рвется в дом, но все же прежде он обошел машину и успел открыть мне дверцу, пока я трясущимися пальцами боролась с ремнем.

Ярослав Алексеевич принял мою дрожащую руку, помогая выбраться.

— Испугалась?

— Есть немного, — не стала я отрицать и встала на не менее дрожащие ноги.

Земля и правда ощущалась как-то непривычно.

— Прости, я обычно так не гоняю. Идем, — не выпуская моей руки, он зашагал к дому.

В тот же миг дверь отворилась, и на крыльцо выскочила молодая светловолосая женщина с аккуратным каре. Одета она была в джинсы и светло-серый теплый свитер под горло. Она резко остановилась, вперившись взглядом в меня, но тут же опомнилась, коротко поздоровавшись со мной. Затем ухватила Данилова за рукав и повела в дом, быстро вводя в курс дела:

— Приходил наш доктор, диагностировал отравление. Вколол ему антидот и витамины, список назначений на столе. Вряд ли это живодеры, скорее похоже на пищевое отравление. Переел, дурашка.

Немного помявшись, я последовала за ними, точно животное, втягивая ноздрями запахи незнакомого жилища и несмело осматриваясь по сторонам. Не разуваясь, мы прошли в большое помещение, занимающее весь первый этаж — обустроенная в классическом стиле гостиная, плавно переходящая в кухню, сделала я выводы. Данилов как раз подошел к столу и взял листок. Хмурясь, пробежался по нему взглядом, а затем посмотрел куда-то между пустующим диваном и окном, при этом его лицо стало таким умильно жалостливым, что я недоуменно заморгала и спросила:

— А где больной друг?

В этот миг жалобно заскулил щенок, и я подалась вперед, выглядывая из-за Данилова. В лежаке на полу лежал черно-белый хаски, глядя на нас голубыми глазищами. Весь вид щенка, которому было не больше полугода, говорил о том, что ему нездоровится. И напряженная поза на боку, и самофиксирующийся бинт на лапе, и мелкая дрожь, сотрясающая тело. Без раздумий, я опустилась рядом, протянула раскрытую ладонь:

— Ну привет, дружок. Худо тебе да?

Песик обнюхал мою руку, легонько лизнул суховатым языком и, бессильно уронив голову, снова заскулил. Я запустила пальцы в непривычно мягкую шерстку, почесала за ухом. Щенок уткнулся широким лбом в мою ладонь да так и замер, прикрыв невероятно голубые глаза.

Рядом со мной опустился Данилов, погладил песика осторожно:

— Ларс, ну как же тебя угораздило?

Стоя на коленях, он гладил щенка. Затем наклонился и что-то принялся шептать ему на ухо ласковые слова. Мне было немного неловко наблюдать столь интимную сцену. Я отвернулась и встретилась взглядом с девушкой. Она как-то виновато улыбнулась и коротко глянула на дверь.

— Яр, я пойду. Мне пора кормить Алинку, Андрей звонил. Переживает…

— Да, конечно. Спасибо тебе, Лен, — толком не обернувшись ответил Данилов.

Мы коротко попрощались, и она ушла, накинув капюшон легкомысленной шубки из голубой норки.

— Бывшая, — коротко выдал вдруг Данилов, когда за Леной закрылась дверь.

— А? — недоуменно посмотрела на него.

— Лена — моя бывшая. Замужем за моим родным братом, — пояснил он. — Ну чтобы ты не мучилась в раздумьях.

Он присел на диван и достал смартфон.

Пока он разговаривал с доктором, выясняя подробности, Я скинула пальтишко и самовольно отправилась на кухню, которая располагалась тут же и принялась готовить чай. Все необходимое нашлось прямо на столе, так что мне и здесь не пришлось задавать лишних вопросов.

Я знала, что Данилов любит несладки чай из смеси черного листового со щепоткой бергамотового. Сорт его любимого печенья также не был тайной — неоднократно выбрасывала пустые упаковки и мыла посуду. Присовокупила баночку абрикосового варенья и тосты, с интересом пронаблюдав, как два поджаренных кусочка выпрыгнули из чудо-техники. С одной стороны — баловство, а с другой вкусно.

Поднос с нехитрой снедью поставила на журнальный столик.

— Спасибо! — Данилов буквально просиял, подняв на меня глаза, но залегшая промеж бровей морщинка никуда не делась. — Давай-ка я сделаю бутерброды.

— Лучше я!

— Идем, я покажу, где холодильник, — пошутил Данилов. — Правда, не уверен, что там есть что-то толковое, я дома почти не ем.

Все же в холодильнике нашелся сыр, и мы сделали-таки бутерброды. Пока готовили, Ярослав поделился тем, что сказал ему доктор.

— Говорит, предположение подтвердилось. Таурином отравился. Это значит он регулярно ел кошачий корм… Причем в больших количествах. Его кормом и рвало, но сначала думали, что он собачий. А у меня и кошек-то нет, где же он его смог найти…

Перекусив, мы выполнили предписанные доктором процедуры, напоили щенка водой и лекарствами. Его еще несколько раз вырвало, еще несколько раз мы его выпаивали, и постепенно дрожь прошла. Ларс даже сам прогулялся по гостиной, ткнулся в пустую миску, со вздохом полакал воды и вернулся на свое место, где, свернувшись калачиком, уснул. Его дыхание было ровным, он больше не дрожал. Мы поняли — точно полегчало.

Несмотря на это, мы до глубокой ночи мы просидели на теплом полу в гостиной, время от времени проверяя спящего щенка. Тихонько разговаривали, притушив лишний свет. Пространство освещали подсветка на кухне и настоящий уютно потрескивающий дровами камин.

Говорили о разном. Начали с любви к собакам, а затем перешли к более щекотливым темам. Я поинтересовалась, как так вышло, что его бывшая девушка Лена вышла за его брата. И как он так легко с ней общается.

— Андрей смог дать ей то, что никогда не смогу дать я, — Данилов вздохнул и откинулся на пушистый ковер, который чуть раньше принес откуда-то со второго этажа.

— Даже не представляю, что такого может быть у него, чего нет у тебя. Храпишь, наверное, ночью? Носки разбрасываешь?

Данилов рассмеялся и помотал головой.

— Тогда… — задумалась я. — Не закрываешь зубную пасту и днями пропадаешь на работе.

— В точку! — улыбнулся Данилов.

Он лег на пол и подложил под голову руки, с интересом глядя на меня.

— Маша, а у тебя там дома кто-нибудь есть?

Я слегка покраснела и мотнула головой.

— Нет, конечно!

От неловкости, решила подкинуть в камин полешко. А когда повернулась, ощутила жар куда больший, чем тот, что шел от огня.

— Ты красивая и умная девушка. Почему так категорично?

— Слишком строгий фейсконтроль, — горько усмехнулась я.

— Это как?

— У меня строгий отец и четверо братьев, и пусть не все еще совершеннолетние, но…

— Сильно. Строгий отец — это определенно аргумент. И что, ни с кем даже не встречалась серьезно?

Я задумалась? Вроде бы и встречалась, но тайно и не больше недели. А потом ловеласу вломили, и он и смотреть в мою сторону забыл. Так что подобное вряд ли можно назвать серьезными отношениями.

— Даже не знаю. Выходит, что нет. Пара поцелуев же не считается?

Данилов вдруг потянулся и взял мою руку. Прижал к собственной покрытой щетиной щеке. Он по-прежнему не сводил с меня глаз, наблюдая за реакцией. Я замерла, глядя сверху вниз на лежащего передо мной мужчину и ощущала, как закипает кровь в венах. Приятно закололо даже пальчики на ногах.

— Пара поцелуев точно не считается, — согласился со мной Ярослав.

Мы вдруг вернулись в тот самый момент, когда телефонный звонок не дал случиться поцелую. Только на этот раз, нас никто не прервал…

Глава 14

Дело о снесенной напрочь крыше

Данилов приподнялся, сокращая разделяющее нас расстояние. Наши губы встретились. Он целовал меня жадно и ненасытно. Забирая воздух. Лаская и прикусывая мои губы, завладевая ими безраздельно. Его руки уверенно гладили меня, прошлись по бокам, легли на мой зад, чуть стиснули и спустились по бедрам ниже. Язык стал настойчивее и проник ко мне в рот, пуская новые волны жара по венам. Принялся бороться с моим и скользить, лаская каждый уголок. Поймал мой и, втянув, стал посасывать. Я и не заметила, как стала отвечать, повторяя за ним. Неумело, зато охотно и со всей страстью. Мне сейчас казалось, что наконец меня пустили в мир неизведанного. Того что всегда считалось под запретом. Сейчас загляну через приоткрытую дверцу и сразу назад…

От каждого влажного движения наших языков все сильнее кружилась голова, а по телу разбегались нескончаемые мурашки. Я не поняла, как оказалась снизу. Ярослав навис надо мной, разместившись промеж разведенных в стороны ног. Что-то твердое и горячее даже сквозь несколько слоев одежды, многозначительно уперлось в пульсирующее желанием лоно. Ощущение было новым и столь сильным, что я не сдержала тихого стона.

Данилов горстью сгреб мои волосы на затылке. Потянул, заставляя изогнуться, принялся покрывать горячими поцелуями шею, прикусывать кожу. И при каждом касании его зубов или горячих губ царапала щетина, рассылая по телу электрические импульсы. Я вздрагивала и втягивала сквозь зубы воздух. Мужская чуть шершавая ладонь проникла под водолазку, погладила трепещущий обнаженный живот. Слегка надавила, вырвав удивленный выдох. Одновременно он вжимал меня в пол бедрами, ритмично и размеренно, так что влажное белье терлось о ставшую невероятно чувствительной промежность.

Ярослав сполз ниже. Задрал водолазку до самых подмышек, обнажив мне живот, и затеял невыносимую пытку — принялся его целовать. Я извивалась и вздрагивала, вцепляясь в его волосы, слушала его шумное учащенное дыхание. Его руки тем временем подобрались к моей груди. Захватили полушария, чуть стиснули. Пальцы нагло исследовали пространство за краем бюстгалтера. Обнаружили соски, потерли, надавили, вырывая громкий стон. Потянули чашечки бюстгалтера ниже, обнажая тугие, торчащие с вызовом горошины.

Данилов издал какой-то нечленораздельный звук и снова оказался у моего лица, мимолетно прикусил губу, поцеловал и принялся ласкать мою грудь. Язык обводил соски, играл с ними. Он то втягивал вершинки в рот, то принимался теребить их пальцами, запуская по телу импульсы. Я улетала от каждого прикосновения, плыла по волнам удовольствия, покоряясь воле мужчины. Что-то невнятно лепетала без смысла, цепляясь за него пальцами.

Мои руки словно жили отдельной жизнью, гладили его твердый живот, покрытый жесткими волосками. Ласкали развитую грудь. Я втягивала ноздрями аромат его кожи, касалась губами, пробовала на вкус языком. И где-то на самой границе сознания понимала, что мое возбуждение постепенно достигает точки невозврата.

Расстегнулась пуговица джинсов. Мужская рука скользнула под пояс колготок, не без труда проникая в трусики. Ладонь накрыла мое естество, чуть надавила на лобок. Я инстинктивно подалась навстречу, желая разрядки. Желая, чтобы это не кончалось и кончилось одновременно. Пальцы коснулись влажных от соков лепестков, скользнули чуть вглубь, задев чувствительное место. Я ахнула и дернулась, но пытка продолжилась. Раз за разом они возвращались, прижимая клитор, а затем снова соскальзывали. Во рту пересохло, в ушах шумело. Что-то тяжелое и горячее собиралось в тугую пружину внизу живота.

Я вцепилась пальцами в плечо мужчины, и Данилов меня поцеловал, несколькими ритмичными движениями доводя до первого в моей жизни оргазма. Я застонала ему в губы, извиваясь, и прижимаясь к его руке.

— Хочу тебя, сейчас! — хрипло уведомил меня он, поднимаясь на ноги.

— Куда ты?

— В спальню, там есть презервативы.

Данилов потянул меня за руки, поднимая с пола. Я все еще была не в себе, витая в облаках накрывшего меня удовольствия. Осознав мое состояние, он подхватил меня на руки и безапелляционно понес наверх, а я потихоньку приходила в себя и ужасалась. Да что же я творю! Что собираюсь сделать? Что он обо мне подумает завтра, решит, что я доступная девка или того хуже?

Внизу сквозь сон недовольно тявкнул щенок, окончательно развеяв туман страсти. Я положила мужчине руку на грудь.

— Ярослав Алексеевич, поставьте меня, пожалуйста.

Данилов остановился на полушаге. Затем все же завершил подъем.

— Маша, что случилось?

Я чувствовала, что он смотрит на меня, но не поднимала глаз.

— Не надо. Я ничего не хочу, — голос почти не дрожал, вопреки навернувшимся на глаза слезам.

Почему так тянет расплакаться? Отчего я дрожу?

Меня без возражений опустили на пол, и я поспешно застегнула джинсы. Все еще не глядя на него, попросила:

— Вызовите мне, пожалуйста, такси. Мне пора… Давно было пора.

— Маш, ну чего ты? — растерянно поинтересовался Данилов, и я не удержалась, всхлипнула.